– Извините, – пробормотала она, – я помешала?

– Не извиняйтесь, не нужно просить прощения за все подряд, – ответил мужчина, плохо различимый в полумраке, но, кажется, довольно молодой. – Не любите праздничную суету? Я терпеть не могу.

«Эгоист. Платинум эгоист», – подумалось Нине. Дима тоже обожал рассказывать о себе и о собственных предпочтениях.

– Я, пожалуй, пойду, – она взялась за ручку двери.

– Ну вот, я вас напугал, – собеседник усмехнулся, а Нина, покосившись на него, заметила, что у него красиво очерченный профиль. – Идите, празднование в самом разгаре.

Из приоткрытой двери действительно доносилось громкое пение. Нина заколебалась.

– А хотите – останьтесь. Я помолчу, честное слово.

Нина, прислонившись спиной к двери, замерла, готовая бежать в любую минуту.

Громко стучали колеса, и вагон под ногами сотрясался, словно живой. Мужчина молчал, и это начинало беспокоить.

– С вами все в порядке? – поинтересовалась Нина.

– Нет. То есть да. Это не важно, – путано ответил он.

– Извините… – начала она.

– Не извиняйтесь, – прервал он. – Вы слишком воспитанная, а это вредит.

– Неужели? – пробормотала Нина. – А вы?

– А я не очень.

– Ага… – Она помялась и вдруг спросила: – А вы куда едете? В отпуск? Домой?

– Просто еду.

– Правда? – Она по-настоящему заинтересовалась. – Вот так, в никуда?

– Вот так. Иногда нужно просто уехать, – ответил он глухо.

Они проговорили, наверное, целый час, не обращая внимания на холод, пробивающийся через щели, и Нина подумала, как важно иногда сделать шаг в сторону, пусть даже это кажется безумием. Будет ли эта встреча судьбоносной или нет, пока неясно. Но все равно сейчас, в трясущемся на шпалах тамбуре, она ощущала дыхание ветра перемен, которые обычные люди могли бы легко перепутать со сквозняком.

* * *

– Таня! С Новым годом! – набрав номер подруги, прокричала в трубку Нина. – Спасибо за поезд!

– За какой поезд? Ничего не понимаю! – отозвалась та удивленно. На заднем фоне слышался голос ее старшенького, умоляющего дать взорвать еще одну петарду.

– Ну ты прислала мне ссылку на статью про то, что нужно уехать! Это оказалась просто отличная, чудесная идея!

– Ничего я тебе не присылала… Никитка, ну потише ты! – обратилась к сыну Таня.

– Ничего?.. – Девушка рассеянно потерла лоб. – Но как же…

– С наступившим, девушка, с новым счастьем! – Старенький проводник, похожий на старичка-лесовичка, озорно подмигнул ей из-под железнодорожной фуражки.

– А, не важно, – махнула рукой Нина.

Настоящее чудо не нуждается в объяснениях. Все, что нужно, – это ждать и просто в него верить.

Елена Нестерина

Акции небесного электричества

Холодно, очень холодно было в Москве этим ноябрем. С самого начала месяца часто и помногу шел жесткий мелкий снег. Промерзший ветер нес его по широким улицам, разметал в переулки, шлифовал им до благородного блеска накатанные дорожки на тротуарах.

В один из ледяных дней, когда на свистящей улице легкие не успевают согреть попавший в них ветер, к расселенному аварийному дому, затерявшемуся в старых новостройках Москвы, подъехала облава.

В доме жили. И серьезно рисковали при этом – тот, кто не имел в столице прописки или регистрации, после облавы обязательно ставился перед выбором: или получать срок за тяжкое нарушение регистрационного режима, или, подписав добровольно-принудительный контракт, отправляться в дальнее-дальнее Подмосковье. Там, среди сырых талдомских лесов, стояли вредные-вредные, но очень полезные столице предприятия. Там работали на износ. Получали, конечно, зарплату – не наличными, а переводом на пластиковую карточку (действующую, правда, только в том городе, где работник был прописан). К концу контракта набегала приличная сумма, забирай и иди себе, то есть отправляйся на малую родину, – отъезд с завода и возвращение в порт приписки отслеживались. Но как набегали деньги, так и убегали силы – наступал этот самый полный износ организма.

Всеми способами нужно было стараться не попасть туда, а грозило это только жителям Немосквы и Необласти, которые приезжали в столицу охотиться за деньгами. Ведь деньги по-прежнему водились только там. Эти чужие Москве были не нужны – своим рабочих мест не хватало.

Зато очень пригождались Области. Эти люди были Сила, рабочая нужная сила.

В Москве уже давно нельзя было иначе – новый закон оказался суровым, повернутым добрым лицом к тем, кто вовремя успел стать в столице «своим», и лицом беспощадным – ко всем остальным.

* * *

Юля проснулась, но глаза открывать не спешила, потому что слышала – Володя чем-то гремит, а значит, зажигает керосинку. Холодно, лучше еще чуть-чуть полежать на кровати из высоких ящиков и благодарно-жарких армейских одеял. Юля поправила на голове шерстяной платок, сладко повернулась на другой бок и, вытянув шею, понюхала воздух. Скоро запахнет едой – и вот тогда можно будет обрадоваться новому дню.

И правда. Вот в холодном воздухе понесся дух теплой рыбы, рыбы горячей, даже слегка подгорающей рыбы. Юля открыла глаза – Володя улыбался и широко махал ей сковородкой.

Юля выбралась из одеял, слезла с шаткой кровати, сразу обулась в крепкие ботинки.

– Юля! Я жду тебя. – У Володи был замечательный голос. На такой голос хотелось бежать с края света.

И сам Володя был очень красив. Стать бы ему артистом. Но он выучился на геодезиста – умел замерять землю, которой до его голоса, лица и тела не было никакого дела. Пока он жив, конечно, не было.

Юля любовалась своим Володей. Выпила воды, которую он дал ей. Выпила еще, посмотрела на белое дно чашки, еще раз выпила. Сняла платок, поцеловала Володю, улыбаясь ему и рыбе, отскочила в самый дальний угол крошечной самодельной комнаты и совершила несколько упражнений зарядки, которым позавидовала бы заядлая фитнес-женщина.

Рыба ждала, подергиваясь на сковородке, снятой с огня. Она не остывала, хотя уже должна была – ведь в комнате, кроме керосинки, не было обогрева.

Ждал и Володя. Он никогда не ел без своей Юли.

Вот они подсели к рыбе. Но тут топот, крики и треск послышались с разных сторон. Кто-то истошно кричал, упираясь, кто-то кричал, напирая. Кто-то громко бежал по коридору, ближе к комнате-городухе, еще ближе…

Треск и грохот усилились. Под ударами вот-вот должна была упасть дверь.

– Всем оставаться на местах! Не двигаться! – Ломавших дверь было двое или даже больше. Кричали они со стопроцентной верой в успех.

Дверь вылетела, но пока она держала оборону, Володя выбил заложенное фанерой и заткнутое тряпками окно, схватил свою большую куртку, завернул в нее Юлю – и выкинул на улицу. Через секунду за ней полетела Юлина сумка. И рыба.

Выглянув в окно и убедившись, что Юля жива, не разбилась, Володя крикнул:

– Я найду тебя! Я позвоню! Не бойся! Жди, Юля!

Через мгновение звуки послышались уже другие: облава настигла Володю. Кричал он теперь другое – отвлекающее от мысли о том, что Володя в комнате был не один, что надо бы поискать беглеца на улице. Берите типа только его, Володю. Его и брали.

* * *

Такой успешной операции давно не проводилось. Больше тридцати человек, нелегально обитающих в Москве и отбивающих хлеб у законных ее жителей, удалось задержать и доставить в специальный отдел.

В основном это были артисты и музыканты – Юлины друзья. Володя-геодезист вообще-то искал другой доли, когда-то он грузил мешки с цементом на стройке пристройки к ночному клубу, где выскочившая отдохнуть в перерыве между номерами наемная танцовщица Юля на него и налетела. До этого Володя жил на строительном складе, но появление Юли изменило его жизнь.

Очень изменило.

– Будем бороться с тем, что мы бедные и ненужные, – сказал он как-то Юле, стоя у построенного клуба и глядя на сияющие хром и пластик автосалона, где в тепле и уюте носились среди покупателей и начальников работники и работницы. – И что впереди нас ждет наемное рабство.

Они начали пытаться добывать деньги в Москве – городе будущего.

Юле и Володе посчастливилось жить в благостное время – после окончательной победы либеральных сил в правительстве люди стали свободными. Вживление микрочипов – пакостное нововведение, казавшееся поколению родителей Володи и Юли чем-то из мира фантастики, было отменено как нарушение прав человека.

Да, с чипами было не забалуешься. Несанкционированный въезд на территорию приоритетной зоны страны фиксировался со спутника, оттуда же поступал сигнал – и нарушитель блокировался. Не сунешься. Никак. А сейчас гайки раскрутили – и Москва стала возможна. Оказалось возможным попасть в нее.

Они и попали.

* * *

У Юли не было другого выбора.

Она вылетела из окна второго этажа и упала на кучу строительного мусора, засыпанную снегом. Куча была неровной, бугристой, так что дробленый кирпич, щебень и куски арматуры дали о себе знать Юлиным спине и бокам. Еще Юля разбила лицо, но осталась жива и ничего не сломала. Володя знал, что делал, когда бросал ее на землю. Знал, на какую землю, знал, зачем бросал. Володя…

Юля вскочила на ноги, куртка слетела. Снова завернувшись в нее и привычным движением набросив на плечо ручку сумки, Юля побежала вдоль дома. Что происходит? Всех хватает полиция? Или выборочно? Надо узнать, что там, с той стороны.

Пока Юля бежала, стихли крики, послышался рев машин; вот он сошел на нет – уехали… Юля решила вернуться в сгороженную Володей комнатку, которая ей казалась самой теплой в доме.

Но хорошо, что она не успела обойти дом и зайти со стороны подъезда – мелькнула одна фигура в сером бушлате, вторая, третья. Это была охрана. Если Юля сунется, ее моментально схватят тоже. А Володя велел ждать. Неужели он выберется? Неужели не попадет на заводы? На заводах плохо – заводы отбирают жизнь, и никакая страховка не спасет здоровье неценных рабочих: на место павшего заступит следующий, их ведь полная страна. Грустное медицинское заключение отправится по месту прописки, а вместе с ним письменные соболезнования и скорбный сувенирный подарок от правительства. Плюс предложение забрать усопшего в десятидневный срок – проезд бесплатно, за счет страховки покойного работника.