— Но ведь ничего не произошло. В смысле, пара ужинов и несколько чашек кофе за одним столом… едва ли… что-то значат, не так ли?

— Именно так все и начинается, — вынесла свой приговор Амбер.


Сначала Мадлен не хотела мириться с ее словами. И все же Амбер была абсолютно права. Он был намного старше нее — и к тому же как-никак женат. Более того, ведь ничего большего, чем чашка кофе во время перерыва, не происходило, как она уверяла себя. Все было действительно так, как она описала Амбер: они два раза ужинали вдвоем и несколько раз пили кофе. То, что последний ужин длился три часа, не имеет никакого значения. Она находила его невероятно увлекательным собеседником. Как можно было сравнивать интересного и заинтересованного человека, сидящего перед ней, так внимательно слушавшего ее рассказы о себе, с тем суровым и резким врачом-консультантом, который так грубо обходился с ней во время их первых встреч. Казалось, Мадлен вдруг открыла в нем какую-то тайную дверь, ту, что вела к совершенно иному человеку, любившему смеяться, обладавшему чувством юмора и благородством, о котором она и не подозревала. Он был невероятно привлекательным мужчиной — серебристо-седые волосы, светлые серо-зеленые глаза под густыми ресницами, красивый квадратный подбородок с ямочками, которые становились еще более выраженными, когда он улыбался. Ей нравилось его телосложение — высокий, стройный человек, перед которым невозможно устоять, особенно в ситуации Мадлен. Ей было одиноко в ее большой квартире над станцией метро «Уоррен-стрит», где каждые десять минут она чувствовала, как в тридцати метрах ниже мчится поезд. Она включила в розетку электрический чайник и попыталась не думать об Аласдэре. Но у нее не получалось. Отношения Мадлен с противоположным полом были… скажем так, в довольно убогом состоянии. Не считая того яркого эпизода с самыми ужасными в ее жизни последствиями, связанного с Марком Дорманом, о котором она никогда ни с кем не говорила, и нескольких довольно неприглядных случайных встреч за последние десять лет. Если она когда-нибудь и задумывалась об этом, что старалась делать пореже, то самая длительная связь у нее была с Марком Дорманом, а ее вообще нельзя было принять за то, что у людей называлось отношениями. На втором году обучения у Мадлен случилась недельная связь с Барнаби Джонсом, но она оказалась умнее его и ростом выше на голову, поэтому чувствовала, что они вдвоем смотрятся просто смешно. Она сообщила ему о своем решении расстаться как можно мягче, но он, вообще-то, и не сильно расстроился. Однажды вечером, когда все собрались в баре, чтобы не умереть от скуки дома и отвлечься от предстоящих экзаменов… она почувствовала, что он охладел к ней. И была права. Пару недель спустя она увидела его в обнимку с какой-то Филиппой, маленького роста и идеально подходившей ему.

Вот так на самом деле обстояли дела. Два новых друга появились у нее за одну ночь… — она внутренне улыбнулась, — за какой-то час, если точно, неважно. Один довольно пьяный и потный случайный знакомый во время сдачи экзаменов на третьем курсе и другой раз — у кого-то на вечеринке. Она была удивлена, когда поняла, что кто-то активно уделяет ей знаки внимания, и этого оказалось достаточно. Бекки говорила, что это случилось, потому что Мадлен не была уверена в себе, ей недоставало самонадеянности, но это совсем не так. У Мадлен не было недостатка в самоуверенности. Она не боялась задавать вопросы в школе; она не стеснялась пройти вперед или отстоять свою точку зрения. Она была мастером своего дела, и знала это. Непорядок существовал только… с мужчинами. Дело было в подростковых годах ее жизни — постоянно недоставало денег, она была единственным ребенком в семье и заботилась о своих родителях. Раннее появление ответственности оставило на ней глубокий отпечаток. Из-за этого она считала, что романтика, разные глупости, влюбленность на вечеринках и шампанское — не для нее. Она была Мадлен Сабо, девушкой в шесть футов ростом; дочерью иммигрантов, не знавших стабильности. Как правильно подметила Амбер, ей приходилось расплачиваться за каждую чертову вещь, что доставалась ей, из-за этого она была немного замкнутой и недоступной для мужского населения, и поэтому, говорила Амбер, Мадлен никогда не влюблялась. А этот чертов Дормен оказался просто первым встречным негодяем, и Амбер предложила не портить из-за него всю свою жизнь. Мадлен нерешительно согласилась с ней. Амбер легко говорить.

«О, хватит», — говорила она себе, вскакивая с места и направляясь на кухню. Она принялась за грязную посуду, оставленную с прошлого вечера. Включив кран, она посмотрела на свое отражение в окне над раковиной. Не так уж и дурна. Волосы были в небольшом беспорядке, но зато густые и длинные… может быть, стоит сделать какую-то прическу? «Прекрати, — снова приказала она себе еще более строго. — Он в два раза старше тебя. Он женат и ни капли не заинтересован в тебе. Перестань». Все еще размышляя об Аласдэре, Мадлен закончила мыть посуду.

46

— Анджела? — позвала Амбер, поднимаясь вверх по лестнице в гостиной на второй этаж. Ответа не последовало. Она толкнула дверь. Анджела спала на диване у окна. Прядь светлых волос лежала на одной руке, лицо было спрятано под другой рукой, она мирно спала, словно ребенок. Блузка была неправильно застегнута — должно быть, она пропустила одну пуговицу — и казалась скошенной набок. Ноги были накрыты плотным кремовым покрывалом, но босые ступни выглядывали из-под него. Амбер тут же заметила, что пятки были грязные. Очевидно, она босиком ходила по дому. Какое-то неясное чувство сдавило грудь Амбер. Полупустой стакан с вином одиноко стоял на белом ковре. В комнате больше ничего не было — ни книг, ни телевизора, ни журналов. Возможно, ее мать занималась какими-то делами в доме, но явно не в этой комнате. Здесь она просто легла у окна, накрыв грязные ноги чистым плотным одеялом… и заснула. Амбер невольно отвернулась от увиденной картины и, тихонько закрыв двери, спустилась вниз.

Заглянув в кухню, она заметила, что появились новые уборщицы и служанки. Одна из них, худая и хорошенькая девушка, которая позже назвала себя Шиобан, дружелюбно улыбнулась. Но нет, она не знала, где Киеран, и вообще не видела его последние несколько дней. Амбер отказалась от предложенной чашки чая и продолжила осматривать комнаты на первом этаже. Кажется, Макс сделал небольшой ремонт. В интерьере улавливались какие-то изменения… Шторы в столовой были повешены немного в другом стиле… Огромный полированный шкаф из вишневого дерева для посуды теперь стоял в холле. Интересно, где отец находил время заниматься такими незначительными вещами, когда у него голова забита многочисленными вариантами улучшения экономики стран «третьего мира» и строительством соляных шахт в местах, о которых она прежде даже не слышала? Амбер провела пальцами по сверкающей поверхности шкафа — ни пылинки. Что бы там ни происходило наверху, внешний вид поддерживался повсюду. Она посмотрела на часы. Было почти два часа. Они договорились с Бекки пойти по магазинам.

— Передайте Киерану, что я приходила попрощаться, — попросила она Шиобан. — И миссис Сэлл тоже. Я вернусь через пару недель.

— Конечно.

Хотя Шиобан широко улыбалась ей, что-то не давало Амбер покоя на ее счет; уж очень много она улыбалась. Амбер скучала по Кристине, которая вышла замуж за англичанина и переехала в его графство. Кристина определенно не хотела возвращаться в Польшу. Амбер забрала свое пальто с шарфом и ушла.


— Пойти с тобой по магазинам? Конечно… но зачем? — проговорила озадаченная Бекки по телефону.

Это был один из вечных споров. Вкус у Амбер в одежде просто-напросто отсутствовал, а у Бекки сформировался собственный строгий стиль. До настоящего момента Амбер запрещала Бекки делать какие-либо комментарии по поводу своего внешнего вида. Два года в Нью-Йорке ни капли не скорректировали ее вкус, возмущалась Бекки, когда Амбер вернулась. Но Амбер стояла на своем. Ей нравилось, как она одевалась. Ее не волновало, как она сочетала цвета, и по сезону ли надела вещь. Неправильно! Не по сезону! Не в соответствии с этим миром! — любила подшутить Бекки, но Амбер не обращала на это внимания. Однако сейчас… была совсем другая ситуация.

— Мне нужно будет пойти кое-куда, — сказала Амбер, стараясь придать голосу безразличие.

— Куда? В пустыне? Я думала, ты собираешься в Сахару.

— Да, но… может быть, мне придется… нужно будет идти на встречу в Бамако, в столице. Прежде, чем ехать в пустыню. А там будет один человек, — добавила она нерешительно.

— Человек? — еще больше удивилась Бекки. — Какой человек?

— Это один из коллег Макса… — начала Амбер, уже жалея, что открыла рот.

— Нет-нет… и ты туда же! Только не говори, что ты тайно вздыхаешь по какому-нибудь старому бизнесмену, — рассмеялась Бекки. Она только что целый час читала нотации Мадлен о том, что мистер Лэингг ей совершенно не пара.

— Почему «и я туда же»? Конечно нет. Он совсем не старый. Ему где-то за тридцать.

— И он коллега Макса? — сомнительно переспросила Бекки.

— Ну, что-то вроде этого. Честно говоря, я не знаю, чем они там занимаются, но теперь они просят взглянуть на их проект, поэтому мне придется отлучиться из города на две недели, вот и все.

— Ну да, конечно. Не пытайся одурачить меня. Что происходит?

— Ничего особенного. Совсем ничего. Я видела его всего-то два раза, — сказала Амбер и почувствовала, как стала медленно краснеть.

— Откуда он? Англичанин? Француз?

— Нет, он из тех мест, куда я собираюсь. Из Мали.

— Что? Он африканец? Негр?

— И что? — запротестовала Амбер.

— Как — что? Все. Макс знает об этом? — взвизгнула Бекки.

— Нечего ему знать! — отрезала Амбер, а щеки у нее так и пылали. Она знала, что Бекки отреагирует именно так. Господи, неужели все должны быть англичанами. «Он африканец?» — звучали у нее в голове слова, и волнение подруги скрывалось за ними. Но теперь они начинали раздражать. «Макс знает?» «О, ради бога, — сказала Амбер про себя. — Ну какое это имеет значение. Разве увидеть Танде Ндяи еще раз запрещено? Я еду работать. Для Макса. На время».