Она увидела, что к ним приближается Макс с бутылкой шампанского в руке и улыбкой до ушей. Амбер редко видела его таким оживленным, счастливым. Он обхватил Танде за плечи и, завидев дочь, вместе с ним развернулся в ее направлении. Сердце у нее подступило к горлу. Она видела, как его лицо медленно приближается, какой же он красивый. Не прилизанный идеал мужской красоты, которую обычно показывают в фильмах или печатают в журналах; лицо Танде было слишком живым, слишком подвижным, чтобы считаться классически красивым. Нет, его привлекательность заключалась в другом. Под гладкой черной наружностью скрывалось едва уловимое напряжение; тонкие складки, наложенные борьбой, которую он вел в одиночку, обрамляли уголки губ; мелкие морщинки виднелись вокруг глаз, когда они сужались, оценивая обстановку. Он был внимателен, взволнован. Когда Макс снова свел их, Амбер почувствовала острое желание — больше всего на свете она хотела поговорить с этим человеком, который появился из ниоткуда, который волновал ее так, как еще ни один мужчина не волновал. Она словно завороженная смотрела, как они двое приближаются к ней. Макс улыбнулся и помахал рукой. Она двинулась им навстречу.

— Развлекаешься? — спросил Макс. Амбер кивнула, настолько счастливая, что была не в состоянии говорить. Оба улыбнулись ей. Сердце едва ли не выпрыгивало наружу.

— А вы… вы встретились… как вы узнали…? — спросила она Танде, неуклюже запинаясь в словах.

— Вашего отца? Как мы встретились? — закончил он за нее с легкой улыбкой. Амбер закивала и сделала глоток шампанского, чтобы спрятать смущение. — Мы встретились в самолете на Восточный Берлин несколько месяцев назад. Он пригласил меня на этот праздник. Вообще, я ехал домой…

— И где же вы живете? — спросила Амбер, заметив, что сердце стало биться чаще. Ей вдруг захотелось узнать об этом человеке все, что только можно.

— О, Бамако. Мали.

— Западная Африка?

— Да.

— Чем вы занимаетесь? В смысле, от Бамако до Берлина далеко. — Как только она произнесла это, она поняла, как глупо прозвучали ее слова. — Я не то хотела сказать. Просто хотела поинтересоваться… Макс сказал, вы доктор…?

— Я работаю на правительство. Я не медик. — Голос Танде заставил ее замолчать. Она быстро взглянула на него. Его лицо не выражало совершенно никаких эмоций. — А вы? — спросил он из вежливости, как ей показалось.

— О, я? Я хочу заняться… быть журналистом. — Амбер была на грани. И это она, человек, которого не мог смутить никто и никогда. Он ничего не сказал в ответ. — Не хотите еще что-нибудь выпить? — спросила она через несколько мгновений. Ей нужно было что-то выпить; было что-то непонятное и в желании угодить ему, чтобы заработать его одобрение, внимание, и в нем самом. Танде покачал головой. Он медленно осматривался, будто видел все вокруг, явное и скрытое. Амбер залпом осушила свой бокал. Не только шампанское ударило ей в голову. Она посмотрела, нет ли поблизости человека с подносом, ей была просто необходима еще одна порция, нужно было занять чем-то руки, пока она думала над тем, что сказать и как удержать его в разговоре. Она посмотрела в сторону бассейна — черт! Нигде не было видно ни единого официанта.

— Я только возьму… налью себе еще, — бросила она ему, взяв свой бокал и спрашивая себя, как дать ему понять, что она скоро вернется, что она не хочет заканчивать беседу. Он кивнул, похоже, совершенно безразлично.

Амбер поторопилась к бару. Сердце скакало. Интересно, сколько ему лет — наверное, все-таки ближе к ее возрасту, чем к возрасту Макса. Она никогда не встречала прежде людей настолько… уравновешенных, интеллектуально развитых, сдержанных. Он был спокойным и обходительным; она определенно не встречала таких людей. Его голос и манеры, похоже, достались ему посредством опыта жизни в том мире, который привлекал и ее тоже.

Бармен освежил ее бокал. Она снова побрела по саду в надежде добраться до Танде прежде, чем Макс или еще кто-нибудь из его друзей привлечет его внимание. Она видела его, он стоял один там, где она оставила его, безмятежно наслаждаясь видом и звуками вокруг. И вдруг все резко повернулось против нее. Появилась Паола, сражавшая мужчин наповал. Ее было невозможно узнать в облегающем платье с разрезами и ремнями по всему телу и в самых комичных туфлях на высоких каблуках. Она выглядела потрясающе. Танде просто будет не в состоянии сопротивляться. Амбер смотрела, как люди, словно завороженные, оборачиваются, чтобы посмотреть, как ее сестра порхает к самому интересному человеку на этом сборище. Амбер выпила свой бокал шампанского и отвернулась, не в силах вынести это зрелище. Остаток вечера она провела в тени разочарования. Она ловила взгляды Паолы и Танде несколько раз, он склонил к ней голову, а она взяла его под руку… Амбер была поражена тем, сколько ненависти таилось у нее внутри. Паола могла подцепить кого угодно; почему она подцепила именно его?

Было почти два часа ночи, когда она решила покончить с этим. Три часа она ловила их взгляды, наблюдала, как они танцуют, смеются, а в конце концов случилось худшее… они оба исчезли. Она выпила слишком много — сад и мерцающая гладь бассейна начинали сливаться в одно целое. Она поставила свой полупустой бокал на стол в гостиной и неуверенно двинулась по внутреннему дворику. Она хотела скинуть с себя одежду, встать под напор воды в душе на пять минут и забраться в постель. Праздник вокруг был в самом разгаре. Она осмотрелась раз, второй раз — нет, его не было видно — и пошла по коридору в свою комнату.

Когда она проходила мимо комнаты Паолы, дверь вдруг распахнулась, и Паола вышла в коридор, спешно закрывая за собой двери. В полутьме сестры всматривались в лица друг друга. Амбер почувствовала, как в ней просыпается недавнее чувство ярости.

— Уже идешь спать? — спросила Паола, уголок ее губ колебался в усмешке. Даже в тусклом свете Амбер видела следы поцелуев — ее помада была довольно заметно смазана. Чтобы подчеркнуть это, Паола подняла руку и многозначительно коснулась губ. Амбер вдруг дико захотелось ударить ее. Она коротко кивнула. — А я — нет. Я танцевала с новым другом Макса. О, кажется, ты уже говорила с ним. Милый, правда? — Она взглянула на Амбер. У Амбер чесались кулаки. — Кажется, он в моем вкусе. Он слишком… не знаю… опытный для тебя, ты так не думаешь? В смысле, по сравнению с Генри… — она многозначительно понизила голос.

— Не знала, что у тебя есть вкус, Паола, — тихо сказала Амбер, тщательно подбирая слова. — Думаю, ты с любым пошла бы, разве нет? — Она с удовлетворением смотрела, как щеки Паолы наливаются краской. И прежде, чем Паола сумела сказать ей что-то в ответ, Амбер отвернулась и пошла дальше. Она захлопнула за собой дверь, на глаза накатили слезы злости и разочарования и залили все лицо. Значит, Паола все-таки подцепила его… что ж, чего Амбер точно не станет делать, так это бороться с Паолой из-за мужчины. Не из-за того, что Паола была уверена в своей победе. При единственной мысли о том, что могла Паола сделать, она испытывала отвращение. Как и от самой Паолы. Она сорвала с себя украшения и бросила их на пол. А доктор Танде «как там его зовут» оказался не таким умным. Он должен был сразу же увидеть Паолу насквозь, какая она дешевая маленькая потаскушка на самом деле. О, что ж… его ошибка. Паоле он скоро надоест.

Амбер включила душ и встала под него. Но не переставала думать, даже когда напор воды бил по лицу: она не представляла, как Танде может наскучить… А правда была такой простой: мысли о Паоле и Танде причиняли ей боль. Почему Паола всегда все портит? Похоже, ей придется всю свою оставшуюся чертову жизнь конкурировать со сводной сестрой.

Часть четвертая

40

Лондон, Англия, 1990


Мадлен прокляла все на свете, пока пробиралась по Тоттенхэм-Корт-Роуд. Дул холодный ветер и шел дождь — жуткая, удручающая смесь, — и, как всегда, она забыла взять зонт. Она силилась добраться до госпиталя, нагруженная книгами, двумя пакетами с заметками по болезням пациентов, которые она давным-давно должна была закончить читать, и бумажной сумкой, в которую она аккуратно сложила десяток яиц и упаковку молока — основа недельного запаса продуктов. Меньше, чем через час ей предстоит провести первую хирургическую операцию, и она не хотела опаздывать. Она повернула на Миддлборо-стрит, подгоняемая дождем. Мгновение спустя порыв ветра едва не сбил ее с ног; она споткнулась обо что-то и вдруг почувствовала, как какая-то жидкость потекла по ее рукам… и тут, как того и следовало ожидать, сумки рухнули на землю, и упаковка с молоком упала и лопнула — и все это на пару чьих-то черных вычищенных башмаков и темные твидовые брюки. Лепеча извинения вперемешку с мольбами, она, согнувшись, пыталась собрать остатки яиц под дождем, пустую коробку из-под молока и вымокшие сигареты.

— Мне так неудобно, — пробормотала Мадлен, выпрямившись.

К счастью, яйца разбились в пластиковой коробке и не испачкали джентльмена.

— Не стоит беспокоиться, — донеслись до нее его сухие слова, когда он стряхивал со своих брюк на тротуар капельки молока. — Все в порядке.

— Мне действительно очень жаль, — повторила Мадлен, подняв на него глаза. Она заметила, что он был немного выше, чем она, — средних лет, с короткими седыми волосами и довольно холодными серыми глазами, спрятанными за очками. Он снова тряхнул ногой, коротко кивнул ей и двинулся дальше, оставив ее подбирать с тротуара остатки своих продуктов.


Часом позже она уже надевала свой халат и маску в ожидании операции, когда дверь в комнату распахнулась, и в нее шагнул консультант. Она подняла глаза. Это оказалась далеко не та знакомая фигура мистера Харригана, которую Мадлен ожидала увидеть. Она внимательно посмотрела на него поверх своей хирургической маски. О нет, не может быть… да, может… это был тот самый человек, с которым она столкнулась на улице буквально час назад. Она заморгала от смущения. Неужели он был доктором? Она никогда не видела его прежде. Возможно, его прислали из департамента? Она надеялась, что он не узнает ее. Глупая неуклюжая ординатор была бы последним, кого он хотел видеть ассистентом во время операции. Мадлен затянула халат слегка трясущимися пальцами и проследовала за ним в операционную.