И что‑то еще, уже не понятное даже родителям, и не пытавшимся переводить предыдущее повествование чада. Старец Симеон слушал внимательно, улыбался в бородищу, поглаживая ребенка по головке.

— Молодец! — похвалил он и передал сына отцу в руки. — Богатырек растет, — порадовал он любящих родителей и подивил следующим заявлением: — Судьба хорошая, да и дед многое из науки своей передать успеет, и отец премудростям да языкам обучит. — Повернулся к Кире с Николаем: — Ну, давайте своих пострелят!

Крайнов встал, подошел к старцу и посадил ему на колени двойняшек. Дети завороженно рассматривали дедушку незнакомого.

— Как нарекли? — спросил, улыбаясь детям, Симеон.

— Прохор и Ярослава, — представил детей Крайнов.

— Хорошие имена, — похвалил Симеон и обратился к деткам: — Ну, чады, а вы разговаривать умеете?

Яра дернула его за бороду, дело ей это понравилось, и она принялась рассматривать и дергать пучок, зажатый в кулачке. Проша примеру сестры не последовал, а с зачарованным видом продолжал разглядывать незнакомца.

— Ишь, какая шустрая! — хохотнул Симеон и спросил Яру: — Девица, а говорить‑то умеешь ли?

— Ня! — протянула ему его же бороду Яра и залепетала нечто на своем языке.

— Молодец, молодец, — посмеиваясь, похваливал Симеон. Прохор такого неравноправия не мог потерпеть и принялся тоже что‑то рассказывать, приблизительно на том же наречии, что и сестра. — И ты молодец, — не забыл и для парня похвалу старец.

Послушал их лепетание, посмеиваясь да разглядывая детей, и передал их обратно отцу.

— Хорошие детки, — сказал Симеон, загадочно улыбаясь, — и судьбы интересные, непростые, но сильные, мощные. Достойные люди вырастут, масштабные. Ну, укладывайте деток, я вон и местечко для них приготовил.

И показал рукой на небольшой деревянный помост с перилами по бокам, пристроенный к стене дома, назначения совершенно непонятного, на котором были постелены тонкий матрац и одеяло лоскутное сверху.

Папаши пошли исполнять поручение, сильно сомневаясь в реальности его воплощения. Да, заснут они, как же! Раздухарились, все интересно, незнакомо, да и рано им еще спать. Но стоило уложить всех троих рядком и прикрыть покрывалом, висевшим на перильцах, как малыши практически мгновенно заснули. Повозились пару минут, устраиваясь в любимых позах, — и уже спят!

Чудеса‑а‑а!

Пока Глеб с Николаем укладывали детишек, Симеон с женщинами освежили чай в чашках, добавив горяченького, и отведывали угощенье.

— Ну, что, Кира, — услышали мужики, вернувшись и сев за стол, вопрос старца, — не послушались меня, оставили концы Вадиму, вот он вас столько лет за них и дергал, гоняя по стране.

— Не послушались, — призналась Кира, горько вздохнув, — погиб Вадим.

— Отмучилась душа предназначеньем, — перекрестился старец, — знаю, простила ты брата, да и зла на него не держишь. А что держать черноту в душе, если он тебе на той веревке, пусть в узлах в кровь режущих, но ведь вон какую любовь притянул, — будто пропел, а не сказал Симеон и, словно продолжив прерванный разговор, поразил следующим заявлением: — А предложение принимай, расти тебе пора, и Петербург хороший город, да и дом вас там достойный дожидается.

Кира с Николаем переглянулись обалдевшим взглядом, чуть рты не пораскрывав, и уставились потрясенно на старца.

— А откуда вы… — начал вопрос Крайнов.

— Пустое, — отмахнулся старец и тут же принялся вещать теперь уж ему: — Да и ты, Николай, не сомневайся в идее своей, мысль твоя потаенная верная, да и неинтересно тебе уж в узком пространстве дела своего. И единомышленники найдутся, и помощь неожиданная придет. Дело уж больно достойное.

— Офигеть! — не выдержал Крайнов, выразив словесно свое полное потрясение — Я же рассчитал все, прикинул, да только это больше на утопию похоже, типа: «Мы за чистую планету! И миру мир!»

— Ну а почему нет? — спокойно спросил Симеон. — Кто‑то же должен заниматься и этим. К тому же годика через полтора это и доход приличный приносить начнет, и за твоими технологиями потянутся, перенимать — и не только из России.

И повернулся к Аглае. Посмотрел на нее таким взглядом проницательным, что у Глашки мурашки по спине побежали.

— Ну а ты, Аглафена, что ж Дар‑то свой предаешь, в четверть силы используешь, разве ж так можно? — строго спросил он. — Тебе он для чего даден? Растить, силой насыщать да холить всячески, а ты учительствовать взялась. Кому дано, тот сам научится хоть рисовать, хоть песни петь.

— А что делать? — растерялась Глашка от такого сурового выговора.

— Как что? — недовольно переспросил Симеон. — Рисовать, по миру ездить и рисовать, и на всю силу видение свое открывать, и художественное, и духовное. Уж мучаешься, поди, в школе‑то своей? Все с мужем просишься в поездки. Да в те поездки тебе нельзя, он тебя по другим, мирным повозит.

И все! Не досталось только Генералову. Старец вещать и поражать закончил, мирно пил чай с гостями, говорили про разное, и про «Метель», и про дела, в мире происходящие. Потом Симеон гостей провожать пошел до начала тропы. Папаши разобрали своих спящих чад, Кира взяла Яру на руки.

Начали прощаться, благодарить, и тут спохватились, вспомнили, что гостинцев старцу привезли, дары природные из метелевских лесов и реки, да в машине оставили, не знали, примет ли.

— Приму, да с удовольствием и Божьим благодарением, — довольно улыбался старец. — Вон Глеб Алексееич и принесет, а вы идите с Богом, он за вами присматривает.

И перекрестил всех. Генералов уложил спящего сынишку в креслице, надежно пристегнул, забрал из двух машин коробки и пошел назад, к старцу, и все трое провожали его взглядом с холма.

— Что‑то он ему лично хочет сказать, чтоб мы не слышали, — поняла Аглая.

— Значит, так надо, и расспрашивать не будем, — строго постановил Николай.

И действительно, к удивлению необычайному, они увидели, что Симеон пригласил Глеба в дом, где тот задержался довольно надолго и вернулся задумчивым. Глашка, не выдержав, положила ему ладошки на грудь, заглянула в глаза и спросила тревожно:

— Скажи только, все хорошо? Ничего трагического он тебе не предрек? Только правду!

— Как раз все хорошо, — уверил ее Генералов и задумчиво посмотрел на дом старца, казавшийся отсюда с пригорка совсем маленьким. — Честное слово, все действительно хорошо, и нам не надо ожидать никакой беды. — И, помолчав, добавил: — Потрясающий человек. Такой силы, мощи и познаний и видений, что не осознать и не представить!

— И сидит отшельником в лесу, — подошел, встал рядом и тоже смотрел на дом Крайнов.

— А может, он правильно делает, что не являет свои возможности миру, — подошла к мужу Кира и присоединилась к общему разглядыванию домика.

— Еще как правильно! — поддержал Генералов. — Люди настолько отсталы душой и знаниями от Симеона, что не способны оценить его дар и прислушаться.

— Но мы же прислушались, — засомневалась Аглая.

— Он ни с кем не общается и никого к себе не приглашает, а почему‑то сделал для нас исключение, — сказала Кира.

— Значит, что‑то важное ему надо было нам сказать, — предположила Глашка.

— Мне он точно очень важное сказал, — подтвердил Крайнов.

— Мне тоже, — поддержала мужа Кира.

— А уж мне‑то! — восхитилась Аглая. — Я только когда он заговорил, поняла, как меня последний год тяжело угнетала работа. И, главное, я никак понять не могла, почему? А он так просто взял и показал, в чем истина. Мне кажется, я аж дышать всей грудью начала!

— Мне он тоже очень важное сказал, — задумчиво присоединился к общему мнению Генералов.

Они стояли рядком у крутого спуска, смотрели на дом старца и думали, что их жизнь после этой встречи изменилась и уже начался новый этап в судьбе каждого.

— А что он тебе, Алтай, говорил про новое дело? — спросил, не поворачиваясь, Генералов.

— Я случайно, в разговоре с одним интересным человеком, узнал, что у нас в стране есть одна девушка, которая еще школьницей придумала некий химический состав, полностью разлагающий на простейшие органические элементы любые полимеры. То есть полиэтилен, пластик. Мало того, они еще и воздух чистят во время протекания процесса, выделяя кислород. Но почему‑то ни один ученый, ни один чиновник — никто не обратил на ее открытие внимания. Мне стало ужасно любопытно, я пошарился в инете, и знаешь, ее нашел. Ну вот и созрела идея сделать мини‑завод по такой вот переработке. А натолкнуло на идею то, что мы в «Метели» порой задыхаемся летом от этого пластикового мусора. Ну, я ради интереса все и подсчитал, прикинул и с ней расчетами поделился, и вот хожу и третий месяц мучаюсь. Вроде как у меня же есть дело, вполне устраивающее и доходом и независимостью, на фига мне влезать во что‑то неизвестное, совершенно новое, да и денег надо до хренища! А с другой стороны, что‑то мне этот спорт до тошноты надоел, а его деятели еще больше! Вот такая фигня, — закончил Крайнов пояснение, не поворачивая головы, а так и рассматривая домик.

— А про Питер что он вам сказал? — спросила Глашка.

— На прошлой неделе я получила официальное приглашение на работу — в Питерскую консерваторию.

— Что ж ты молчала! — восхитилась Глашка.

— Да мы пока с Колей не решили, ехать или нет.

— Похоже, что решили, — отозвался задумчивый Генералов и поделился своими новостями: — Мы вон тоже с Глашкой мечтали попутешествовать так, чтобы по нескольку месяцев пожить в разных странах и городах, да она все не могла учеников оставить, и Степка маленький был.

— Теперь поедете, — заверил Крайнов.

— Подождите! — осенило Глашку, и она развернулась ко всем остальным: — Так что получается, мы все разъезжаемся и расстаемся?

— Нет, Глаш, не расстаемся, — философски заметил Генералов, — у нас всех начинается новый этап в жизни, и это бог знает как замечательно! А так как мы люди мобильные и не бедные, то будем летать друг другу в гости — хоть в выходные, хоть в любой удобный момент.