Сильвия еще раз взглянула на него. Никос стоял под арочным сводом посреди кусков обрушившейся штукатурки рядом с кучей битой плитки, которой когда-то был выложен пол. На вид он казался почти таким же, каким был тридцать лет назад. Чуть раздался в талии, но по-прежнему крепкий и сухощавый. И шевелюра такая же густая, только вот седина поблескивает. Волосы жесткие, как металлическая стружка.

Никос снял пиджак, перекинув его через плечо, — в другой руке он держал рулон с чертежами. Глазами он как бы вбирал комнату в себя: в запрокинутой голове, показалось Сильвии, роятся смелые планы, которым суждено воплотиться в реальность.

Давно она не видела такого блеска в этих черных глазах! За ленчем он выглядел совсем как подросток, мучимый жгучей тайной. Все время бросал на нее какие-то странные взгляды, а потом заказал шампанское! Что ж, не удивительно, если у нее кружится голова, — ведь они оба сейчас слегка навеселе.

— Мне думается, что… дело стоящее, — наконец произнесла Сильвия, стараясь, чтобы ее оценка не прозвучала чересчур оптимистично.

Никос устремил на нее взгляд своих черных глаз и громко расхохотался. В пустом сводчатом помещении прокатилось дрожащее эхо.

— Чепуха! Я ведь вижу, что тебя от этого тошнит. Ты, оказывается, просто лгунишка! Говоришь одно, а вид у тебя такой, будто ты лягушку проглотила…

— Я хотела сказать, что, конечно, потребуется много работы, — попыталась как-то оправдаться Сильвия. Впрочем, тут же спросила она себя, зачем ей оправдываться? Разве она в чем-то виновата? — Послушай, Никос, — серьезно сказала она, — ты ведь не собираешься вкладывать в этот дом все свое состояние? То есть, конечно, место… отличное… и парк совсем рядом… и от твоего офиса всего кварталов пять, но посмотри на эти развалины! Да этот дом не перестраивать надо, а сносить. Сколько, говоришь, здесь этажей?

— Три, кроме этого. Пойдем, я тебе их покажу!

Он тут же подхватил ее под руку и повел вверх по крутой и, как показалось Сильвии, весьма ненадежной лестнице.

И действительно, некоторые ступеньки шатались у них под ногами, скрипя, как мачта на парусном судне во время бури, а иные вообще держались только на честном слове. Приходилось все время быть настороже, чтобы не упасть или не подвернуть ногу. И к тому же этот отвратительный запах гнилых можжевеловых ягод. Запыхавшись от быстрого подъема, она с содроганием увидела, как из густой тени вдруг выплыло что-то темное и метнулось через верхнюю площадку. Слава Богу, всего лишь кошка. Так вот значит, поняла Сильвия, откуда здесь такой запах…

На третьем этаже Никос провел ее по большой комнате с высоким потолком. Возможно, раньше это была спальня, в центре которой — облицованный мрамором (когда-то, должно быть, цветным) камин. Слева через широкое окно, сейчас, правда, закопченное, можно было различить парк с зеленой травой, прелестными цветочными клумбами и усыпанными гравием ровными дорожками, по которым катили свои коляски молодые мамаши мимо сидящих на садовых скамейках людей с книгами в руках — они наслаждались солнечным теплом в тени деревьев.

В этот миг она вдруг поняла, каким прекрасным может со временем стать этот дом. Да, сил надо будет вложить немало, но результат…

Отвернувшись от окна, Сильвия встретилась взглядом с Никосом. Примостившись на полу, он развернул чертежи, края которых придавил кусками кирпичей, отколовшихся от печной трубы.

— Увидишь… Здесь я хотел бы снести перегородки, чтобы сделать комнаты еще просторнее. Пусть будет больше солнечного света. А с этой крохотной кухонькой придется расстаться. Вместо нее мы сделаем большую. Сегодня утром на Грин-стрит я как раз видел старинный прилавок мясника. Прекрасная вещь — она как раз займет всю эту стену. А как насчет двери? По-моему, ее стоит перенести вот сюда…

Не отдавая себе отчета в том, что делает, Сильвия опустилась на колени рядом с Никосом, заразившись его неподдельным воодушевлением. С Майклом, ее портным, наверняка случилась бы истерика, если бы он увидел, как его заказчица обращается с элегантным, в классическом стиле, кремовым льняным костюмом, который он специально для нее смоделировал. На ее шелковой блузке уже красовалась черная полоса, особенно заметная на бледно-желтом фоне. Ну и что? Главное, она по-настоящему счастлива.

Вдыхая едкий, приторный запах, исходящий от чертежей, взглядом Сильвия следовала за тупым пальцем Никоса, передвигавшимся из комнаты в комнату решительными резкими рывками.

— Нет, — прервала она движение пальца, — по-моему, дверь там прорубать не стоит. А то получается какое-то нагромождение. Почему бы не оставить всю эту южную стену открытой и сделать тут французские окна? А часть дома, выходящую в сад, пожалуй, имеет смысл переоборудовать в застекленную террасу. А здесь, наоборот, стоило бы разместить столовую. Места, мне кажется, вполне достаточно.

— Да… думаю, ты права. — Никос прищурился, словно прикидывая, как это будет выглядеть. — А сюда? Здесь разместим кладовую, хорошо? Для буфетной, пожалуй, тесновато.

— Нет-нет. Стоит только убрать отсюда встроенные шкафы — и… А места здесь вполне хватит для небольшого островка в центре. Это было бы гораздо целесообразнее. Так мне, по крайней мере, кажется. Что касается прилавка, о котором ты говорил, то его можно было бы использовать вот как: под ним вполне найдется место для буфета, а над ним — для того, чтобы развесить на стене всякие медные сковороды и прочее.

Некоторое время Никос раскачивался взад-вперед, прикидывая, как идеи Сильвии будут выглядеть в действительности.

— Фантастика! — воскликнул он наконец. — Все время ты меня изумляешь, Сильвия. И как только тебе удавалось столько времени держать под бочкой свою свечку?

— Ты хотел, наверно, сказать: «Держать свой свет под спудом?» Как сказано в Библии? — и она весело рассмеялась. — Давай не будем говорить обо мне. Главное, как тебе удастся справиться со всем этим? Ты же никогда раньше не занимался восстановлением и переустройством старых зданий. Это ведь может оказаться куда труднее, чем строить новый дом.

Сильвия вспомнила, как много лет назад они с Джеральдом купили старый дом в Диле — привести его в порядок стоило огромных денег. Между тем он находился в гораздо лучшем состоянии, чем этот. Боже, сколько времени она убила, присматривая за работой штукатуров, плотников, маляров. Фактически у нее не было ни одного свободного уик-энда, так она была занята.

— Я рассчитываю на твою помощь, — заявил он твердо.

— Мою? — удивилась Сильвия. — Но что я во всем этом, по-твоему, понимаю?

— Да ты только что прекрасно показала, как ничего не понимаешь. И… — он поднял руку ладонью вверх, как бы отсекая всякую возможность возражать ему, — у тебя глаз на все красивое. Этот дом — женского рода. Я это чувствую, а ты? И поэтому здесь нужно женское прикосновение.

— О, Никос… — Сильвия заглянула в его черные глаза и убедилась, что он совершенно серьезен. Это ей польстило, но вместе с тем испугало. — Ты самый несносный человек, которого я знаю.

— Значит, ты не говоришь «нет»?

— Прямо не знаю…

— Ну, обдумай все. Пожалуйста…

Он взял ее подбородок в свои квадратные загрубевшие ладони, пахнущие типографской краской после работы с чертежами. Сильвия ощутила на своих скулах частички штукатурки, прилипшие к его пальцам, когда он нагнулся, чтобы поцеловать ее.

Его теплые губы крепко прильнули к ее губам.

«Боже, — подумала она в ужасе, — что это со мной? Я сошла с ума! Тридцать лет назад он уже целовал меня. Именно так, как сейчас. И вот все начинается снова? Не может быть! Мы всего лишь старые друзья, ничего больше. И никаких глупостей…»

Но то был голос рассудка — сердце Сильвии оказалось не в силах совладать со сладостным всепокоряющим чувством, нахлынувшим на нее. На душе сразу сделалось тепло. Так тепло, что ей показалось: она притягивает к себе лучи июньского солнца, проникающие через открытое окно. Так притягивало солнце увеличительное стекло, с помощью которого она в детстве выжигала свое имя на деревяшках.

Уже много-много лет она не испытывала ничего подобного!

«Господи, с чего это я взяла, что слишком стара для любви?» — удивилась она.

А Никос? Выходит, подумала Сильвия, он ждал все это время, пока, по его мнению, она не созреет для ответного чувства?

Она слегка отклонилась назад, чтобы прочитать ответ в глазах Никоса. Сомнений, однако, не было: его глаза ясно говорили: «Да!» Он действительно ждал все эти годы. Оба они теперь уже не те безрассудные глупцы, которые, презрев всякий стыд, с жадностью бросались в объятия друг другу. Как давно это было! Им потребовались долгие годы, чтобы научиться уважать и по-настоящему ценить друг друга. Ценить, как принято между двумя людьми, двумя добрыми друзьями.

И вот сейчас этим поцелуем он напомнил ей, что она по-прежнему женщина, а он — мужчина. Его глаза сказали ей красноречивее любых слов: «Я здесь, рядом, если я тебе нужен, если ты готова…»

«Еще нет, — ответили ему беззвучно ее глаза. — Но, может быть, скоро буду. Да, думаю, совсем скоро».

Неожиданно Сильвии стало зябко. Косые лучи солнца переместились с того места, где они стояли на коленях, к противоположной стене, так что они оказались теперь в тени.

Откуда-то из этой тени опять вынырнула огромная кошка и, замерев, остановилась в дверях, глядя на них оттуда горящими глазами: белая шерсть дыбом, хвост угрожающе подрагивает. Сильвия даже вскрикнула от испуга.

— Не бойся, — успокоил ее Никос. — Она просто голодна, вот и все. Ждет, не найдется ли у нас для нее еды.

— У нее такой вид, будто она нас собирается съесть!

Кошка, словно услышав слова Сильвии, тут же исчезла, растворившись в глубокой тени.

Никос поднялся и протянул Сильвии руку: