Внутри у Розы все клокотало от гнева. Прекратив, наконец, нервное хождение взад-вперед, она остановилась перед Рэйчел и в упор взглянула на нее.

— Или он лжет… или вы.

«Какой же идиоткой я была, — выругала себя Роза. — Поверить, что она рассказала мне все. Она же нарочно утаила тот свой разговор со Слоаном. Одному Богу известно, какие еще секреты она от меня скрывает».

— А это имеет какое-то значение? — пожала плечами Рэйчел.

В сердцах Роза так грохнула кулаком по столу, что на пол полетела пустая пластмассовая кофейная чашка и тонкий металлический подносик. По дереву стола рассыпался пепел и окурки со следами губной помады. Рэйчел поморщилась, впрочем, едва заметно.

— Еще бы, черт возьми, не имеет! — выпалила Роза. — Можно подумать, что пострадает одна только ваша задница. Вы понимаете мое положение? Сижу и слушаю, как этот тип, которого притащил сюда Ди Фазио, выстреливает в меня информацию, которая убивает меня наповал. Я ее должна была услышать от вас! А вы ее скрыли от меня сознательно.

Рэйчел продолжала хранить молчание, сидя в своем кресле и уставившись на противоположную стену, где висела большая фотография президента Форда в деревянной рамке. Дым от ее сигареты тянулся в воздухе в виде большого вопросительного знака. Роза чувствовала себя беспомощной и растерянной. «Пусть бы уж лучше Рэйчел кричала», — подумала она.

Как можно бороться с этой странной апатией, охватившей Рэйчел. С ней явно что-то происходит, но что?

Розе вспомнились эти несколько месяцев их знакомства — разговоры допоздна у нее в офисе о предстоящем судебном процессе; бесконечные телефонные звонки и бесчисленные чашки кофе, выпитые вместе… И все это время Рэйчел поражала ее своей бешеной энергией и злостью, распалявшей их обеих. Постепенно помимо своей воли Роза пришла к тому, что начала уважать эту женщину, которую всегда считала своим врагом. Когда Роза взяла это дело, ею руководило только одно желание: через Рэйчел заполучить Брайана. Сейчас, и это ее безмерно удивляло, Роза думала уже не о Брайане, а о том, чтобы помочь Рэйчел ради нее самой.

Роза заставила себя успокоиться. Она понимала, что должна добиться, чтобы Рэйчел заговорила. И рассказала ей все об этом подонке Слоане и о других вещах, которые, возможно, скрывала… В интересах их обеих.

Роза сделала глубокий вдох.

— Хорошо, — положим, он действительно лжет. Почему? Для чего ему это надо?

— Не знаю. — Голос Рэйчел звучал ровно, смазанно, словно был записан для автоответчика.

Но ее лицо, вдруг начавшая подергиваться жилка на скуле, выдали ее. Она мне лжет, — подумала Роза.

Наклонившись к Рэйчел, уперев ладони в стол, Роза произнесла:

— Хорошо. Попробуем подойти к этому с другой стороны. Дайте мне свою версию того, что произошло. Вы обсуждали с доктором Слоаном состояние Альмы Сосидо?

— Да.

— Он что-нибудь рекомендовал?

— Да.

— Что именно?

— Он советовал мне подождать. Говорил, что стимуляция преждевременных родов, возможно, еще более опасна. — Рэйчел загасила свою сигарету в пепельнице резким нетерпеливым движением руки. — Я не говорила об этом, потому что считала, что это не имеет существенного значения.

— Вы что, думаете, он себя выгораживает? — спросила Роза. — Он поэтому лгал… Спасал собственную задницу?

Сама Роза, впрочем, так не думала. Слоан слишком не прост для этого. Слишком расчетлив.

— Может быть. Откуда мне знать? А что, это действительно так важно? Теперь-то вы знаете, как оно было. И мне нечего добавить.

— Думаю, что есть.

Рэйчел медленно — о, как медленно! — всем корпусом повернулась к Розе: со стороны могло показаться, что у нее не гнется шея. Голубые глаза прищурились, глядя на Розу сквозь сизоватую струйку сигаретного дыма.

«Теперь я вижу, — подумала Роза, — почему Брайан полюбил ее. Она такая же упрямая, как и он. Бьюсь об заклад, что она сражалась как тигрица, чтобы вытащить его из лап смерти там, во Вьетнаме».

— Дэвид Слоан хотел бы видеть меня раздавленной и уничтоженной, — отрывисто произнесла Рэйчел. — Вот из-за чего все.

— У него есть какие-то особые причины?

Рэйчел молчала.

Роза чувствовала, что перед нею стена, через которую ей не пробиться, и в груди у нее поднималась волна глухого отчаяния.

— Черт побери! — не выдержала она. — Что за игру вы тут со мной ведете? Вы что, не понимаете, какой идиоткой я буду выглядеть, когда мы вернемся в зал заседаний и начнется перекрестный допрос свидетелей?!

— А, так вот что вас заботит? — спросила Рэйчел дрогнувшим от обиды голосом. — Собственная репутация! То, как вы будете выглядеть! Вам, значит, все равно, что случится со мной? — Теперь глаза Рэйчел гневно засверкали. — Что же, не могу сказать, что это меня удивляет. Я с самого начала знала, на что иду. Может, именно поэтому-то я и остановилась на вашей кандидатуре, хотя вполне могла обратиться к кому-нибудь другому. Я устала от своих тайн. Устала от постоянных блужданий в темноте, когда все время натыкаешься то на одно, то на другое. Если вы так хотите от меня правды, то все в конечном счете упирается в одного человека — Брайана.

— Что ж, скорее всего так оно и есть, — согласилась Роза, испытывая странное чувство облегчения и подъема: может быть, теперь-то все и прояснится наконец после стольких недоговоренностей между ними. — Я с самого начала стремилась к максимальной ясности. Мне надо было выяснить, почему он женился на вас, а не на мне. И еще, почему перестал любить меня.

— А вы что, абсолютно в этом уверены? — тихо спросила Рэйчел, горько усмехнувшись.

— Прежде всего я хочу, чтобы вы знали: что касается этого судебного разбирательства, то я сделала все, что в моих силах. Вне зависимости от своего отношения к вам.

— Я знаю. Но сейчас меня интересует совсем другое. Скажите мне: вы все еще любите Брайана? — спросила Рэйчел.

«Ну вот я и решилась, — промелькнуло у нее в мозгу. — Задала этот мучивший меня вопрос».

Горечь, годами копившаяся в сердце Розы и, словно яд, отравлявшая ее жизнь, начала улетучиваться.

— Да, — ответила она.

Рэйчел заморгала, словно в глаза ей ударил яркий свет.

— Ну что ж, я и к этому была готова, — как можно спокойнее сказала она, сохраняя каменное выражение лица. — Хорошо. Вы были совсем откровенны. Постараюсь ответить вам тем же и расскажу все о Дэвиде Слоане. Пожалуй, вам надо это знать. Тем самым будет как бы восстановлена справедливость. Так мне сейчас кажется. Потому что если бы я не солгала Брайану тогда, в самом начале, он, кто знает, вполне мог бы жениться не на мне, а на вас…

— Не понимаю.

Розе почудилось, что комната неожиданно стала уходить у нее из-под ног. Боже праведный! Что она такое говорит, эта женщина?

Рэйчел выглядела в этот момент совсем спокойной. Лишь в глазах мелькал огонь, смотреть на который со стороны было больно, как бывает, когда смотришь невооруженным глазом на солнце. Роза почувствовала слабость и озноб, как будто у нее начиналась лихорадка.

— Ничего. Скоро поймете, — заметила Рэйчел. — После того, как я все объясню. Когда вы узнаете, как Дэвид Слоан и я умертвили нашего ребенка…


Она увидела, что Брайан ее ждет, сидя на диванчике возле гардероба, где сдавали пальто посетители бара. Народу в зале было полным-полно: из прокуренной комнаты, из самого дальнего ее конца доносились плачущие звуки бархатного саксофона. Роза помахала ему рукой, но он, похоже, все еще не заметил ее. Глаза его, казалось, смотрели в даль, открытую лишь для него одного. Перед ним на столике стояла полупустая пивная кружка.

Она пробралась сквозь плотную толпу, окружавшую стойку бара, над которой, словно туманное облако, витали пивные испарения. В длинном зеркале на стене отражались лица посетителей, казалось, плавающие в прокуренном дымном воздухе.

Роза остро ощутила себя почти преступницей: присутствующие будто знали ее тайну и с осуждением смотрели на нее. А что если, испугалась Роза, после всех ее ухищрений и надежд вдруг окажется, что Брайану она совсем не нужна? Каждый шаг по направлению к нему теперь давался ей с трудом — горячая удушливая волна ужаса переливалась по всему телу, а сердце стучало так громко, что даже заглушало остальные звуки.

Она попыталась взять себя в руки, подумав: «В конце концов я хочу забрать только то, что принадлежит мне по праву и всегда было моим. Разве Брайан не принадлежит мне?»

Запрокинув голову, упрямо сжав рот, она заставила себя идти вперед.

Вот он уже совсем близко. Почти рядом. После стольких лет ожидания.

Боже, она почти может коснуться его рукой!

Да, семь долгих лет ждала она этого момента — молилась, чтобы он наступил, видела его в своих снах… И вот он настал.

В голову ей пришла шальная мысль:

«Все очень просто. Мы будем вместе — так, как в свое время планировали. Купим себе дом в каком-нибудь спокойном уголке, например, на Лонг-Айленде или в Вестчестере. Я знаю все, что ему в жизни надо. Прежде всего жена, для которой он стоит на первом месте, недоступном ни для кого, и ничего другого. Потом, через год-два, ребенок. Его ребенок. Его и мой…»

Этот плавающий в клубах табачного дыма бар: плащ, который был на ней надет, сочетание мелодичных звуков пианино с кваканьем саксофона болезненно напомнили ей «Касабланку» — любимую ленту давних лет, по которой они все с ума сходили. В этом фильме ей нравилось все, кроме концовки, которую Роза просто ненавидела: Боджи удаляется в туманной дали, бросая Ингрид на произвол судьбы. Сколько раз она смотрела «Касабланку» — и всякий раз ей страстно хотелось, чтобы Боджи заключил Ингрид Бергман в свои объятия и сказал: «Нет в мире ничего более важного, чем наша с тобой любовь».