– Не знаю, – тихо проговорила она. – Был Валентинов день, может быть, этим все и объясняется? – Тимми сама с трудом верила, что говорит ему это. Ведь уже столько лет она защищала свое сердце от серьезного чувства, поклялась себе, что больше в ее жизни не будет мужчин, и вот теперь потеряла голову и лепечет ему какую-то чепуху про Валентинов день. Наверное, она и вправду сошла с ума. Но если она сошла с ума, значит, сошел с ума и он, и как же она счастлива, что он ей позвонил! Она снова почувствовала себя молоденькой девчонкой. И вдруг вспомнила, о чем ей давно хотелось его спросить: – А в той открытке, что вы прислали мне осенью, было какое-то тайное послание? Помните, закат над океаном в Нормандии? – Ей до смерти хотелось узнать.

– Тогда я об этом не думал, но, может быть, послание и было. Сейчас я понимаю, что да, конечно, было. Я купил эту открытку и долго думал, что же вам написать. Во-первых, я боялся наделать ошибок, ведь писал по-английски.

Она улыбнулась этому признанию. Все в нем трогало ее до глубины души. И восхищало сочетание душевной силы и беззащитности, восхищала его любовь к детям, его сомнения и колебания, неуверенность в том, что он поступает правильно, ведь все это было в высшей степени свойственно и ей, Тимми, она видела в нем свое зеркальное отражение. Ей нравилось в нем все.

– И потом, я очень осторожно выбирал слова и выражения. Не хотелось сказать ни слишком много, ни слишком мало. Я был очень растроган, что вы подарили мне эти прекрасные часы. Больные дарят мне подарки, но такого замечательного я еще не получал. И для меня было очень важно, что часы подарили именно вы. – Сердце ее замирало от счастья. – Я так ценю, что вы их выбрали.

Он с тех пор не снимает часы, сказал он ей, но в эту минуту к машине подошли Дэвид и Джейд с их багажом. Тимми не хотелось разговаривать с ним при них, и она сказала, что хотела бы позвонить ему через час из гостиницы. Он ответил, что, конечно, пусть она звонит ему на мобильный, он будет ждать. Они разъединились, и всю дорогу до Нью-Йорка Тимми оживленно болтала с Дэвидом и Джейд. Они видели, что у нее необычно приподнятое настроение, но не могли понять почему. Она и сама ничего не понимала. Понимала только, что ее непреодолимо тянет к нему, что ее чувства в полном смятении, что он совершенно завладел и ее сердцем, и душой, и мыслями. Наверное, она потеряла рассудок, но даже если и потеряла, это было чудесно, ей не хотелось его возвращать. Скорее бы, скорее бы снова услышать его голос в трубке!

Тимми позвонила ему из гостиницы, как только вошла в свой номер, и он несказанно удивил ее, спросив, хочет ли она, чтобы он прилетел в Нью-Йорк на следующей неделе. Он мог бы пробыть там несколько дней, они бы встретились, поужинали вместе… Она поняла, что он смертельно хочет увидеть ее, и она тоже хотела увидеться. Но на следующей неделе она была занята, она только что договорилась лететь через три дня на Тайвань улаживать проблемы, возникшие с тамошней ткацкой фабрикой. Она сказала Жан-Шарлю об этом, и он очень огорчился. Что поделаешь, она должна была заниматься делами своей империи, пусть даже накануне вечером случилось чудо.

– Тимми, нельзя так много работать, – укорил ее он, и она ничего на это не возразила. Да и что она могла сказать? Он уже слишком хорошо ее знал и все понимал сам. Ей, впрочем, и не хотелось ему возражать. Пусть он лучше знает, какова она на самом деле. А ей хотелось узнать о нем как можно больше – о его детстве, как он рос, в какой школе учился, какая у него была семья, есть ли у него братья и сестры, какие характеры у детей, о чем он мечтает, чего боится, чего ждет от нее… Ей было интересно все. А ему уже были известные ее сокровенные тайны и все самое важное, что случилось с ней в жизни.

– Что же нам делать? – спросила она Жан-Шарля, ложась на постель в своем гостиничном номере. У нее сейчас пять дня, у него одиннадцать вечера. Их разделяют три тысячи миль, а скоро этих тысяч станет шесть. И она знала, что останься у нее хоть капля здравого смысла, она послушалась бы Джейд и не позволила себе до такой степени увлечься им, а стала бы ждать, когда он разведется или хотя бы уйдет от жены. Но с ними обоими случилось что-то невероятное, Тимми совершенно потеряла голову. Чувство к Жан-Шарлю до такой степени захлестнуло ее, что даже боль от потери Блейка ощущалась уже не так остро.

– Что нам делать? Не знаю, – честно признался он. – Что-нибудь придумаем, но нужно время, – осторожно сказал он. – Для меня все это так неожиданно и ново. Такого со мной никогда раньше не бывало. – Ему было пятьдесят семь, она на девять лет моложе, но и она ничего подобного этому чувству никогда не испытывала. Даже с Дерриком, когда в него влюбилась, а уж со всеми другими, кто был после него, и вовсе. В ее жизни случилось чудо, и, видимо, в его тоже.

– Мне очень хочется вас увидеть. Когда вы вернетесь с Тайваня?

– Надеюсь, я там пробуду всего несколько дней. Улетаю в среду, а к выходным вернусь.

– Может быть, я тогда смогу прилететь в Калифорнию, – сказал он негромко, и у нее от волнения пробежал по спине холодок.

Ее как будто подхватила и несла с собой могучая лавина. И она не могла ни понять, откуда взялась эта лавина, ни вырваться из нее, даже если бы и захотела. Нет, нужно опомниться, перевести дух… и ему тоже. Он говорил ей, что не переедет из их квартиры до июня, Тимми это помнила. Значит, еще четыре месяца. А если он передумает и не уйдет из семьи, как это случилось с любовником Джейд? Если навсегда оставит все как есть, а она, Тимми, будет для него забавой, ведь она уже полюбила его! Нет, к черту сомнения, к черту страхи, не будет она ни о чем таком думать. Она больше всего на свете хочет, чтобы Жан-Шарль прилетел к ней в Калифорнию, и как можно скорее. Они должны вместе решить, что с ними стряслось.

– Мой брак уже много лет как умер, – сказал он, как говорил вчера в Париже, но она поняла это еще осенью и, наверное, гораздо яснее, чем он. Его сердце было пусто уже давно, он забыл, что оно существует, забыл, для чего человеку вообще дано сердце. И вот сейчас это сердце воскресло, проснулось, точно Рип Ван Винкль, и воскресшее сердце Тимми рванулось ему навстречу. Нет, это не просто увлечение, она была уверена. С ними происходило что-то огромное, непостижимое, оно вырвало и его, и ее из их привычной жизни и швырнуло в бурный океан, и они теперь должны держаться друг за друга, чтобы не утонуть. И самое страшное, на них нет спасательных жилетов, и они знают об этом. И все время, что они разговаривали, она это остро чувствовала.

Проговорили они час, у него уже было за полночь, наконец они попрощались, и Тимми потом долго лежала в постели у себя в гостиничном номере и думала о нем. Время шло, в Париже уже было три утра, она была уверена, что он давно спит, и вдруг услышала, что по электронной почте пришло письмо. Они с Дэвидом и Джейд только что поужинали, и все разошлись по своим номерам. Когда компьютер тренькнул, она была у себя одна.

«Дорогая Тимми, я не могу заснуть, все думаю о Вас, обо всем, что с нами произошло в эти дни. Я тоже не знаю, что это такое, но все равно это самое великое чудо, какое только может быть подарено человеку. Я чувствую это всем своим существом. Вы самая удивительная женщина изо всех, кого мне довелось знать, и я не понимаю, за что вдруг на меня свалилось такое счастье. Спокойной Вам ночи. Пожалуйста, приснитесь мне. Je t’embrasse fort. Ж.-Ш.».

Теперь он уже целовал ее крепко. Она знала, что значит «fort». И ее опять словно подхватило, понесло и закружило в каком-то сумасшедшем вихре. Ошеломленная, потрясенная, она без конца читала и перечитывала его е-мейл. Никогда в жизни никто не писал ей таких романтических писем. Они были словно два подростка, которые пишут друг другу записочки во время урока и объясняются в любви.

«Дорогой Жан-Шарль, я очень скучаю о Вас. Разве можно скучать о человеке, которого почти не знаешь? Но я не могу, не могу не скучать. И все время думаю о Вас. Приезжайте в Калифорнию как только сможете. Нам столько нужно друг другу сказать. И я тоже t’embrasse fort. Т.».

Отправляя е-мейл, она не могла не спросить себя, что будет, когда он к ней прилетит – если он и правда прилетит? Ляжет ли она с ним в постель? Наверное, этого не нужно делать, лучше дождаться июня, когда он уйдет из дому. Да, это было бы правильно, он слишком обаятельный мужчина, она может раствориться в нем без остатка. Близость сделает ее его добровольной рабыней, преданной ему и сердцем, и душой. Конечно, так все и будет, она была в этом убеждена. И несмотря на все свое смятение, непременно хотела сохранить их отношения на той же высоте, что и сейчас. Она скажет ему об этом своем решении до того, как он к ней полетит. И в конце концов написала прямо сегодня в одном из е-мейлов, которыми они обменивались всю ночь. У него уже наступало утро, он написал ей, что смотрел, как восходит солнце, и думал о ней. С каждой минутой они все яснее понимали, как серьезно то, что случилось с ними, и что от такого чувства не отмахнуться. Но несмотря на это, он согласился, чтобы между ними не было близости, когда он к ней прилетит. Он относился к ней с величайшим уважением и готов был считаться с ее малейшими желаниями. Так к Тимми не относился еще ни один мужчина. Поистине Жан-Шарль удивительный человек! Тимми не могла понять, как его жена согласилась его отпустить, почему она позволила себе его потерять, почему столько лет жила своей собственной жизнью. Если бы она, Тимми, вышла замуж за такого человека, она бы никогда не допустила, чтобы он ушел, проживи они вместе хоть миллион лет. Рядом с ним Зак и ему подобные казались – да и на самом деле были – жалкими ничтожествами, как только она могла так бездарно и бессмысленно тратить себя на короткие связи с ними.

Утром Тимми встала неотдохнувшая, но все равно поехала в Нью-Джерси на фабрику. Встретилась с управляющим, и они обсудили возникший конфликт. Да, дел и забот у нее было более чем достаточно.