нет, потому что впервые в жизни она была достаточно хороша. Благодаря

кокаину он чувствовал, что ему все по плечу: отразить любые напасти и

восторжествовать над любыми обстоятельствами. Кокаин делал его

непобедимым.

До тех пор, пока чуть его не убил.

– Себастьян? – вторгся в его мысли голос Филиппа. – Ты в порядке?

Подняв голову, он выдавил из себя улыбку.

– Разумеется. Ты же знаешь, каким угрюмым я бываю перед премьерой.

Прозвенел колокольчик, оповещая, что представление начнется через пять

минут, и Филипп, отлепившись от колонны, выпрямился. – Мне лучше занять

свое место. Иначе жена будет гадать, что же со мной сталось.

– Тебе не стоило приходить.

– Ладно, признаю, я мазохист.

– Не иначе. Пьеса – полный бред.

– Ты всегда так говоришь. – И его невозмутимый друг направился к левой

стороне зала.

– Знаю, – бросил ему вслед Себастьян. – Но на сей раз это действительно так.


– Бред? – Себастьян недоверчиво уставился на развернутую газету в своих

руках. – «Соушиал Газетт» назвала мою пьесу бредом?

Аберкромби, расценив сей вопрос как риторический, оставил его без ответа.

Вместо этого, камердинер взял поднос с бритвенными принадлежностями и,

окинув Себастьяна пытливым взглядом, замер в ожидании. Саундерс, лакей,

принесший утренние газеты, безмолвно торчал здесь же, выжидая, когда его,

наконец, отпустят.

Себастьян не обращал внимания на них обоих. Он вновь перечитывал

вступительные строки отзыва, напечатанного в утреннем выпуске «Соушиал

Газетт»: «Себастьян Грант, некогда причисляемый к самым блестящим авторам

девятнадцатого столетия, бездарно провалился, впервые попытавшись написать

комедию. Сюжет «Девушки с красной сумочкой» – полный бред…»

Себастьян остановился на том же самом месте, что и в прошлый раз, и взглянул

на имя автора статьи.

– Джордж Линдсей, – пробормотал он, оторвав от газеты сердитый взгляд. – Кто

такой, черт побери, этот Джордж Линдсей?

Аберкромби промолчал, вновь справедливо рассудив, что ответа от него не

требуется. Он продолжал стоять возле кресла для бритья, ожидая, когда хозяин

соизволит сесть.

Вместо этого Себастьян продолжил чтение.

– Сюжет «Девушки с красной сумочкой» – полный бред, – с нарастающим

гневом повторил он, – с невыносимо избитой идеей и совершенно

неправдоподобной фабулой. Коль скоро речь идет о комедии, сии изъяны были

б простительны, будь пьеса по-настоящему забавной. Увы, ваш рецензент,

нашел три проведенных в «Олд Вике» часа не забавнее визита к дантисту.

До глубины души уязвленный уже прочитанным, Себастьян хотел было

отшвырнуть газету прочь, но передумал, когда любопытство все-таки

перебороло брезгливость. Он продолжил читать:

– Всем известно, что Себастьян Грант носит аристократический титул графа

Эвермора и содержание его поместий обходится недешево в наш век

сельскохозяйственного упадка. В свою очередь, театральные комедии нынче не

только модны, но и весьма прибыльны. Вашему рецензенту остается лишь

заключить, что в написании этой пьесы, автор руководствовался скорее

денежными, нежели литературными интересами. – Прервавшись, он обратился к

Аберкромби. – Да, признаю, – он наигранно рассыпался в извинениях, – я

предпочитаю получать деньги за свою работу. Возмутительно, не правда ли?

Себастьян не стал утруждаться тем, чтобы подождать, пока камердинер

попытается ответить.

– Исход плачевен, – продолжил он. – Вместо того, чтобы вернуться в Лондон

первоклассным Себастьяном Грантом, он предпочел возвратиться

второсортным Оскаром Уайльдом.

С воскликом негодования Себастьян отшвырнул газету, отчего страницы

разлетелись в разные стороны.

– Второсортным Оскаром Уайльдом? – прорычал он. – Невыносимо избито?

Совершенно неправдоподобно? Какая, черт подери, наглость! Как смеет этот

критик… как смеет он рвать мою пьесу на клочки в такой манере?

Когда Саундерс принялся собирать страницы газеты, Аберкромби наконец

заговорил:

– Должно быть, мистер Линдсей – человек дурного воспитания, сэр. Вы желаете

побриться сейчас?

– Да, Аберкромби, благодарю, – проговорил граф, радуясь возможности

отвлечься. – Этот критик называет мою пьесу бредом, но это его рецензии самое

место на помойке. Саундерс, – добавил он, – отнесите этот идиотский треп туда,

где ему и полагается быть.

– Очень хорошо, сэр. – Лакей поклонился, но стоило ему направиться с уже

аккуратно сложенной газетой к выходу, как любопытство Себастьяна вновь

одержало над ним верх. Потянувшись, он выхватил у лакея газету, взмахом

руки отослал того прочь из туалетной комнаты и уселся в кресло для бритья.

Пока Аберкромби намыливал помазок, Себастьян продолжал читать отзыв. И

занятие это приводило его в ярость.

Пьеса, как заявлял мистер Линдсей, основывалась на неубедительных

недоразумениях, а главный персонаж, Уэсли, был слишком блеклым, чтобы

вообще о нем упоминать. Все могло разрешиться простым объяснением между

ним и его возлюбленной, леди Сесилией, еще во втором акте. Попытки Уэсли

поухаживать за леди Сесилией, по всей видимости, должны были рассмешить

зрителей, но, по правде говоря, на них больно было смотреть – наверное, каждому в зале было стыдно за бедного парня. Тем не менее, концовка пьесы

оказалась довольно-таки сносной, хотя бы потому, что была концовкой.

– Ха-ха, – кривя губы, пробормотал Себастьян. – Как умно, мистер Линдсей. Вы

настоящий остряк.

Он приказал себе прекратить чтение этой тарабарщины, но оставалось совсем

немного, а посему он решил, раз уж на то пошло, закончить.

Те, кто надеялся, что появление Себастьяна Гранта после столь долгого

затишья ознаменуется возвратом к сильным, проникновенным работам его

ранних лет, будут разочарованы. Бывший лев английской литературы

предпочел предстать перед нами с неглубокой, банальной безвкусицей, что в

общем-то характерно для восьми последних лет его творчества.

Вашего рецензента не может не огорчать то обстоятельство, что самые

блестящие работы Себастьяна Гранта уже лет десять, как остались позади.

Себастьян зарычал, изрекая проклятья, достойные матроса-индейца, и вновь

отшвырнул газету. Она пролетела над головой успевшего пригнуться

Аберкромби и спланировала на пол.

Когда камердинер выпрямился, Себастьян уже сверлил взглядом неопрятную

кучку бумаги на полу и ощущал непреодолимое желание вновь перечитать

статью. Вместо этого он откинулся на спинку кресла и закрыл глаза, но, пока

камердинер совершал над ним ежедневный ритуал бритья, у Себастьяна из

головы не шли слова Джорджа Линдсея.

…не забавнее визита к дантисту… второсортный Оскар Уайльд… самые

блестящие работы уже лет десять, как остались позади…

Он давно уже научился принимать нападки критиков как неотъемлемую часть

своей профессии, но сей язвительный приговор перешел все границы. И то, что

его опубликовали в «Газетт», принадлежащей его собственному издателю, лишь

сыпало соли ему на рану. Да кто же он все-таки, этот Джордж Линдсей? Какой

такой опыт давал ему право камня на камне не оставить от авторской работы, да

в придачу обозвать ее бредом?

– Милорд?

Открыв глаза, Себастьян увидел, как Аберкромби отступает в сторону, открывая

взору графа дворецкого, Уилтона, стоявшего рядом с подносом в руках.

– Пришло письмо от мистера Ротерштейна, сэр, – сообщил дворецкий. –

Передано через его личного секретаря. Я подумал, что в нем может быть что-то

важное, и решил сразу отнести его вам.

Себастьян выпрямился и, одолеваемый дурными предчувствиями, взял с

подноса письмо. Сломав печать, он развернул послание и прочитал его,

совершенно не удивившись черным жирным строкам, написанным почерком

Джейкоба Ротерштейна.

Билеты на сегодняшнее представление упали в цене на треть. Если так

пойдет дальше, пьесу к концу недели придется прикрыть. К слову сказать,

«Газетт» права – пьеса совершенно провальная. Какого дьявола? Могли мы,

по крайней мере, рассчитывать на пристойный отзыв в газете твоего

издателя? Предлагаю тебе немедленно обсудить сложившееся положение с

Марлоу.

Дж. Р.

Себастьян с проклятиями бросил письмо обратно на поднос. Разумеется,

Ротерштейн прав. Необходимо что-то предпринять. Себастьян решил сегодня

днем нанести Марлоу визит и прояснить ситуацию. Может, Джордж Линдсей

еще не в курсе, но его карьере театрального критика пришел конец.


Примечания:

[1] Fait accompli (франц.) – свершившийся факт.

[2] «Олд Вик» (англ. Old Viс Theatre) – театр в Лондоне, расположенный к юго-

востоку от станции Ватерлоо на углу Кат и Ватерлоо Роуд. Королевский Кобург

Театр (Royal Coburg Theatre) был построен в 1818, в 1880 название было

изменено Эммой Конс на Королевский Виктория Холл (Royal Victoria Hall). В

1898 племянница Конс Лилиан Бэйлис приняла на себя руководство, а в 1914

начала ставить на сцене Олд Вика пьесы Шекспира.


Evelina 22.08.2013 20:08 » Глава 2

Глава 2


Перевод: Evelina