Дарья Волкова - С тобой и без тебя. И снова с тобой.

Раньше фраза: «Фотосессия — это тяжкий труд» Веру бы в лучшем случае насмешила. В худшем — вызвала бы глухое раздражение. Сейчас она готова подписаться под каждым словом. Кровью.

В кровь были стерты пальцы от тетивы на луке. Несмотря на то, что он бутафорский. Вера не знала, куда девать руки, куда смотреть. У нее был загнанный и полный паники взгляд. Стас психовал и орал, потом выгнал всех, кроме Веры, из павильона. Спустя два часа выгнал и ее домой, сказав, что ему нужно просмотреть отснятый материал и понять, где же он косячит.

В следующий раз было еще хуже. Потому что с киностудии привезли чертовы доспехи. Одевали Веру в них вдвоем знакомая Вере стилист Света и костюмер со студии. Вера нервничала, ибо не привыкла стоять полуголой перед незнакомыми людьми. Пусть и женщинами. У Светы тоже было маловато опыта в прилаживании рыцарских доспехов к женскому телу. Короче, заглянувшему с невинным вопросом: «Сколько можно копаться?» Соловьеву в голову полетела латная рукавица.

Все это было неимоверно сложно. Тело ныло от непривычных нагрузок. Особенно руки и плечи. Меч, хоть и ненастоящий, весил, казалось Вере, тонны. Стас опять выгнал всех из павильона. Вера внутренне сжалась, готовая к тому, что сейчас он опять начнет требовать от нее чего-то невозможного. А вместо этого…

— Тебе не кажется, что Джойс был психом? — Стас опять крутит что-то на фотоаппарате.

— А? — Вере кажется, что она ослышалась. Опускает поднятый меч, утыкая его в пол перед собой.

— Я, когда читал «Улисса», не раз думал о том, что ему надо не книжки писать, а у хорошего врача лечиться.

— Ты хоть представляешь, в какое время и в какой стране он жил? И что ему пришлось пережить?

— Я же не историк, чтобы это знать. Я простой читатель, мне не понятно…

— Чтобы понятно было, надо мозги включать…

Потом, спустя несколько часов съемки, Вера поняла, ЧТО он сделал. Он ее тоже завел. Только по-другому. Его меткие, язвительные, иногда откровенно провокационные реплики заставили ее забыть обо всем — о неудобных доспехах, о тяжелом мече, о ярком свете, о направленном на нее фотоаппарате. Короткие команды Стаса, выдаваемые им между злющими комментариями, Вера выполняла на полном автопилоте. Потому что голова была занята совсем другим. Она была в своей стихии, они спорили, ругались, дело дошло даже до личных оскорблений, но все это было великолепно, интересно, заставляло сердце биться быстрее, а глаза — гореть огнем.

Едва Вера перевела дух, чтобы окончательно расправиться с иллюзиями Стаса относительно Сэлинджера…

— Стоп машина, — Стас подает ей руку, чтобы помочь спуститься. — Ты просто ураган, детка.

Вера спускается с подиума и получает братский поцелуй во влажный лоб.

— Все супер, Вер, — Стас широко улыбается. — Ну, ты меня просто вымотала. Я весь как выжатый лимон. Не знаю, как буду работать дальше. А у тебя на сегодня все.

У него получалось это каждый раз. Заставить ее забыть обо всем, что было вокруг, кроме его голоса и иногда мягких, иногда злых вопросов. Учитывая их плотные графики работы, весь процесс растянулся на месяц. Вера не знала, что из этого получится, но ей это нравилось. Определенно. Да. Вера выучила массу новых слов. И самое главное из них — TFP. Творческая фотосессия. Вот как все это безобразие называлось.

Звонок. На это раз телефонный. Не открывая глаза, Вера шарит на тумбочке в поисках источника назойливого звука.

— Алло?

— Вера, это просто бомба! Ты почему мне ничего не сказала? Вся литературная общественность прямо на ушах стоит. Какие же вы молодцы! Соловьев просто гений!

Фамилия Стаса заставляет Веру окончательно проснуться. Она прокашливается.

— Матвей, а теперь с самого начала и членораздельно…

Глядя в монитор, Вера четко осознает, насколько противоречивые эмоции ее раздирают. Стас выложил всего одну фотографию. Ту самую, в доспехах. Но она наделала такого…

На ней Вера себя не узнает. Фото нереально красивое. Девушка на фото — КРАСИВАЯ. И настоящая. Как и горящий на заднем фоне замок. Как помятые, в пятнах крови доспехи. Вера-то помнит, что они не настоящие, но здесь, на фото — иллюзия полнейшая.

И лицо. Ее лицо. И не ее. Оно прекрасно. Гнев. Ярость. Огонь возмездия. И легкая горечь разочарования в глазах. Отблеск предательства. Вера понимает, что она совершенно необъективна. Но она готова полностью согласиться с Матвеем. Соловьев — гений. Только почему же он, мерзавец этакий, ей ничего не показал заранее. Вешал лапшу на уши, что не готово.

Дома мерзавца не оказывается. Вера решает привести себя в порядок и позавтракать, прежде чем идти убивать Стаса.

До Соловьева удается дозвониться далеко не сразу. Верины возмущенные вопли отметает сразу. Делал урывками, проект некоммерческий, вчера поздно вечером закончил одну, выложил. Над остальными пахал всю ночь.

— Ты больше ничего не выложишь, пока я не посмотрю, — Вера не понимает, какого фига она злится. Красивее фото у нее не было.

— О’кей. Вечером привезу ноутбук — посмотришь.

— Я хочу сейчас.

— Приезжай, смотри, — голос у Стаса глухой и раздраженный, он диктует адрес.

У него опять съемки в павильоне. На этот раз в каком-то другом. Видимо, он предупреждает охрану, потому что Веру беспрепятственно пропускают. Она теперь тертая и опытная. Тихонько незаметной тенью проскальзывает в павильон, находит себе место, где она не видна и никому не мешает. И наблюдает.

Стас снимает какую-то нереально знойную красотку. На девушке надето только красивое розовое с черным белье и босоножки. Понаблюдав за процессом съемки, Вера интуитивно ощущает разницу. Понимает, что сейчас на подиуме как раз профессиональная модель. Стас говорит короткими отрывистыми командами. Но она физически чувствует напряжение между фотографом и моделью. Даже при том, что Стас не говорит никакой непотребщины. Но она на него ТАК смотрит. Или это признак мегапрофессионализма, или у Веры паранойя…

Наступает перерыв, девушку уводят переодеваться. Стас закрывает лицо руками. Трет его ладонями. Вера вспоминает его слова о том, что он работал над фотографиями всю ночь. Ей становится стыдно. Ну, ладно, все равно уже приперлась…

— Стас?..

— О, привет! Когда ты…

— Я тебе не сильно помешала?

— Да нет.

Вера замечает красные воспаленные глаза.

— Ты сегодня ночью вообще спал?

— Пару часов. Пойдем, я тебе дам ноут, посмотришь пока.

Вера садится тихонько в уголке с ноутбуком. И медленно офигевает. Выбрать какую-то одну невозможно. Веру распирает от гордости. Она всегда ровно относилась к своей внешности. Далеко не уродина. Если приложить определенные усилия, так и вовсе красавица. Но это неинтересно. Потому что скучно. А Вера не любит всего, что скучно.

Как-то раз, в ответ на очередной комплимент ее выдающимся интеллектуальным способностям, она выдала фразу: «Меня Бог умом обидел». Потому что искренне считала, что излишек ума счастья не приносит. Скорее, наоборот. Вот она, например. Вместо того, чтобы выжать из своих и так весьма нескудных внешних данных максимум, а при разговоре строить глазки и приторно восхищаться всем, что ей говорят, Вера поступала с точностью до наоборот. На собственную внешность плевать хотела, а в разговоре больше всего ценила умного и равного себе собеседника. Ну, а если что не так, пеняйте на себя.

А вот теперь, глядя в монитор ноутбука, Вера узнавала и не узнавала себя. Стас как-то умудрился разглядеть и вытащить наружу ее красоту. И при этом она оставалась собой. И кем-то другим. Одновременно. Все это было путано, непонятно. Но одно Вера знала совершенно точно. Это было великолепно. Никто не делал ей более роскошного подарка. И у нее нет никаких причин злиться на наиталантливейшую очаровашку Стаса Соловьева.

По окончании фотосета они пили кофе в находящемся в этом же здании небольшом ресторанчике.

— Я с трудом удерживаюсь от желания пасть ниц, — Вера не может не ехидничать, но искренне надеется, что Стас поймет всю глубину ее восхищения.

— Да ладно, это лишнее, — Стас слабо улыбается. Вид у него довольно потрепанный.

— Слушай, ты еще сегодня работаешь?

— Ага, мы в два на набережной снимаем какой-то рекламный отстой. У меня есть час с небольшим, приткнусь где-нибудь, подремлю. Кстати, — продолжает Стас, — чтобы отбить желание падать ниц. Ты читала, какое название нашему творческому дуэту дали?

— Какое?

— «Красавицо и чудовищо». Причем твои литературные собратья полагают, что чудовищо — ты. Ну, а мои фотодрузья — что я.

Вера хохочет.

— Мне нравится. А почему ты-то чудовище?

Соловьев потягивается до сладкого хруста в плечах. Эти его чертовы плечи!

— Потому что я аморальный сексуально озабоченный тип. И очень востребованный фотограф. Завидуют, мля.

— Ну ладно, не буду тебя отвлекать, — Вера поднимается со стула как раз в тот момент, когда к столику подходит она. Та самая знойная брюнетка, которую Стас недавно снимал в павильоне. Правда, уже одетая.

— Стас, ну ты куда пропал? Я тебя потеряла. Мы же окончательно не договорились.