Был первый понедельник после празднования Четвертого июля. По понедельникам она не работала.

– Она помогала, но потом услышала самолет и выскочила в сад. Она каждый раз так.

Сидни рассмеялась.

– Не понимаю. Раньше я не замечала за ней такой страсти к самолетам.

Клер пекла шоколадные кексы для Хейвершемов, которые жили через четыре дома от них. Их внуку исполнялось десять, и они устраивали в честь дня его рождения пиратскую вечеринку. Вместо именинного торта они заказали шесть дюжин кексов с запеченным в каждый из них сюрпризом: колечком, монеткой или амулетом. Клер сделала из тонких побегов дягиля засахаренные полоски и собиралась выложить из них на каждом кексе поверх глазури по крестику вроде тех, какими на пиратских картах отмечают место, где зарыт клад, а потом при помощи зубочистки приколоть к каждому маленький листик с загадкой про то, что спрятано внутри.

Сидни немного понаблюдала, как Клер готовит глазурь.

– Ну и когда она будет?

– Вечеринка у Хейвершемов? Завтра.

– Я с радостью возьму выходной и помогу тебе.

Клер улыбнулась, тронутая предложением сестры.

– У меня уже есть помощницы на завтра. Спасибо.

В кухню вбежала Бэй, и Сидни улыбнулась.

– Послушай, солнышко, совершенно не обязательно носить брошку, которую дала тебе Эванель, каждый день. Она не обидится.

Бэй опустила глаза на брошку, приколотую к футболке.

– А вдруг она мне понадобится?

– Пойдем посмотрим на школу, где ты будешь учиться?

– Ты справишься без меня, тетя Клер? – спросила Бэй.

– Ты сегодня очень мне помогла. Спасибо тебе. Думаю, я смогу доделать все сама, – сказала Клер.

Мысль о том, что осенью Бэй пойдет в школу, печалила ее. Впрочем, тогда можно будет предвкушать вечера, когда Бэй будет возвращаться из школы, а Сидни с работы и они будут собираться вместе. Она была рада тому, что сестра и племянница здесь, с ней, и пыталась думать только об этом, а не о том, сколько это продлится.

Клер не готова была признать, что до сих пор думает о том, как все это закончится. Не проходило ни дня, чтобы она об этом не думала.

– Мы ненадолго, – сказала Сидни.

– Хорошо.

По коже Клер вдруг побежали мурашки и волоски на руках встали дыбом. Вот черт.

– Сейчас появится Тайлер. Пожалуйста, скажи ему, что я не хочу его видеть.

В дверь постучали, и Сидни расхохоталась.

– Как ты узнала?

– Узнала, и все.

– Знаешь, Клер, если тебе когда-нибудь понадобится поговорить…

«Все еще слишком много тайн. Я раскрою мои, если ты раскроешь свои».

– Взаимно.

* * *

Бэй с Тайлером сидели на крыльце на качелях. Тайлер своими длинными ногами раскачивал их во всю мочь, а Бэй смеялась, потому что в этом был весь Тайлер. Он с легкостью отвлекался и всегда готов был ввязаться в какую-нибудь забаву. Правда, мама строго-настрого велела Бэй не мешать ему, когда он был на чем-то сосредоточен, потому что это все равно что за обедом задавать человеку вопрос, когда он еще не закончил жевать.

Пока они качались, Бэй думала про свой сон, тот, где она была в саду. Ничего здесь не будет как следует, пока она в точности не повторит его. А она никак не могла сообразить, каким образом сделать так, чтобы на лице у нее играли солнечные блики, и еще, сколько бы она ни выносила в сад тетрадей и ни поднимала их в воздух, листки никак не желали шелестеть на ветру как нужно.

– Тайлер, – позвала Бэй.

– Что?

– Отчего на лице получаются блики? Ну, когда лежишь на солнце? Иногда я вижу, как мимо пролетают самолеты, они блестящие, и от солнца на них играют блики, но когда я лежу во дворе и в небе пролетает самолет, на мне никаких бликов не появляется.

– Ты про те отблески, которые получаются, когда от чего-то отражается свет?

– Да.

Он на миг задумался.

– Ну, если поймать зеркальцем луч света, получатся солнечные зайчики. Хрустальные или металлические подвески, если их вынести на улицу, когда дует ветер, тоже могут отражать солнечный свет. И на воде тоже от солнца появляются блики.

Бэй кивнула, ей захотелось немедленно испробовать эти идеи.

– Здорово! Спасибо.

Он улыбнулся.

– На здоровье.

На крыльце показалась Сидни, и Тайлер прекратил раскачиваться так внезапно, что Бэй пришлось ухватиться за цепь, чтобы не свалиться. Да, мама и тетя Клер умели произвести на людей впечатление.

– Привет, Тайлер. – Сидни остановилась перед сетчатой дверью, потом нерешительно оглянулась на дом. – Э-э… Клер сказала, что не хочет тебя видеть.

Тайлер поднялся, и качели снова пришли в движение.

– Так я и знал. Я напугал ее.

– Что ты сделал?! – осведомилась Сидни точно таким же тоном, как когда Бэй однажды попыталась сама подстричь себе волосы.

Тайлер уставился себе под ноги.

– Я ее поцеловал.

Сидни расхохоталась, но тут же прикрыла рот рукой, когда Тайлер вскинул голову.

– Прости. Это точно все? – Она подошла к Тайлеру и похлопала его по руке. – Я сама поговорю с ней, ладно? Если ты сейчас постучишься, она не откроет. Пусть пока разыгрывает из себя королеву Елизавету, если ей от этого легче.

Сидни сделала Бэй знак слезать с качелей, и они вместе спустились по лестнице.

– Значит, всего один поцелуй?

– Да, но какой!

Сидни обняла дочь.

– Не знала, что в ней это есть.

Они с Тайлером дошли до его дома, и он распрощался с ними.

– Зато я знал.

– Тетя Клер чем-то расстроена? – спросила Бэй, когда они завернули за угол. – Сегодня утром она забыла, куда кладут столовое серебро. Пришлось мне ей показывать.

Такая метаморфоза в тете Клер немного тревожила. Вот если бы ей удалось сделать все так, как было во сне! Тогда все стало бы как надо.

– Она не расстроена, солнышко. Просто она не любит, когда у нее не получается что-то контролировать. Бывают люди, которые не умеют влюбляться, как некоторые не умеют плавать, например. Когда они оказываются в воде, то первым делом впадают в панику. А потом научаются.

– А ты?

Бэй сорвала травинку, проросшую в трещине на тротуаре, и, зажав ее между пальцами, попыталась подуть в нее, чтобы получился пронзительный свист, как научил ее на праздновании Четвертого июля ее новый друг, Дакота.

– Умею ли я влюбляться? – уточнила Сидни, и Бэй кивнула. – Да, пожалуй, умею.

– А я уже влюбилась.

– Что, правда?

– Да, в наш дом.

– Ты с каждым днем становишься все больше похожа на Клер, – сказала Сидни, когда они наконец остановились перед длинным зданием из красного кирпича. – Ну вот мы и пришли. Мы с тетей Клер здесь учились. Бабушка никогда особенно не любила выходить из дома, но каждый день провожала меня в школу. Я хорошо это помню. Это славное место.

Бэй взглянула на здание школы. Она знала, где будет ее класс: третья слева дверь по коридору, который начинался сразу от входа. Она даже знала, как там будет пахнуть: оргалитом и чистящим средством для ковров. Она кивнула.

– Да, это правильное место.

– Да, – согласилась Сидни. – Это так. Ну что, ты рада, что пойдешь в школу?

– Это будет здорово. Я буду в одном классе с Дакотой.

– С какой Дакотой?

– Это мальчик. Я познакомилась с ним на празднике Четвертого июля.

– А-а. Что ж, я рада, что ты обзаводишься друзьями. Хотелось бы мне, чтобы и у Клер они появились, – произнесла Сидни.

В последнее время она только и делала, что говорила о сестре, а когда они с Клер были вместе, Бэй видела, что они снова превращаются в девчонок. Как будто проживают свою жизнь заново.

– Тебе тоже не мешало бы с кем-нибудь подружиться, мамочка.

– Не беспокойся обо мне, солнышко.

Порыв ветра вдруг донес откуда-то запах одеколона Дэвида, и Сидни обняла дочку за плечи и привлекла к себе. Бэй на миг стало страшно, не за себя, за маму. До нее отцу вообще никогда не было дела.

– Мы сейчас недалеко от центра. Давай заглянем в магазин к Фреду, купим клубничных тартинок! – весело сказала Сидни тем особенным голосом, каким взрослые всегда пытаются отвлечь детей от того, что происходит на самом деле. – А еще знаешь, чего мне хочется? «Читос». Сто лет не ела «Читос». Только Клер не говори, ладно? А не то она попытается сама их приготовить.

Бэй не стала спорить. Она обожала клубничные тартинки. Они были куда лучше, чем ее отец.

Добравшись до магазина Фреда, они вошли внутрь, и Сидни взяла корзинку. Когда они миновали овощной отдел, раздался грохот, и во все стороны покатились апельсины. Они были повсюду: в хлебном отделе, под тележками покупателей, и Бэй казалось, что она слышит, как они смеются, точно охваченные ликованием от внезапной свободы. Продавец овощного отдела и пара корзинщиков тут же бросились собирать их, как специальные мальчики, которые подбирают мячи на теннисном корте; можно было подумать, что они все это время прятались где-то поблизости, дожидаясь чего-то подобного.

Виновник происшествия стоял перед опустевшим прилавком, на котором еще несколько секунд назад громоздилась пирамида апельсинов, но смотрел он не на разгром, который сам же и учинил, а на Сидни.

Это был Генри Хопкинс, тот самый мужчина, который угостил их мороженым, а потом сидел на их одеяле в день Четвертого июля. Бэй он нравился. Он был такой спокойный, совсем как Клер. И надежный. Не сводя глаз с Сидни, он приблизился к ним.

– Привет, Сидни. Привет, Бэй, – поздоровался он.

Сидни кивнула на апельсины.

– Знаешь, на нас несложно произвести впечатление. Не стоило устраивать такой разгром, чтобы привлечь наше внимание.

– Открою тебе один мужской секрет. Мы делаем глупости не нарочно, но обычно из самых благих побуждений. – Он покачал головой. – Я прямо как мой дедушка. Он вечно меня наставляет, чтобы я не ловил ворон.

Сидни рассмеялась.

– Мы с Бэй пришли за клубничными тартинками.