неизвестен Автор - Сад плененных сердец

Как только царственные всадники выехали из дворца, войско радостно зашумело. Тысячи пеших и конных воинов собрались во дворе, и повсюду развевались тканные золотом хоругви. Вслед за падишахом двигалась вереница из сотен слонов, которые несли на спинах блещущие роскошью сиденья. По обе стороны верховых шли носильщики со всевозможными золочеными и посеребренными паланкинами, носилками, походными тронами на плечах. И были эти носильщики молоды годами, белы лицом и черны кудрями, так что казалось, будто на лице у них сошлись белый день и черная ночь. Были они одеты в вышитые рубахи и тюрбаны с парчовым концом и двигались проворно, положа руки друг другу на плечи и оглашая воздух криками. А рядом конюхи вели на шелковых поводьях шахских лошадей в драгоценной сбруе: арабских, иракских, турецких и прославленных коней с Кача. Над головами падишаха и царевича несли разукрашенные зонты, а впереди — опахало из павлиньих перьев.

Самыми первыми шли факельщики и музыканты, а барабанщики ехали на слонах и конях и били в барабаны. Одним словом, шествие это походило на свадебный поезд, и сколько ни было в городе мужчин и женщин, все они вышли посмотреть на Ризван-шаха. Всякий подносил ему богатые подарки и, едва взглянув на царевича, сейчас же влюблялся в него без памяти. Был ли то выезд царственных особ или, может, весенний ветерок, от которого расцвел волшебный цветник? Все великолепие этого шествия можно было сравнить лишь с рекой красоты.

Как только всадники выехали из городских пределов, показалась огромная равнина, покрытая зеленой травой, будто изумрудным ковром. В источниках и мраморных водоемах сверкала вода, как лист серебра среди клумб, повсюду теснились строения. С сиреневых гор стекали водопады, даруя наслаждение, а рядом струилась глубокая и полноводная река, берега которой были одеты камнем. По ней молнией проносились лодки и барки, шлюпки для прогулок, ялики и грузовые баржи. Стояли на якорях военные и торговые корабли, а по берегам в белоснежных беседках сидели сотни красавиц, любуясь зрелищем царственного выезда.

Затем всадники отправились дальше и подъехали к горе, на которую вела лестница из черного и белого камня. Войско осталось внизу, а военачальники спешились и, выстроившись цепочкой, подняли паланкины шаха и царевича на самую вершину. Оттуда насколько хватало взора простирался огромный луг, цветущий бальзамином.

С приятностью прогулявшись по горе, они спустились вниз и увидели удивительный сад, которому позавидовали бы райские цветники. Белокаменная ограда, украшенная узорами из цветов, сияла словно зеркало.

Под стеной был разбит виноградник. Вверх вилась гибкая лоза, полная изумрудно-зеленых листьев и рубиновых гроздьев. Самые большие и спелые из них, подвязанные шелком и золотой нитью, были столь прекрасны, что всякий любитель вина упивался бы их видом. Повсюду стояли ласкающие взор беседки с золотыми и алмазными шестами и кровлей из парчи, расшитой серебряной нитью. И украшали те беседки тканые занавеси.

Земля вокруг была гладкая и ровная, как лист сандала, на котором придворный слуга — утренний ветер — не оставил ни пылинки. Разноцветные клумбы пестрели как драгоценные камни, и от алых роз сад полыхал огнем. Дул ароматный ветерок, дарующий отдохновение, и текли прихотливые ручейки. А в середине цветника, будто сапфировая стрела в мраморной оправе, протянулся прекрасный канал, все четыре рукава которого были полны прозрачной воды. Били фонтаны, сделанные из золота и серебра, очертаниями подобные цветам и птицам, и струи воды, рассыпаясь в воздухе, казались распускающейся розой. В воде плескались серебристые рыбки, то всплывая наверх, то ныряя в глубину. На клумбах цвели цветы всех времен года: тюльпаны и нарциссы, маки, жасмин, ромашки и туберозы, базилик и иудино дерево — всех не перечислить. И каждый цветок любовался видом тысяч других.

В строгом порядке росли пышные деревья, и ветки их были обвязаны драгоценным шитьем. На каждой ветке качался фонарь или лампа, разгоняя ночную тьму, а беседки из стеблей хенны сверху донизу обвивали парчовые шнуры. И не было в этом цветнике уголка, где бы, подобно грациозным красавицам, не толпились кипарисы, можжевельники, самшиты и сосны. Удивительное зрелище являл собой этот цветник, ибо в нем каждая роза слышала имя Садовника мирового сада, а всякий нарцисс зрел его лик.

Показав Ризван-шаху окрестности, падишах распорядился натянуть на золотые и серебряные стойки вышитый шатер и застлать беседку зеленым бархатным ковром. А затем вместе с царевичем вошел внутрь и воссел на троне. Отовсюду явились вельможи и преподнесли правителю праздничные дары. Весь день длилось пиршество. Важно ступая белоснежными, как серебро, ногами, вошли виночерпии и наполнили хрустальные чаши вином, благоухающим сильнее, чем розовая вода. Красивые лицом музыканты запели, и все в собрании увидели, как розовое вино стало рубиновым. И было оно так прозрачно, что никто не мог различить, где рубиновая чаша, а где рубиновый напиток, будто розовощекий виночерпий держал вино на ладони. Сладкогласные музыканты ублажали слух пирующих райскими чарующими звуками саза, а голоса певцов проникали в душу, как радостная весть о вечной жизни.

Целый день не кончался праздник роскоши и веселья. И когда наступил вечер, танцор времени, одетый в небесную синеву, спрятал в сундук запада тамбурин солнца и достал из футляра востока серебряный бубен луны. Повсюду зажглись огни — это в собрание внесли всевозможные фонари. На каждом дереве, каждой ветке в саду зажгли светильники, а в цветнике расставили зеленые и красные подсвечники-лотосы с зажженными свечами. Созерцание этого лунного вечера, зрелище освещенного сада и его отражения в водах канала даровало наслаждение, а фейерверк, взлетавший в воздух у подножия горы, радовал взор.

Всю ночь падишах и царевич наслаждались танцами и пением. А когда забрезжил рассвет, утомленные танцовщицы, наконец, сели. С похмелья глаза этих розоволиких покраснели, будто на лепестках розы выступили алые прожилки. Их смех и щебет звенели мелодией прохладного утра. Одни из них, опьянев, спали там, где застиг их сон, другие умывались на берегу канала, третьи, нарвав цветов, плели венки, а четвертые, стоя под деревом, пели рагу бхайрав.

В полдень падишах изволил откушать и, спустившись с горы на берег, где стояли беседки, вместе с Ризван-шахом укрылся в летнем дворце из сандалового дерева. Луноликие красавицы и наложницы собрались на берегу и, усевшись на позолоченные стулья, стали ловить рыбу. Кто удочкой, а кто — крючком, кто на наживку, а кто — сетью.

В тот день небо затянули облака, дул прохладный ветерок и слегка накрапывал дождь. Шелестела зеленая трава, где паслись тысячи антилоп, ланей, оленей и лосей, отловленных для шахской охоты. С рисовых полей, лежащих в поймах рек, доносилось воркование куропаток, а из манговых рощ — кукованье койлы. Вдруг грянул гром, блеснула молния, в летнем дворце сорвались с крюков гамаки, и красавицы, качавшиеся в них, запели песню сезона дождей. Короче, это зрелище было подобно картине искусного художника.

После полудня Ризван-шах, испив вина, решил поохотиться и спросил на то дозволения у падишаха. «Очень хорошо», — ответствовал повелитель. Глядь, по одну сторону стоят ловчие в розовых одеждах и с ними своры собак, арабских и турецких, длинношерстных и гладких, а с другой — охотничьи леопарды и рыси. Сокольничие, надев вышитые перчатки из оленьей кожи, держат наготове соколов, ястребов и перепелятников. Падишах отрядил царевичу в провожатые везиров и сардаров, и, как только тот отправился в путь, доезжачие поскакали вперед. В охоте Ризван-шаху сопутствовала удача, и, когда он с богатой добычей возвращался назад, вдруг появилась красавица антилопа. Спину ее покрывала вышитая попона, рога сверкали рубинами и алмазами, а на копытах звенели золотые колокольчики. Царевич увидел прекрасную антилопу и сразу в нее влюбился.

— Эй, ловчие, — промолвил царевич, — нам еще не попадалась такая дичь. Поймаю-ка я ее живьем.

И собственноручно взяв силок, он погнался за антилопой. Та было бросилась прочь, но со всех сторон ее окружили охотники. И тогда она нырнула в пруд и исчезла.

Рассказчик так продолжает эту повесть. Увидев столь необыкновенное чудо, охотники пришли в изумление. А царевич, спешившись, уселся прямо на земле у края пруда и сказал:

— Пока прекрасная антилопа не покажется из воды, я ни за что не уйду отсюда.

— Это не антилопа, — говорили ему все вокруг. — Разве вода — место для дикого животного? То какой-то злой дух. Не думайте о нем и пожалуйте в обитель счастья.

Но ничем нельзя было убедить царевича. Он продолжал рыдать и не отрывал глаз от воды. Тогда, отчаявшись, придворные вернулись к падишаху и доложили ему о случившемся. Тот в волнении сей же миг оседлал коня и поскакал к пруду. И всякий, прослышав об удивительном событии, поспешил туда же, так что поднялась сутолока и суматоха.

Повелитель, увидев отчаяние сына, распорядился поставить на берегу трон, и царевич, поднявшись с земли, воссел на нем. Казалось, он потерял рассудок и не может думать ни о чем, кроме прекрасной антилопы. Глядя на него, плакал падишах и убивались наложницы. Никто не в силах был сдержать слез. Одни в печали и тоске утирали глаза, другие восклицали: «Что за россказни?!» «Царевича околдовала пери», — убеждали третьи. А четвертые, прочитав двустишие: