Молчание на другом конце провода длилось, длилось, Тимми слышала, что женщина плачет, и вдруг ей стало стыдно за свою месть.

– Господи, господи… а мы-то всегда думали, что ее удочерят какие-нибудь богатые люди, будут хорошо к ней относиться… Если бы я знала… – «Знала – что? Если бы ты знала, ты бы не рассталась со мной? Взяла бы меня с собой в Дублин? Так почему же, почему ты меня бросила?» Тимми хотелось кричать, но в горле застрял ком, надо было успокоиться, иначе женщина на другом конце провода поймет, кто Тимми такая. – А нельзя ли узнать ее адрес? Может быть, я смогу написать ей письмо и все объяснить… Ее отец так меня и не простил за то, что я уговорила его оставить ее. Я думала, так для нее будет лучше. Мы же были совсем нищие и сами почти еще дети.

– Я посмотрю, что можно сделать, – уклончиво ответила Тимми. У нее голова шла кругом от того, что она услышала. – Я вам позвоню и сообщу.

– Спасибо… – Голос у женщины прерывался. – Спасибо… А если вы позвоните, прошу вас – не объясняйте ничего моим детям… попросите к телефону меня.

– Хорошо. Благодарю вас, – глухо произнесла Тимми.

Она потом долго сидела и невидящим взглядом глядела в окно своего кабинета. В лице у нее не было ни кровинки. Потом она сняла трубку и заказала себе билет до Дублина на завтрашний утренний рейс. Она хотела ее увидеть. Телефонный разговор не дал ей того, чего она ждала. Может быть, и ничто ей этого не даст. Может быть, и в самом деле уже ничего не изменить, время ушло. Но если все же нет, если остался хоть один шанс, Тимми хотела увидеть в своей матери еще что-то, и увидеть собственными глазами. Едва она положила трубку, заказав себе билет, как в кабинет вошла Джейд.

– Пожалуйста, отмени все мои встречи. Я завтра улетаю. По семейным делам, – коротко распорядилась Тимми.

– Те самые О’Ниллы, которых я разыскала в Дублине? – Тимми кивнула. – Что-нибудь еще? – Тимми покачала головой. – Надолго улетаешь?

– Думаю, на день-два.

До свидания с Жан-Шарлем в ресторане на Эйфелевой башне оставалось еще целых три недели, и он явно был не готов встретиться с ней раньше, чем они договорились. Тимми не скажет ему, что она в Европе. И никому не скажет, зачем туда летит. Кто знает, что случится, когда она туда прилетит, и что она там найдет. Но что бы там ни случилось и что бы Тимми там ни нашла, она знала твердо и безоговорочно, что должна совершить это паломничество не только для того, чтобы встретиться со своей матерью, но и для того, чтобы найти ту частицу себя, которую искала всю жизнь.

Глава 20

Полет из Лос-Анджелеса до Лондона продолжался одиннадцать часов, и Тимми почти все это время спала. Она лежала в своем кресле, смотрела в иллюминатор и думала о женщине, которая была ее матерью, представляла себе, как они встретятся, как это будет тяжело. Может быть, она потеряет сознание, или у нее случится сердечный приступ, или она бросится обнимать Тимми… Какие только фантазии не приходили ей в голову! И как угадать, что произойдет на самом деле? А может быть, не произойдет ничего. Может быть, им будет тягостно и скучно, хотя, судя по вчерашнему разговору, так быть не должно бы. У этой женщины хотя бы хватило милосердия заплакать, когда Тимми ей сказала, что ее так никто и не удочерил и что она выросла в приюте Сент-Клер.

Ее родители, как и все бедняки в Ирландии, были уверены, что в Америке мостовые вымощены алмазами, а местные богачи буквально нарасхват хотят удочерить конопатых пятилетних сироток. Реальность сиротского детства Тимми отстояла на миллионы световых лет от их младенческих представлений. И теперь уже ничего не изменить, поздно. Тимми просто хотела увидеть эту женщину и постараться понять, что же случилось, что должно произойти с людьми, чтобы они отказались от родного ребенка. У Тимми у самой был ребенок, и она так сильно его любила, что у нее в голове не умещалось – как родители могли ее бросить? Да, может быть, у них не было денег, не было будущего, семья им не помогала. Может быть, они тогда смотрели на все по-другому…

И сейчас, нося в своем чреве ребенка, Тимми не позволила бы никому и ничему на свете принудить себя отказаться от этого ребенка, бросить его, как бы ей ни было страшно, как бы бедна она ни была, пусть даже она останется совсем одна на свете. Он был ее плотью и кровью, плотью и кровью Жан-Шарля, Тимми отдала бы за него свою жизнь, убила бы всех, кто покусился на его жизнь, она будет любить его до конца своих дней. Она надеялась, что Жан-Шарль будет с ней. Но пока еще ничего не решено. Сначала Тимми должна встретиться со своей матерью, постараться понять, что она за человек. Для нее это что-то изменит, может быть, она даже сможет увидеть историю своей жизни другими глазами. И будет отныне ощущать себя в этом мире иначе. Может быть, они бросили Тимми столько лет назад не потому, что в ней было что-то не так, а потому, что в них самих чего-то не хватало. Она и раньше это знала, но почему-то всегда чувствовала себя виноватой, иначе не оказалась бы в сиротском приюте. Сейчас она должна убедиться во всем сама.

В Лондоне ей пришлось ждать два часа до рейса на Дублин, потом она села на самолет местных авиалиний. В Дублине она дрожащими руками набрала номер телефона своей матери и прямо из аэропорта ей позвонила. У нее был заказан номер в гостинице «Шелбурн», но сначала она хотела увидеть Мэри О’Нилл. Покончить со всем сразу и освободиться. Как и вчера, трубку сняла мать Тимми, и у Тимми вдруг пропал голос, она не сразу смогла заговорить. Все оказалось гораздо труднее, чем она себе представляла. Однако она решила, что не надо устраивать матери сюрпризов, лучше сначала позвонить. Вполне возможно, что мать Тимми вообще не пожелает встретиться с ней.

– Алло? – сказал тот же голос, что Тимми слышала вчера.

– Миссис О’Нилл? – У Тимми прерывалось дыхание.

– Да.

– Мэри О’Нилл? – Тимми хотела окончательно удостовериться, что говорит со своей матерью, но Мэри О’Нилл уже узнала голос американки, которая звонила ей накануне.

– Да. Вы опять звоните из приюта Сент-Клер?

– Я звоню… – Тимми старалась унять дрожь в голосе. Она стояла в автоматной будке, ее дорожная сумка рядом с ней на полу. – Я звоню из аэропорта. Не из приюта Сент-Клер. Из дублинского аэропорта, – объяснила она.

– Зачем вы прилетели?

Женщина испугалась, может быть, подумала, что ее хотят наказать за то, что она бросила своего ребенка, разоблачить перед всем миром.

– Хочу повидать вас, – тихо сказала Тимми, и весь ее гнев вдруг исчез без следа. Голос у женщины был такой несчастный, такой бесхитростный, такой старый. – Я Тимми. Я в Дублине. Прилетела, чтобы встретиться с вами. Можно зайти к вам на несколько минут?

Тимми затаила дыхание. Мать молчала, и Тимми услышала, что она опять плачет. Обеим было тяжело.

– Вы меня ненавидите? – спросила она, захлебываясь рыданиями.

– Нет, – грустно ответила Тимми. – Не ненавижу. Я просто не понимаю. Может быть, нам стоит поговорить. Вам потом вовсе не надо будет со мной встречаться. – Тимми не хотела вторгаться в ее жизнь. Хотела просто увидеть ее и уйти с миром. Хоть это мать обязана для нее сделать. Может быть, это окажется подарком, который они друг другу сделают, – взамен той любви, которую Тимми не получила от нее.

– Мы были чуть ли не нищие. Голодали. Твоего отца посадили в тюрьму за то, что он украл для нас бутерброд и яблоко. Ты все время плакала, потому что хотела есть. А работу найти не удавалось. Образования у нас никакого не было, мы ничего не умели, нашего выговора никто не понимал. Иногда мы ночевали в парке, ты все время простуживалась и болела, а на врача у нас не было денег. Я боялась, что ты умрешь, если останешься с нами. В тот вечер, когда случилась авария, ты могла разбиться насмерть. Твой отец взял машину у приятеля и сел за руль пьяный. Он был еще совсем мальчишка. Я поняла, что тебе нужны настоящие родители, а не такие непутевые, как мы. И решила отдать тебя в приют. Полицейские предложили отвезти тебя в приют Сент-Клер.

Вот так все просто. Просто для них. Но не для нее, Тимми. Полицейский предложил пьяной парочке отдать их ребенка в приют, и Тимми стала сиротой. Тимми слушала свою мать, и по ее спине бегали мурашки. Ведь они чуть ее не погубили!

Мэри всхлипнула, вспоминая, какая беспросветная жизнь у них была почти полвека назад. Тимми с трудом верилось, что у них до такой степени не было средств, чтобы не прокормить своего ребенка. Но может быть, и в самом деле не было? Зачем этой женщине лгать ей сейчас? Недоброе дело они совершили, и с тех пор прошло очень много времени. И Тимми во многих отношениях сумела пережить свою детскую травму и создала себе достойную жизнь. И никто ей никогда не помогал, и уж тем более ее родители.

– Почему вы не взяли меня с собой в Дублин? – грустно спросила она.

– У нас не было денег. Родители не могли купить нам билеты. У нас хватило только на два билета до дому, и здесь тоже мы не смогли бы тебя прокормить. После того как мы вернулись, у нас десять лет не было детей, а потом мы родили двоих. Потом твой отец заболел туберкулезом, а я нанялась прислугой к богатым людям. Мы всегда жили на гроши. И я мечтала, что тебе одной из всех нас повезло, ты живешь в роскошном доме, у богатых людей, получила хорошее образование, стала настоящая леди.

Она почти все правильно намечтала, только эту мечту Тимми исполнила сама, никто ей не помогал.

– Сейчас у меня все хорошо, – грустно сказала Тимми, смахивая слезы. – У меня уже давно все хорошо, – стала убеждать ее Тимми. – Я преуспела в жизни. Но тогда, раньше, мне пришлось нелегко.

Как же она была несчастна в приюте Сент-Клер все свое детство и раннюю юность!

– Простите! – зарыдала мать. Потом робко попросила: – Может быть, вы зайдете выпить чашку чаю, раз прилетели в такую даль?

Если бы Тимми говорила злобно и враждебно, вряд ли Мэри согласилась бы повидаться с ней, тем более что и сама не знала, хочет ли она увидеть дочь, но Тимми разговаривала с ней по телефону спокойно и вежливо, и она решила побороть свой страх и пригласила ее. Она чувствовала, что обязана сделать хотя бы это.