А вот не пускать в свою жизнь Тайлера она вполне может. Придется отваживать его любыми способами. Резко, даже грубо, если понадобится. В жизни Клер для него просто нет места. Там и так уже слишком много народу.

Бэй вбежала в кухню перед Сидни и Тайлером. Она обняла тетку, как будто обнять человека без особых на то причин было самым естественным делом в мире, и Клер на миг крепко прижала ее к себе. Девочка вывернулась и побежала за стол.

В кухню вошла Сидни, следом за ней появился Тайлер. Клер сразу заметила, что он подстригся. Короткие волосы шли ему, придавали более сосредоточенный вид. А это, решила она, когда его взгляд остановился на ней, было крайне скверно. Нельзя потерять то, чего не имеешь, подумала она и отвернулась.

– Здорово, наверное, было расти в таком доме, – заметил Тайлер.

– Да, это было занятно, – отозвалась Сидни. – На лестнице есть одна скрипучая ступенька, четвертая снизу. Когда мы были маленькими, каждый раз, как на нее кто-нибудь наступал, из щелки в верхней ступеньке выглядывала мышка, чтобы посмотреть, что это за шум.

Клер с изумлением взглянула на сестру.

– Ты об этом знала?

– Во мне, конечно, не много от Уэверли, но я тоже выросла в этом доме. – Сидни стащила кусок хлеба из-под руки Клер, которая делала сэндвичи и складывала их на тарелку. – Клер научилась готовить все эти безумные блюда у нашей бабки.

– Никакое это не безумное блюдо. Это суп и сэндвичи с джемом и арахисовым маслом.

Сидни подмигнула Тайлеру.

– Сэндвичи с имбирным джемом и миндальным маслом.

По коже Клер неожиданно пробежал мороз. У Сидни все это выходило так легко, что Клер раньше даже ненавидела ее за это. Посмотрите только, как непринужденно она болтала с Тайлером, как будто завязать отношения, несмотря на то что они так легко рушатся, было для нее плевым делом.

– Вы в детстве дружили? – спросил Тайлер.

– Нет, – ответила Сидни, опередив Клер.

Клер разлила суп в три глубокие тарелки и поставила их на столе рядом с блюдом с сэндвичами.

– Угощайтесь, – сказала она и вышла в сад.

Тайлер, Сидни и Бэй проводили ее глазами.

Сорок пять минут спустя Клер закончила копать яму у забора и принялась собирать яблоки, которые нападали с яблони. Было душно, воздух казался густым, как сироп из сорго, и в нем уже чувствовалось липкое дыхание надвигающегося лета.

– Хватит, – повторяла она как заведенная, а яблоня осыпала ее яблоками, пытаясь вывести из себя. – Чем больше ты набросаешь, тем больше я закопаю. А ты ведь знаешь, что у тебя уйдет неделя, чтобы вырастить новые.

На голову ей приземлилось небольшое яблоко.

Она вскинула глаза на ветви; они слегка подрагивали, хотя ветра не было.

– Так вот в чем ваш секрет?

Она обернулась и увидела под деревом Тайлера. И давно он тут стоит? Она даже не слышала, как он подошел. Яблоня ее отвлекала. Чертова коряга.

– Мой секрет? – настороженно переспросила она.

– Ваш секрет в этом саду. Вы разговариваете с растениями.

– А-а. Да, так и есть.

Она отвернулась и подобрала с земли еще несколько яблок.

– Обед был роскошный.

– Рада, что вам понравилось.

Он не двигался с места.

– Я немного занята, – заметила она.

– Сидни предупреждала, что вы так скажете. И велела мне все равно выйти.

– Я понимаю, ее самоуверенность привлекает, но мне кажется, что сейчас ей просто нужны друзья, – к собственному изумлению, произнесла Клер.

Она вовсе не собиралась этого говорить. Создавалось впечатление, что ей не все равно. Конечно, ей хотелось, чтобы Тайлер переключился на что-то иное. Но не на Сидни. Клер закрыла глаза. А она-то думала, что времена детской ревности безвозвратно миновали.

– А вы? Вам нужен друг?

Она подняла на него глаза. Казалось, он чувствовал себя совершенно непринужденно, стоя под яблоней в своих свободных джинсах и рубахе навыпуск. На миг ее охватило желание подойти к нему, очутиться в его объятиях, окунуться в ощущение спокойствия. Что это на нее нашло?

– Мне не нужны друзья.

– Вам нужно нечто большее?

Клер не слишком разбиралась в мужчинах, но поняла, что он имел в виду. Она знала, что значат те крошечные фиолетовые вспышки, которые можно различить только ночью, вокруг него.

– Я вполне довольна тем, что имею.

– И я тоже, Клер. Вы очень красивая, – бухнул он. – Ну вот, я сказал это. У меня больше не было сил сдерживаться.

Он не боялся, что ему сделают больно. Наоборот, он напрашивался на это. Кто-то из них должен был проявить благоразумие.

– Когда я сказала, что занята, я говорила серьезно.

– Когда я сказал, что вы очень красивая, я тоже говорил серьезно.

Она подошла к яме у забора и высыпала в нее яблоки.

– Я буду занята еще очень долго.

Когда она снова обернулась, Тайлер улыбался во весь рот.

– Ну а я нет.

Он двинулся прочь, и она с беспокойством проводила его взглядом. Что он пытался ей сказать? Это что, предупреждение?

«Я не пожалею времени, чтобы проникнуть в твою жизнь».

Глава 5

Особняк Мэттисонов остался в точности таким же, каким Сидни его помнила. Наверное, она даже сейчас могла бы найти дорогу в спальню Хантера-Джона хоть с закрытыми глазами. Когда они оставались в доме одни, она воображала, будто это их дом. Они лежали в постели, и она вслух мечтала об их будущем. Но когда на выпускном Хантер-Джон порвал с ней, он сказал: «Я думал, ты все понимаешь».

Тогда она ничего не понимала, зато поняла потом. Она поняла, что любила его и что он был единственным мужчиной, которого она любила так сильно, с такой надеждой. Она поняла, что все равно уехала бы из Бэскома, с ним или без него. Она поняла, что он не мог принять ее такой, какой она была. Это она понимала лучше всего, потому что сама не могла принять себя.

Когда Клер подъехала ко входу для прислуги и они вошли в кухню, Сидни охватил полузабытый легкий трепет оттого, что она очутилась там, где на самом деле ей быть не полагалось. Не нужно ей было сюда приезжать, но она не сдержалась. Пожалуй, это было чем-то сродни проверке на прочность, так она обшаривала дома своих хахалей, пока те были на работе, и опустошала их тайники, прежде чем скрыться из города. Здесь она тоже намеревалась кое-что украсть. Она собиралась насладиться воспоминаниями, которые больше ей не принадлежали. Но почему она все это затеяла? Да потому, что самая прекрасная пора ее юности, самые лучшие воспоминания о жизни в Бэскоме были связаны с тем временем, когда она встречалась с самым завидным женихом во всем городе. Ею все восхищались. Все ее принимали. Она нуждалась в этих воспоминаниях, нуждалась куда больше, чем Мэттисоны. Они-то небось и думать о ней давно забыли.

Навстречу им вышла экономка, представившаяся Джоанной. Ей было за сорок, а ее блестящие черные волосы были такими прямыми, что почти не колыхались, а это значило, что она не терпит оплошностей.

– Цветы уже доставили. Я получила распоряжение не расставлять их до вашего приезда, – сообщила Джоанна. – Вы пока разгружайтесь, а я буду на патио. Знаете, где это?

– Да, – с важным видом протянула Сидни, когда экономка исчезла за дверьми кладовой. – Миртл мне нравилась больше.

– Кто такая Миртл? – поинтересовалась Клер.

– Прежняя экономка.

– А-а, – только и произнесла Клер.

Когда все было перенесено из фургона в кухню, а то, что нужно, сложено в холодильник, Сидни повела сестру на патио. Миссис Мэттисон всегда гордилась своими классическими интерьерами, и Сидни очень удивилась, обнаружив в доме засилье розового цвета. Стены столовой были оклеены обоями оттенка дамасской розы, и обивка стульев вокруг длинного обеденного стола тоже была бледно-розового цвета. В гостиной, объединенной со столовой, мягкая мебель и ковры пестрели розовыми цветами.

Просторный дворик-патио располагался справа, за распахнутыми французскими дверями. С улицы веял теплый летний ветерок, доносивший запах роз и хлорки. Сестры вышли на патио, и Сидни увидела, что вокруг пруда расставлены круглые кованые столики и кресла, а в углу установлена замысловатая барная стойка. Вдоль стен тянулись длинные столы для угощения; именно там и стояла Джоанна, окруженная пустыми вазами и букетами цветов.

Клер направилась к Джоанне, но Сидни точно приросла к земле. Голова у нее шла кругом. Все было как во сне – эти белые скатерти на столах, края которых трепал ветер, эти фонари в пруду, от которых повсюду вокруг разбегались дрожащие тени, цветки герани среди кустов. В юности ей так хотелось всего этого – этого благополучия, этой райской жизни. Она вдруг отчетливо вспомнила ощущение, каково это – быть частью этой жизни, частью чего-то, знать, что ты принадлежишь к определенному кругу.

Пусть даже все это была лишь иллюзия.

Сидни скрестила руки на груди и принялась наблюдать за прислугой, которая расставляла на столах высокие стеклянные фонари со свечами внутри. Словно откуда-то издалека до нее донесся голос Клер: она давала Джоанне указания, как расставить на столах розы, фуксии и гладиолусы.

– Гладиолусы вот сюда, – говорила она, – к блюдам с тыквенными цветками, начиненными мускатным орехом, и курицей с фенхелем. Розы сюда, рядом с лепешками с розовыми лепестками.

Все это было так сложно, так замысловато, весь этот изощренный план, призванный внушить гостям чувства, которых они могли бы не испытать. Подобные затеи были совершенно не в духе миссис Мэттисон. Однако Клер провела большую часть вечера понедельника, по телефону обсуждая с ней меню. Сидни нашла предлог появиться на кухне и слышала, как Клер у себя в кладовой говорила что-то вроде: «Если вы хотите продемонстрировать любовь, тогда розы» и «Корица и мускатный орех символизируют благополучие».

Закончив давать Джоанне указания относительно расстановки несъедобных цветов, Клер двинулась обратно в дом, но остановилась, когда поняла, что Сидни осталась стоять на месте.