Манчестере. Все это время он жил на содержании у какой-то женщины.

Выпрямившись от окна, она повернулась к нему, в приступе внезапного

отчаяния, желая понять причину.

– Зачем? – спросила она. – Зачем отец так поступал?

Себастьян отвел глаза.

– Господи, – пробормотал он, – почему вы меня спрашиваете?

– Вы говорили, что сами были человеком крайностей. Что пили и играли. –

Сердце Дейзи вдруг сжалось от страха. – Вы такой же, каким был он?

Себастьян окаменел, и страх еще глубже проник ей в душу, но она настаивала:

– Скажите! Стали бы вы лгать семье, разрушили бы свою жизнь?

– Ради выпивки? Нет. Ради очередной карточной партии? Нет. Позволил бы я

женщине содержать себя? Господи, конечно нет.

Ощутив, как облегчение захлестнуло ее мощной волной, Дейзи прикрыла глаза.

– Но, – тихо добавил он, – у каждого из нас свои слабости, цветочек.

Открыв глаза, Дейзи обнаружила, что Себастьян смотрит на нее. Вопрос

вылетел у нее прежде, чем она успела себя одернуть:

– И в чем же ваша слабость?

Он выпрямился, и Дейзи почувствовала, что между ними словно бы выросла

стена.

– Кажется, скоро время чая, – обронил он. – Нам лучше вернуться.

Дейзи смотрела, как он пересек веранду и уже наполовину спустился с

лестницы, когда она заговорила:

– Вы мне не скажете, верно?

Остановившись, Себастьян обернулся через плечо, и у нее перехватило

дыхание, ибо в глазах его светилась нежность.

– Нет, – ответил он и продолжил свой путь вниз по ступеням.


В последующие две недели Себастьян продолжал писать, как одержимый. К

тому времени как Дейзи спускалась вниз, он уже трудился в библиотеке и

зачастую продолжал работать вечерами, требуя, чтобы ужин ему подали на

подносе прямо туда. Матильда выразила некоторую озабоченность тем, что

племянник столько часов проводит за печатной машинкой, но когда она

спросила Дейзи, что привело к столь непостижимой перемене, та не сумела

внятно просветить ее на сей счет.

Не могла же она поведать его двоюродной бабушке об игре, которую они с

Себастьяном затеяли, и то обстоятельство, что ее должно держать в секрете,

делало оную куда более волнительной. К тому же на него она, кажется,

возымела действие. Дейзи же, напротив, продолжала вымучивать свой роман,

что на удивление не особо ее печалило. Стоило ей взглянуть на неуклонно

растущую стопку законченных страниц на соседнем столе, как нарастало в ней

и предвкушение.

Вопросы то и дело мелькали в голове. Что будет, когда он закончит первую

сотню страниц? Как все произойдет? Захочет ли он сначала обсудить

исправления? Или лишь протянет ей страницы, подхватит на руки и поцелует?

Эти и дюжины других вопросов неистовым рикошетом отдавались в голове у

Дейзи, с каждым днем усиливая тревогу до тех пор, пока она не стала почти

невыносимой.

И вот одним июльским утром, оказалось, пришло время ей получить ответы на

некоторые вопросы. Спустившись в библиотеку поработать, Дейзи обнаружила,

что на сей раз Себастьян не явился раньше нее. Вместо этого на столе ее ждала

аккуратная стопка отпечатанных страниц, перевязанная бечевой. Под бечевку

была подоткнута записка.

При виде записки Дейзи пронзило восхитительное волнение. Немедленно

схватив ее, она сломала восковую печать и развернула один-единственный

листок.

И тут же поняла, что перед ней не записка, а карта. Карта лабиринта, где

красными чернилами четко был отмечен путь к центру. В центре тем же

красным цветом он написал: «В четыре часа».

Взглянув на часы, Дейзи раздосадовано вскрикнула. Только-только минуло

девять. Как же ей дождаться четырех? Опустив руку, сжимавшую записку, она

устремила взгляд на страницы, что он оставил ей прочесть, и напомнила себе,

что приехала в Девоншир вовсе не за поцелуями. Дейзи принудила себя

спуститься с небес на землю и уселась за стол. Свернув карту, она положила ее

в карман, затем развязала бечеву и взялась за перо. Заставив себя

сосредоточиться на лежавших перед ней страницах, она принялась читать.


Незадолго до того, как пробило четыре, Дейзи взяла карту Себастьяна и

отправилась через лабиринт. Добравшись до центра, она обнаружила, что граф

уже там и ждет ее. Дейзи замерла у проема в изгороди и наблюдала за ним с

противоположной стороны фонтана Муз. В руке Эвермор держал маленький

красный томик, но было не похоже, что он читал, потому как, стоило ей ступить

в круг, Себастьян тут же ее заметил и захлопнул книгу, зажав нужное место

пальцем.

– Ну как? – требовательно спросил он прежде, чем она успела заговорить. – Вы

прочли?

– Да.

Она видела, что он напряжен, заметила, как лицо его стало настороженным,

приняло выражение уязвимости, которое она сочла до ужаса трогательным.

Он сделал глубокий вдох.

– И?

– Это чудесно, – вымолвила она, рассмеявшись при виде облегчения в его

глазах. – Действительно чудесно.

– Слава Богу, – пробормотал Себастьян, запустив в волосы пятерню. – Я

несколько часов кряду метался здесь, словно тигр в клетке, – признался он. – Я

боялся, вы скажете, что это мусор.

Дейзи улыбнулась.

– Разве не этого боятся все писатели? – спросила она, вспоминая, как он взял

почитать ее рукопись.

– Именно. Значит, теперь вам нравится завязка?

– О да! Когда он сходит с поезда, буквально сталкивается с ней и понимает, что

его жизнь никогда не станет прежней… это куда более волнующе, нежели

раньше. А та часть, где он обнаруживает, что она замужем... ох, я даже не могу

сказать, что именно изменилось, но когда я читала роман в этот раз, он до

самого конца держал меня в напряжении. Хотелось читать дальше и дальше… –

Она огорченно вздохнула. – Вот только кончились страницы.

– Я напишу еще, – пообещал Себастьян. – Но не сейчас. – Он умолк, и нечто в

выражении его лица напомнило Дейзи, зачем она здесь. – Прямо сейчас, –

добавил он, и уголок его рта изогнулся в полуулыбке, – мне предстоит нечто

более важное.

Дейзи почувствовала, как ее вновь объяло не отпускавшее всю неделю

беспокойство, и замерла в ожидании, когда же он приблизится к ней.

– Вы говорили, что никогда не читали Байрона, – не шелохнувшись, произнес

граф, – но, кажется, я вам не верю. Думается, вы с ним мыслите одинаково в

том, что касается вдохновения.

Открыв книгу в том месте, что прежде зажал пальцем, Себастьян прочитал:

Не бойся, что Феб[6] отвратит свои взоры,

О помощи муз не жалей, не тоскуй.

Что Феб Музагет! Что парнасские хоры!

Заменит их первый любви поцелуй!

От этих слов у Дейзи перехватило дыхание, с усилием воли она напустила на

себя равнодушный вид, не имевший ничего общего с ее чувствами.

– Кажется, – спустя мгновение выговорила она, – Байрон был невероятно

прозорлив.

– Полностью согласен. – Себастьян захлопнул книгу, но не сдвинулся с места.

Его взгляд был прикован к ней. – Распустите волосы.

Дейзи моргнула от столь резкой перемены темы, и ее кажущееся равнодушие в

мгновение ока растаяло без следа.

– Прошу прощения?

– Ваши волосы. Распустите их.

Вдруг жутко смутившись, она невольно подняла руку, прижав ее к туго

стянутому пучку на затылке.

– Мои волосы? Зачем?

– Это и есть первое правило. Волосы должны быть распущены.

Опустив руку, Дейзи сцепила пальцы за спиной. Неделями она жила, словно на

иголках, пытаясь представить, как он намерен потребовать свою награду и

какие правила внесет в затеянную ими игру. Каких только волнующих

поступков она не воображала!

«Но, – в панике подумала Дейзи, – распущенных волос среди них не было».

От Себастьяна не укрылась ее нерешительность.

– Я выполнил свою часть сделки. А вы намерены отказаться от своей?

Дейзи представила, как вся копна апельсиново-рыжих крутых завитков свесится

обычным безнадежно спутанным клубком, и мысль отказаться от сделки вдруг

показалась ей весьма заманчивой.

– Не могу взять в толк, зачем вам понадобилось смотреть на мои распущенные

волосы, – отведя глаза, с застенчивым смешком промямлила она. Мысленно,

Дейзи пыталась найти повод для отказа, но не смогла придумать ни одного.

Вновь встретившись с ним взглядом, Дейзи сказала правду: – В детстве

мальчишки дразнили меня из-за волос. Они обзывали меня «морковной

головой».

– Я не стану дразниться. – Себастьян шагнул к ней. – Мне этого хочется, Дейзи.

Хочется видеть твои волосы распущенными: как они ниспадают и переливаются

в солнечном свете.

Не отводя взгляда, она нерешительно подняла руку, дабы исполнить его

просьбу. Дрожащей рукой Дейзи зажала узел на затылке, другой принялась

вытаскивать шпильки. Лишь когда последняя шпилька очутилась у нее на

ладони, она отпустила волосы, позволив им свободно упасть.

Дейзи откинула их назад.

– Ну вот, – чувствуя себя едва ли не бунтовщицей, проговорила она и сунула

шпильки в карман.

Обогнув фонтан, Себастьян направился к ней, и с каждым его шагом сердце

Дейзи билось все сильнее, и когда он наконец остановился перед ней, она была

уверена, что и ему слышен частый глухой стук. Никогда прежде Дейзи не

чувствовала себя более незащищенной, более уязвимой, нежели теперь.

Себастьян не произнес ни слова. Книга выпала из его руки на траву, но он не

обнял Дейзи, не попытался поцеловать. Вместо этого набрал полную горсть ее