– Это просто чудо, что вы не испытываете ко мне ненависти за то, что я Хардигри, – устало сказала я, обнимая ее в ответ.

– Как мы можем обвинять тебя за то, что сделала твоя бабушка?! – воскликнула Белл.

«Посмотрим, что ты скажешь потом», – пронеслась у меня шальная мысль. Я обошла стол Сван, поднялась на цыпочки и достала с книжной полки крафтовый конверт с написанным мною признанием. Эли быстро сообразил, что я намерена сделать. Он мгновенно оказался рядом и схватил меня за руку, но я покачала головой, пытаясь сглотнуть стоявший в горле ком.

– Я должна это сделать. Иначе между нами останется тайна. А я не хочу больше никаких тайн.

– Черт побери! – негромко выругался Эли. – Кое о чем стоит иногда промолчать, иначе причинишь людям еще больше боли.

– Я слишком сильно люблю тебя и твою семью, чтобы и дальше скрывать правду. – Я повернулась к Энни Гвен и Белл, протянула им конверт и пояснила: – Я еще ребенком знала все о смерти Клары. Здесь все подробно описано. Я всегда знала, что именно бабушка убила ее. Но я слишком боялась, чтобы рассказать кому-то. – Моя рука задрожала, и я положила конверт на письменный стол. – Я должна разделить с ней вину за то, что она совершила.

Энни Гвен и Белл переглянулись, их лица стали еще печальнее. Я пристально вглядывалась в этих женщин и, к своему огромному удивлению, видела, что они действительно испытывают только глубокую печаль.

– Я догадывалась об этом, – прошептала Энни Гвен. – Я заметила это виноватое выражение на твоем лице в похоронном зале. – Она посмотрела на Эли. – Ты тоже обо всем знал, сын?

– Я не хотел, чтобы вы обвиняли Дарл, – хрипло сказал Эли. – Я не хотел, чтобы ты и Белл знали об этом, потому что это уже не имело значения.

Белл с горящими глазами выступила вперед:

– Дарл, ты хочешь сказать, что твоя бабушка рассказала тебе об убийстве, когда ты была еще девочкой? Зачем она так поступила с тобой?

Я покачала головой:

– Ей не надо было ничего мне говорить. Я все видела своими глазами. Я видела, как она толкнула Клару и та упала через парапет террасы в пруд. Я видела, как Клара умирает. И в ту же ночь я следила за Сван, когда она закапывала тело сестры. – Я помолчала. – Я не жду, что вы меня простите.

Силы вдруг оставили меня, я тяжело оперлась на стол. Эли бросился ко мне.

Энни Гвен решительно сжала губы. Она обошла вокруг массивного письменного стола с мраморной столешницей – маленькая женщина в синем костюме, похожая на наседку, – и взяла мое лицо в ладони. Белл стояла за ее спиной.

– Бедное дитя, – повторила миссис Уэйд. – Но и мы тоже виноваты перед тобой. Правосудие свершилось. Я и моя семья… мы убили твою бабушку. Мы убили ее, когда вернулись сюда.

– Энни Гвен, это все не так…

– Нет, это именно так. Сван Хардигри всегда помнила, что не уплатила по счетам, и в конце концов расплатилась своим сердцем. Но мы убили и бедняжку Матильду тоже, да поможет нам бог. – Энни Гвен крепче сжала мои щеки, словно пытаясь передать мне частицу своей веры. – Что сделано, то сделано, детка.

– Аминь, – негромко сказал Эли и коснулся моих волос.

И я сдалась. Я получила их прощение и теперь могла попытаться простить себя сама. В следующее мгновение они все уже обнимали меня. И Энни Гвен, и Эли, и Белл.

* * *

– Я хочу увидеть Сван, – твердо сказала Энни Гвен.

Я отвела ее в гостиную с высокими окнами и отошла в сторону. От одного вида этих двух гробов на постаменте, утопавших в цветах, у меня разрывалось сердце. Я уже посмотрела в последний раз на лицо моей бабушки, на лицо Матильды и боялась, что не выдержу, если увижу их снова.

Энни Гвен подошла к гробу Сван и остановилась подле него, глядя на умершую. Потом она негромко, но уверенно заговорила:

– Ваша внучка вошла в мое сердце, она стала частью моей семьи. Я буду хорошей бабушкой ее детям, которых она родит моему сыну. И они будут уважать меня. А вы останетесь только дурным воспоминанием, но мы не будем слишком часто вспоминать вас – ради Дарл. Вы отняли у меня мужа. Но я забираю у вас вашу единственную внучку, будущее принадлежит мне. Это моя месть, Сван Сэмпле. Этот ад вы создали для себя своими руками. – Энни Гвен Уэйд обернулась ко мне: – Ты любишь моего сына, и я люблю тебя, – сказала она.

– Я постараюсь, чтобы вы никогда об этом не пожалели, – ответила я.

Потом мы все вчетвером вышли во внутренний дворик, выложенный розовым мрамором. Энни Гвен протянула Эли конверт с моим признанием, и он поднес к нему зажигалку. Бумага вспыхнула мгновенно.

Первый пожар в Бернт-Стенде обеспечил моей семье имя, состояние и удобное прошлое. А этот второй – маленький, ручной огонь во внутреннем дворике – вернул моей семье душу и подарил чистое будущее.

Их всех похоронили в фамильном склепе Хардигри на кладбище у методистской церкви – и Сван, и Матильду, и Клару. Имя каждой из них вырезали на отдельной мраморной доске. А на чистой доске рядом с могилой моей матери, где много лет назад Сван и Матильда похоронили мать Карен, наконец появилась надпись: «Кэтрин Уэйд».

Все они упокоились в камне.

– Идем со мной, – сказал Эли после похорон. Это был не приказ, а просьба.

Мы доехали до Каменного коттеджа, стоящего посреди голой долины, где скоро должны были появиться новые здания и зеленые лужайки Стенд-Толла. Мы вошли в тихий прохладный красивый дом. Здесь когда-то расцвела любовь Энтони и Матильды. Потом его согревала любовь Джаспера и Энни Гвен. А теперь мы с Эли принесли в эти комнаты, построенные его дедом, свою любовь, искупление вины и преданность друг другу.

Я вошла следом за Эли в просторную спальню, где стояла простая кровать. Мы застелили ее белоснежными простынями, положили мягкие подушки и уютные шерстяные пледы. Эли протянул ко мне руки, и я подошла к нему. Он вытащил из-под воротника моей блузки тонкую золотую цепочку, достал из кармана брюк небольшие кусачки и перекусил ее.

Я положила мраморный кулон на подоконник, чтобы больше никогда не прикасаться к нему.

Мы раздели друг друга, остались нагими и чистыми и легли в постель. Мы провели в ней весь день и всю ночь, отдаваясь друг другу, как самые нежные любовники. Мы вместе печалились и радовались, поворачивая время вспять.

На следующее утро мы собрали вещи, попрощались с Карен и Леоном, с Энни Гвен и Белл и отправились на маленький аэродром за городом. Я надела старенькие джинсы, футболку, кожаную куртку Эли и поношенные туфли – так мне было легче чувствовать себя свободной. Мы взлетели над городом и сделали несколько кругов над ним, любуясь величественным розовым Бернт-Стендом среди золотистых гор.

– Нам пора, – сказал Эли, и я кивнула в ответ.

Мы полетели прочь, поднимаясь все выше в потоках прохладного осеннего воздуха. Мы были свободны от земли и от прошлого, мы устремились у южному океану, навстречу новой жизни.

Мы горячо любили друг друга, и нам был больше не страшен холод розового камня.