— Систер, давай без нотаций, не мальчишка уже.

— Ага, не мальчишка. Ты хоть помнишь, что с ребятами обещал сегодня посидеть? Мне в налоговую через час! — уровень громкости сестры превысил допустимые для Марка частоты, и он тяжко застонал. — Давай, мелкий, собирайся, ребята ждут тебя.

— Окэ…

Рука, охваченная похмельным тремором, не выдержала веса телефона, и трубка, выскользнув, упала прямо на лицо страдающего мужчины. С усилием приоткрыв глаза, Марк болезненно поморщился. Почему так плохо-то сегодня?

Из того, что он отчётливо помнил: пили они виски, чистый, ни с чем не смешивая. Черт, сколько ж надо было вылакать, чтобы сегодня чувствовать себя так, словно стадо слонов на его теле выплясывало чечетку? Собрав все силы, он принял положение сидя. Какого хрена? Он даже не разделся!

Похоже, был не только вискарь. Кинув взгляд на прикроватную тумбу, детали начали складываться в занятный пазл: очевидно дома он решил шлифануть настроение еще и водкой. Бутылка, стоявшая нетронутой несколько месяцев теперь была на треть приговорена. Хороший же выдался вечерок. Кроме желания сдохнуть в голове отсутствовали любые мысли, эмоции или воспоминания. Да что ж вчера было-то?

Контрастный душ, две таблетки аспирина и литр апельсинового сока, вопреки его ожиданиям, человеческого облика не вернули. К головной боли, боли в горле и странному тягучему чувству в груди, прибавилась и пульсация в правой руке. Слегка опухшая, с парой мелких ссадин рука добавляла во вчерашний вечер ещё одну деталь головоломки: была драка. С кем, почему, и с каким результатом оставалось загадкой. Хотя отсутствие на остальных частях тела видимых гематом говорило об исходе в пользу Марка, за что он мысленно себя похвалил. Даже в усмерть пьяный, сноровки не потерял!

Ехать за рулём в таком состоянии было бы абсурдом, поэтому Марк прибег к помощи такси. Заодно и доспит жизненно необходимые ему полчаса. Машина премиум класса двигалась мягко, бесшумно, что способствовало комфортному расположению мужчины на заднем сидении. Сон был не крепкий, скорее поверхностный, рваный, такой полусон — полумысль. Он видел Лолу: сидящую рядом, в немыслимо сексуальном наряде, которая гордо задирает свой маленький носик. Почувствовал острый цитрусовый запах, заполнивший его ноздри, словно она была сейчас возле него.

Ну что ты будешь делать с этой девчонкой! Пробралась в каждую его мысль, каждую фантазию, каждый сон. Охомутала, а он и рад. Сердце забилось чаще от воспоминаний о ее тонких пальчиках и мягких поцелуях. Возможно ли так скучать по кому-то, если не виделись меньше суток? Это вообще реально, что можешь по памяти нарисовать каждую черточку ее лица, тела, почувствовать запах, принадлежащий ей одной?

Марк потянулся к телефону и набрал девушку, поселившуюся в его сознании. После шести гудков пошла автоматическая переадресация на голосовую почту. "Она сегодня с отцом, наверно, занята" — успокоил себя мужчина. И откинувшись на сидении, стал фантазировать о сегодняшнем вечере.

Вчера он обещал что-то особенное. И пару мыслей у него было: вечер они начнут с огромного букета красных роз, две, а лучше три дюжины бутонов на длинных ножках. Фантазия о реакции неискушенной Лолы на этот банальный жест его возбудила, распространяя приятное томление в груди. Потом ресторан, наверно, Сан Жак, маленький, уютный, с европейской кухней и знакомым управляющим, который найдет для него столик поукромнее, хоть и заказанный в последний момент. Мысль, что он хотел сделать что-то ещё, не давала Марку покоя. На уме вертелась какая-то идея, явно продуманная им вчера, но поймать ее в таком разобранном состоянии было выше его сил. Вот сейчас подкрепится у сестры и можно будет взяться за реализацию плана.

Аня, как всегда, электровеником носилась по дому, то и дело выкрикивая: "Миша, не забудь, на секцию к двум!", "Ваня, быстро убрал портфель из коридора, с вечера лежит", "Егор, я тебя прошу, не доводи мать, иди переодень пижаму!".

Увидев на пороге брата, она расцвела в улыбке:

— Марк, наконец-то! — объятия были крепкими и радушным, как всегда. — Ох, ну и запашок от тебя. Иди, на кухне рассольник, в ванной ополаскиватель, и, ради бога, не насвинячьте ещё больше, пока меня не будет, клининг придет только в понедельник. — Аня спешно одевала туфли.

— А тебя сколько не будет? А то у меня вечером встреча…

— Да там такие очереди, обычно часа в четыре выливается. А тебе, мой дорогой, пора прекращать такой образ жизни, если не сопьешься, то сдохнешь от ЗППП.

— Ой, Анька, я слишком умён для этого, а ты иди давай уже.

— Люблю тебя. — Улыбалась сестра.

— И я тебя. Счастливо.

Сестра была единственным человеком, которому Марк признавался в любви. Но острая мысль, пронзившая, как разряд молнии, вернула часть вчерашних воспоминаний. Он хотел попросить Лолу остаться. Потому что…потому что…черт, кажется, он влюбился. Улыбка, появившаяся на его лице, грозила выдать его с потрохами. А как известно, перед тремя мальчишками, один из которых вступил в подростковый период, таких оплошностей допустить нельзя.

Евген, управляющий Сан Жака, а заодно старый приятель еще по студенческим временам, гарантировал лучший столик на имя Марка. Букет, в итоге собранный из пяти дюжин роз для большего эффекта, как он считал, заказан точно ко времени. Похмелье успешно ликвидировано. И только Лола так и не отвечала на звонки. Он набрал ещё два раза, но все так же был перенаправлен на голосовую почту. Понимая, что она может быть с отцом, и потому не отвечает, написал ей сообщение. Сначала просто: набери мне, как освободишься. Потом о том, что заказал столик на восемь. А третье, уже почти паническое: ты заставляешь меня нервничать, женщина.

Последние два сообщения до адресата доставлены не были. Марк снова набрал номер — отключен. Липкое, неприятное чувство расползлось по позвоночнику. Что-то случилось! Сидеть просто так, дожидаясь неизвестно чего, Марк не мог. Схватив ключи от машины, которой сестра сейчас не пользовалась, Марк наставил пацанов, чтоб они вели себя как агнцы и скрылся в гараже. Старый Мерседес, который Анька не позволяла продавать по ностальгическим причинам и "пусть будет запасная, вдруг что" завелся с полоборота. Топлива вполне хватало до ближайшей заправки, а права всегда лежали в бумажнике, с которым мужчина не расстается.

Что же случилось, Лола? Где ты сейчас?

Глава 29

Быть взрослой это: жить отдельно от родителей, самой зарабатывать, уметь вести быт и планировать бюджет, стойко принимать обиды и не расстраиваться из-за этого.

Во всех пунктах, кроме последнего, Лола могла бы поставить галочки. Почему же так сложно не реагировать на жестокость людей? Быть сильной, не принимать близко к сердцу слова сказанные сгоряча, или от недалекого ума, или спьяну…

"Ты шлюха, Лола?" — жгли гневом, обидой, разочарованием. Никогда в жизни ее так не называли, никогда не относились к ней так, как Марк вчера. Ужасное чувство, что все повторяется, и финал этой истории неминуемо принесет ей лишь разочарование и боль, убивало ее. Но она точно знала, что нужно делать, чтобы спастись. То что уже делала однажды: бежать.

Натянув на лицо улыбку и проигнорировав первый из множества звонок от мужчины, с которым они больше не увидятся, Лола поехала к отцу. Дом, так пугавший ее воспоминаниями, которые впитали в себя эти стены, теперь не страшил. Всего один раз, она придет сюда всего лишь раз, а потом навсегда покинет. Лондон спасет ее своими готическими улочками, укроет пеленой тумана и дождей, облегчит боль чужим языком. Как уже делал однажды. А сейчас боль не так уж велика, скорее даже просто осадок, что не вышло красиво и легко. Но не зашло далеко и за это она благодарна своему временному боссу.

Мистер Любвеобильность. Скорее уж Мистер Я-Страшен-В-Гневе.

Улыбка. Отец. Самолёт. Идеальный план.

Снаружи дом ее детства почти не изменился. Может, добавилось пару трещин на стенах, немного потускнел фасад, а в целом все то же холодное и одинокое строение. Однако стоило переступить порог, как Лолу сбил с ног аромат домашней выпечки и цветов, вызвавший неподдельную улыбку на лице. С кухни доносились веселые голоса, музыка и звон посуды. В коридоре, отделанном темным мрачным деревом, теперь лежал пушистый белый палас, а стены украшали картины, которые когда-то нарисовала Лола.

Глаза сами собой наполнились влагой. Отец изменился. Он бывает дома, у него есть женщина, которая сделала его дом уютным, и он развесил ее картины! А ведь раньше называл их мазней, хоть и в шутку, и никогда не признавал, что они ему хоть от части нравятся. А теперь их видит каждый, кто заходит в его дом.

Лола разулась и неспешно направилась в сторону кухни, ненадолго останавливаясь возле каждой из картин. Они такие сочные, яркие, наполненные жизнью. Так она больше никогда не писала. На одной из картин два прямоугольника, сливающиеся в один большой — это они с Вадимом, одинаковые по форме, но разные по цвету. Чуть дальше витраж из разноцветных маленьких ромбов, в каждом из которых живёт буква — это послание, понятное только ей и мужчине, которому она его посвятила: "моя любовь — это огонь, сжигающий препятствия; моя любовь — это вода, способная утолить; моя любовь — это воздух, благодаря которому я живу; моя любовь — это почва, способная подарить жизнь". Но прочесть это послание можно, только зная как читать. И этот секрет останется с ней навсегда, как и их запретная связь.

Остальные картины были вариациями двух влюбленных в разных формах, чертах и цвете. Но одна картина выделялась на их фоне: это был глаз — глубокий карий взгляд, пушистые черные ресницы, а на черном зрачке маленькая деталь — голубое пятно. Ее собственный взгляд в глазах мужчины, только что признавшем свою к ней любовь.

Шесть лет назад.