Сначала она долго стояла под горячим ароматическим душем, после которого быстро облилась холодной водой. Волосы ей помыл и накрутил на большие бигуди парикмахер Франчески еще утром, он будет под рукой на протяжении всего праздника в случае непредвиденных ситуаций. Она завернулась в огромное полотенце и пошла в гардеробную. Паола уселась перед зеркалом и стала рассматривать свое лицо на предмет каких-либо недостатков. Розоватый, золотистый оттенок, которого она так старательно добивалась все утро, теперь был виден — ей понадобится совсем немного косметики, чтобы подправить его. Как и всегда, она начала с глаз. Она точно знала, что ей подойдет: мерцающая темно-коричневая пудра на веки, мягкий серый карандаш для подводки. Пара слоев туши, чтобы сделать пышными длинные от природы ресницы, немного обработать брови, и немного геля, чтобы привести их в порядок. Паола посмотрела на полученный результат в зеркале. На щеках красовалась едва заметная золотистая пудра; контуры губ аккуратно очерчены сливовым карандашом, который ей всегда нравился… на губы она нанесла два слоя помады, слегка промокнув ее. Идеально. Скинув полотенце, она прыснула на себя духами и мерцающей дымкой для тела, чтобы придать коже золотистое сияние. Искрясь и пылая, подбежала к шкафу, где висело ее платье. То самое платье.

Ей понадобилось целых десять минут, чтобы надеть его и застегнуть все пуговицы и молнии, завязать ленточки. Когда с этим было покончено, Паола развернулась к зеркалу. Она никогда не выглядела лучше. На какое-то мгновение ей захотелось, чтобы принц Георг и вся толпа, с которой ей пришлось расстаться, видели бы ее сейчас. Она на миг задумалась, вернувшись к воспоминаниям о том ужасающем конце праздника, который обещал вылиться в роман десятилетия. Виноват был этот невыносимый Дэйв.


Прошло несколько дней, прежде чем раздражающее чувство беспокойства покинуло ее. Она не могла понять этого чувства, просто жуткое ощущение, что с ней произошло что-то, но она не могла вспомнить, что именно. Следы укуса постепенно зажили, оставив ее кожу без единой царапинки. И все были особенно дружелюбны с ней, даже обычно замкнутый принц. Иногда она ловила пристальные взгляды Дженны на себе, но потом та резко сводила с нее взгляд, а у Паолы не хватало духу спросить, что же все-таки произошло. В конце концов воспоминания ослабевали, нет, они не исчезли совсем… а превратились в мягкую, не совсем приятную область в голове, прикосновение к которой причиняло боль. Она отодвинула эти воспоминания на задний план и приняла твердое решение забыть об этом. Рождественские праздники прошли замечательно; принцу, похоже, она действительно очень нравилась… Холли и Кина пообещали ей, что представят ее их агенту в Париже, когда вернутся… казалось, все так хорошо.

Они разъехались по домам, дав друг другу обещание встретиться на Багамах весной. Принц Георг поцеловал руку Паолы довольно формально, когда они прощались со всеми в Инсбруке. Они с Дженной сели в самолет до Вены. Впереди еще продолжение Рождественских каникул — в начале четверти они снова встретятся в Лозанне. И все будет, как прежде, думала Паола. Однако этого не случилось.

Когда она вернулась обратно в школу в январе, то заметила, что Дженна не столь приветлива с ней, как это было раньше. Все попытки заговорить о маленьких каникулах, проведенных в Хохюли, были встречены холодным молчанием. Она перестала приглашать Паолу поехать с собой в город или к ее тете, или прогулять уроки и съездить в Женеву. К концу второй недели семестра было определенно ясно, что круг друзей Дженны Росней больше не включал в себя Паолу Росси, и Паола не могла понять почему. Для нее это было большой неожиданностью. Дженна была лишь на год ее старше, но сначала этот факт не имел значения — Дженна ни в какое сравнение не шла с красотой, популярностью или дерзостью Паолы Росси, и поначалу считалось большим плюсом появляться на публике с хорошенькой, популярной младшеклассницей. Но не теперь. Хуже того, Паола не могла связаться ни с кем из компании Хохюли. Принц Георг просто не отвечал на ее звонки; номера, которые ей дали Холли и Кина, вообще не работали, а Дэйва, того ужасного американца, постоянно не было дома. Она никак не могла понять, в чем дело.

В конце концов ей все рассказала Вероник. Слухи переполняли школу уже давно, с тех самых пор, как Паола и Дженна вернулись. А заключались они в том, что Паола Росси переспала с четырьмя мужчинами — четырьмя! — и даже не стала сопротивляться, когда те стали фотографировать ее для их знаменитой «черной тетради» — дневник с фотографиями, если так можно выразиться, знаменитых девушек, с которыми им удалось переспать. Этот дневник, сказала она шепотом, Дэйв Хан, американец, продаст прессе. Паола с ужасом слушала рассказ Вероник.

— Но… почему я? Почему они не выбрали Дженну? — запнулась Паола. Тишина затянулась.

— Ну, они выбирают кого-то… ну, понимаешь, кто не совсем их… уровня, — Вероник старалась подобрать как можно более мягкие слова.

Паола пристально смотрела на нее с непониманием.

— Да что ты такое говоришь? Я богата. Мой отец деловой человек.

— Да, но ты… Понимаешь, ведь твоя мама официально не его жена, разве не так? В смысле, она всего лишь его подруга. — Слушая заносчивый голос Вероник, она вдруг стала понимать, почему именно Паолу Росси, а не Дженну Росней выбрали в качестве жертвы. Все ее надежды горели ярким пламенем к тому времени, как Вероник фон Ридезаль, дочь немецкого графа, закончила свой рассказ.

Потом она позвонила Франческе и потребовала забрать ее из этой школы. Немедленно. Это было первое знакомство Паолы с маленьким, но могущественным и замкнутым миром европейской знати. Пусть у нее будет хоть неслыханное состояние, пусть она ведет самую шикарную жизнь, но, как ей грубо напомнили, у нее не было статуса.

Что ж, все это в прошлом, напомнила она себе, еще раз покружившись перед зеркалом. Ее больше никогда так не унизят. Никогда. Конечно же, ей пришлось рассказать обо всем Франческе — Франческа была потрясена. И все же правда есть правда: неважно, что говорила Франческа, как ни сочувствовала ее «ужасному испытанию», было ясно, что, в общем, Вероник была права. Паола действительно была ниже Дженны Росней, и пока Макс не предпримет какие-либо меры, она всегда будет на этом уровне. К сожалению, Макс не торопился поправлять положение Паолы на социальной лестнице. Хотя ему и предлагали. Дикие лошади не станут больше оскорблять ни Франческу, ни Паолу. Они с матерью пытались замять эту историю, но оставался один неприятный вопрос… что же все-таки случилось с фотографиями?

Когда прошли месяцы, и казалось, дальше ничего не случится, Франческа позволила себе расслабиться немного. К тому же, у нее были на то причины, ее дочь уже пережила скандал с тем ужасным юношей Дидье Жюно. Если где-то и ходили фотографии, на которых Паола занималась сексом с принцем Георгом… ну и что? Она слышала, что аристократы проделывают такое почти с каждой свободной наследницей на континенте. Чем Паола Росси была хуже? Паола ничего не ответила на подобные рассуждения Франчески. Она действительно не помнила детали той злополучной ночи, но в оргии участвовал более чем один мужчина, и она была не совсем уверена, что они занимались с ней именно сексом.

— Паола!

Франческа шла по коридору. Паола вздрогнула. Она снова задумалась. Она быстро застегнула последнюю молнию и принялась аккуратно снимать бигуди. Ее туфли от Маноло Бланик — красивые высокие каблуки и тонкие кожаные узелки впереди — стояли в углу комнаты, ожидая своей очереди. Франческа повернула ручку. Дверь распахнулась, и она нежно оглядела свою дочь.

— Великолепно, — прошептала она, одобрительно кивая.

Паола улыбнулась. Она знала, что выглядела сногсшибательно.


Из ванны струился пар от горячей воды. Амбер сняла платье и ступила босой ногой на холодный мраморный пол. После влажного климата Нью-Йорка сухие теплые дни и прохладные ночи Менорки казались ей облегчением. Как и то, что ее приезду никто не уделял особого внимания. Она не хотела приезжать после безумного телефонного звонка Анджелы, но она обещала Максу, что приедет, и потом, за Киерана заплатили залог, поэтому он мог подождать. Она вздохнула. Иногда ей так хотелось принадлежать нормальной семье, как у Бекки, семье, в которой никогда ничего тревожного не происходит. При мысли о Бекки она содрогнулась. Она обещала приехать к ней, как только вернется в Лондон, но потом эта шумиха с Киераном, теперь праздник Макса… А она обмолвилась, что заедет сразу же, как вернется. Бекки что-то сказала ей о том, что столкнулась где-то с Генри — еще одна причина, по которой Амбер не хотела возвращаться. Ей было безразлично, чем там занимается Генри.

Она натянула через голову платье, что нашла у Анджелы в гардеробе, и посмотрела на себя в зеркало. Выглядела неплохо… немного плоской, возможно. Платье было с цветочным орнаментом, чуть-чуть девчачьим, с рукавами-фонариками и странным аляповатым воротником. Амбер прикусила губу — оно как-то по-детски смотрится на ней. Она никогда не могла найти свой стиль: ее наряды были всегда либо чересчур яркими, либо удручающе скромными, и у нее просто-напросто не было такого же гибкого загорелого тела, как у ее сестры, которое делало бы идеальным все, что она ни надевала. Генри всегда любил говорить: «Твоя сестра всегда выглядит так, словно только что встала с постели. Именно там я, да и любой мужчина на планете хотел бы видеть ее». Амбер старалась не обращать внимания на это замечание. Взяла расческу и попыталась привести волосы в порядок. Они снова были на такой неуклюжей стадии своего роста, когда они были не короткие, но и не длинные. По возвращении в офис она поняла, что ее стрижка понравилась не всем так же сильно, как парикмахеру, которая стригла ее. Киеран принялся смеяться, как только увидел ее, и сказал, что она выглядит, как грязный ягненок после стрижки. Амбер разозлилась.