Дарья Волкова - С тобой и без тебя. И снова с тобой.

— Вера, это совсем другое…

— Конечно, другое! Что, на экзотику потянуло? Хочется попробовать, каково это — трахаться с синим чулком?

— Вера, — в голосе Стаса звучат почти умоляющие интонации. — Зачем ты все портишь? Пожалуйста, не надо, — он пытается погладить ее по щеке. — Поверь, нам будет очень хорошо. Позволь мне…

Вера дергает головой, уворачиваясь от его ладони.

— Это я все порчу?! Нет, это ты все испортил! Причем давно. Задолго до встречи со мной. И с чего я решила, что ты что-то из себя представляешь?! Ты пустой. Можешь продолжать жить так и дальше. Заниматься никчемной работой, за которую не можешь себя уважать. Каждый день трахать новую телку. И старательно не замечать, как от тебя уходит твоя жизнь вместе с талантом. Ты — одноразовый, Соловьев. Ты же знаешь, что это означает. Ты — использованный г*ндон! — последнее слово она просто выплевывает.

Стремительно покидает квартиру Стаса. Потому что сознание оказалось не в состоянии справиться с поставленной задачей. Горячие, обжигающие слезы душат ее.

Кажется, воздух дрожит от злых грубых слов. От грохота захлопнувшейся двери. Стас поднимает руку, чтобы убрать волосы от лица. Вот его пальцы — точно дрожат. С ним со всем что-то не так. Руки дрожат. Сердце колотится. Грудь сжимает как при неправильной декомпрессии. И никак не проходит эрекция.

«Все уже, все», — говорит он себе, наливая еще вискаря. Больше всего досадно, что он посмел… признаться. В том, что ему было плохо без нее. Невозможно. Непривычно. Отвратительно. Все валилось из рук. Он скучал по Вере. ОН! Стас Соловьев, который никогда не спал с одной и той же девушкой больше раза. Ну, в особо исключительных случаях — двух. Сколько у него их было? Стас отхлебнул виски. Как там Вера сказала про сотни? «Во второй? В третьей?». Черт его знает, он никогда не считал. Да и какая, нафиг, разница. Потому что Вера ни в какой не сотне. Она такая одна. Единственная. Во всем мире одна, твою мать, разъединственная такая. И ему повезло ее встретить.

Стас усмехнулся. Подошел к окну. Отсалютовал своему отражению стаканом с виски. Его единственная-разъединственная пять минут назад обозвала его использованным контрацептивом. А он что? А он в отместку завтра придет к ней в семь утра. Разбудит, как последний садист. Будет кофе варить, завтраком кормить. И убеждать, что не г… Короче, что он лучше, чем она о нем думает.

Кто б его самого еще разбудил. Стас катастрофически проспал не только свои наполеоновские планы мести, но и едва не опоздал на запланированную фотосессию. Пришлось планы мести перенести на вечер.

Вера дверь не открывала. На звонки и стук квартира отвечала мертвой тишиной. Сотовый отказывался соединять с отсутствующим в зоне доступа абонентом. Так продолжалось четыре дня. А на пятый в дверь квартиры номер семьдесят восемь открыл риэлтор в компании потенциальным покупателем. Вера уехала.

День сегодня такой, что все приносит радость. И это потому, что она наконец-то придумала, как выкрутиться из ситуации, в которую сама себя и загнала. Как исправить то, что натворила.

Вера идет по улице и улыбается. Апрельское солнце зажигает золотистые зайчики в ее волосах. Выразительные серо-зеленые глаза искрятся еле сдерживаемым весельем. Легкая шелковая юбка летает вокруг соблазнительных бедер. Каблуки итальянских туфель, в которые обуты ее стройные ножки, выбивают по асфальту ритм, заставляющий проходящих мимо мужчин оборачиваться и смотреть вслед. Сочетание откровенно женственной одежды, пленительной фигуры, мягкой улыбки на нежных губах и яркой дерзкой радости в глазах притягивает мужские взгляды как магнит.

В сумочке начинает вибрировать телефон. «Владимирский централ, ветер северный». Проходящий мимо и откровенно глазеющий на нее симпатичный шатен усмехается и удивленно приподнимается бровь. Вера подмигивает ему в ответ. Когда они в очередной раз ругались с Матвеем, она ему пригрозила, что поставит на его звонок какую-нибудь ужасную мелодию. Да так и осталось. Тем более, он так забавно ворчит по этому поводу.

— Да?

— Вер, привет, ты не собираешься ко мне заглянуть? У меня есть для тебя приглашение на весьма интересное мероприятие.

— Матвей, привет. Как раз к тебе иду. И у меня для тебя хорошие новости.

Квасов иногда туговато соображает, но здесь он схватывает мгновенно.

— Ты придумала? Да? Вера, скажи!

— Угадал. Приду, расскажу, — Вера дает отбой, не дослушав, что там он кричит про то, что она умница и гений.

Да, именно так. Вера чрезвычайно собой довольна. Она придумала, как исправить, то, что она наворотила сгоряча. Как ей оживить принца Уланда. А то как-то нехорошо получилось. В конце концов, он ей жизнь спас. Ну, или, по крайней мере, рассудок.

Ту ночь с двадцать первого на двадцать второе мая Вера провела как в осажденной крепости, защитники которой понимают, что следующий штурм будет последний. А жить-то хочется. Вера не сомкнула глаз. Упаковочных коробок не было, и она складывала вещи по кучкам на полу в гостиной. Дождавшись семи утра, стоя посреди всего этого беспорядка, набрала номер Матвея. Терпеливо выслушав его возмущенный монолог по поводу необдуманности, импульсивности и безответственности, Вера предъявила ультиматум: или он помогает ей сегодня же переехать на новое место жительства, или у нее будет другой агент. Или вообще не будет никакого. Вера чувствовала, как неотвратимо распадается на ничтожно малые части.

Что-то было в ее голосе, что Матвей заткнулся. Попросил дать ему три часа. Правда, приехал Матвей только к двенадцати, а Вера все утро просидела как иголках, нервно прислушиваясь к каждому звуку за дверью. Лишь когда в районе девяти хлопнула дверь на площадке, а в ее дверь никто не позвонил, Веру отпустило. Впрочем, кого она обманывает? Веру раздирали самые противоречивые эмоции, которые она когда-либо испытывала. Потому что на смену облегчению приходит горькое до слез разочарование. Но плакать уже не получается. Сколько можно-то. Да и на что она рассчитывала? Что он с утра пораньше прибежит с цветами извиняться? Ну, или с кофе и с бутылкой портвейна. Да и за что ему извиняться? За то, что он такой, какой есть? Для него это был всего лишь не стоящий внимания мелкий эпизод, который к утру уже забыт. Сегодня его утешит очередная фотомодель.

К моменту приезда Матвея Вера худо-бедно собрала себя в некое подобие целого. Квасов привез список возможных вариантов переезда, и Вера сделала совершенно дикий со всех точек зрения выбор.

А вечером они с Матвеем двигали мебель и распаковывали коробки в ее новом доме в одном из пригородных коттеджных поселков.

В последующие несколько недель Вера с головой погружается в пучину отчаяния. Иначе не скажешь. Она дико сожалеет о том, что остановила Стаса. Что не дала им ни единого, самого малюсенького шанса. Веру опять раздирают на части совершенно противоположные желания. Хотя, теперь это ее практически обычное состояние. Какая-то часть ее понимает, что все, что у них могло случиться, носило бы только одноразовый характер. И боль от этого ее бы просто убила. А с другой стороны, когда она ночью лежит в постели и вспоминает… И осознание того, что она так никогда и не узнает, каково это — отдать свое тело мужчине, который и так уже владеет твоими мыслями, сердцем, душой. Разве это ее не убивает?

У Матвея паника. Он пытается как-то растормошить Веру, но все без толку. В голове у нее ни единой мысли. Не прочитано и не написано ни строчки из того, что надо прочитать и написать. Время до истечения срока обязательств есть, но оно стремительно тает. Матвей понятия не имеет, что случилось. Что вынудило Веру стремительно сменить место жительства и замкнуться в себе. У него есть смутная идея. Учитывая тот факт, что Вера категорически запретила давать кому бы то ни было ее координаты, а кое-кто весьма настойчиво наводил справки. Но все попытки обсуждения этой темы Вера яростно пресекает. И у него просто опускаются руки. Да еще эта ее блажь жить за городом, в полупустом поселке.

В один из вечеров, пару месяцев спустя после переезда, Вера слышит звук подъезжающей машины. Никак, приехал ее нянь. Вера противна самой себе. Хотя бы за то, как она обращается с Матвеем. Но зияющая пустота внутри не дает ей ни малейшего шанса на нормальные человеческие реакции. Ее нет, одна пустая оболочка. Как она тогда сказала Стасу: «Ты — пустой». Нет, пустая — она.

Вера выходит на крыльцо, и сердце стремительно ухает куда-то вниз. К центру Земли. Матвей не один. Из машины появляется высокая мужская фигура.

Когда они подходят, сердце возвращается на место. Это не Стас…

— Вера, познакомься, это Игорь.

— Здравствуйте, Игорь, — пережитое секундное потрясение встряхивает Веру. Она становится чуть менее равнодушной.

Игорь здоровается и кивает. Высокий, крупный. Темные волосы, глаза. Типаж похож. Только черты лица резкие, взгляд тяжелый, если не сказать, мрачный. Не лицо, закрытая дверь с надписью: «Не влезай — убьет».

— Вер, Игорь будет жить с тобой, — видно, что Матвею неловко. Но голос решительный, смотрит исподлобья. Как Вера не любит такой взгляд. Значит, Квасов решение принял, и фиг его сдвинешь с места.

— Вот как? Даже без свадьбы?

Игорь никак не реагирует. Матвей устало морщится.