Амелия Грей - С любовью, герцог

Лоретта нежно взяла его лицо в ладони и заглянула в его любящие глаза.

– Я тоже не думала, что он запрет меня в Маммот-Хаусе на три долгих года, но он запер. С моим дядей никогда нельзя быть ни в чем уверенным.

– А я уверен, – ухмыльнулся Солан, – потому что я герцог, а он какой-то там жалкий граф.

День близился к вечеру, но Хоксторн все стоял в нише возле пассажа, не спуская глаз с лестницы. Место здесь было людное, торговля шла бойко, но он пришел сюда не ради покупок. Рано или поздно Фарли сюда вернется, и он его не пропустит.

Лоретта говорила ему, что Фарли живет в землянке под лестницей одного из старых домов недалеко от Сент-Джеймсского парка, и Хоксторн, несмотря на скудость имеющихся у него сведений, решил заняться поисками.

Ранним утром, благополучно доставив Лоретту в особняк графа, Хоксторн отправился к сыщикам на Боу-стрит и нанял трех помощников, понимая, что в одиночку не справится. У каждого был свой район поисков. Интерес представляли только здания, где имелись достаточно высокие лестницы перед входом, под которыми мог бы устроить себе логово беспризорник лет десяти. Поиски заняли почти весь день, но время и деньги оказались потрачены не зря – один из сыщиков обнаружил землянку, которую, как пить дать, выкопал Фарли.

Драгоценностей там не было, но зато Хоксторн узнал кое-что из одежды мальчишки. Маленький вор, обустраивая свою каморку, постарался на славу и сделал все, что мог, чтобы там было сухо. Вход в свое жилище он умело замаскировал, позаботившись и о безопасности тоже. Попасть в землянку можно было с обеих сторон лестницы, что очень удобно, если нужно унести ноги. Отдавая должное сообразительности уличного мальчишки, Хоксторн распорядился окружить здание, чтобы бежать сорванцу было некуда.

Оставалось только ждать, но времени у Хоксторна, увы, как раз не было. Затевая операцию с поимкой Фарли, Солан рассчитывал, что до наступления сумерек все будет закончено и он успеет спокойно вернуться домой, принять ванну и одеться к ужину, чтобы во всеоружии встретить приглашенных Лоретту, Пакстона и графа. Ему не терпелось как можно скорее объявить графу о своем желании жениться на Лоретте. Она исходя из личного опыта имела все основания сомневаться в благосклонной реакции на эту новость своего дяди, но Хоксторн был иного мнения и тоже имел для этого все основания: граф Свитчингем прекрасно понимал, что с приобретением племянницей статуса герцогини повысится авторитет и ее дяди – по крайней мере в его собственных глазах.

Сгустились сумерки, а Фарли все не появлялся. Хоксторн уже хотел все бросить и уйти, когда увидел его. Тот шел медленно, прихрамывал и держался за бок, и Солан решил, что он придерживает для надежности мешок с драгоценностями. Герцог подал знак помощникам, подняв указательный палец, и каждый из троих кивнул в ответ. Наступал решительный момент. Недооценивать противника не стоило: Фарли знал, как уходить от погони, и прекрасно умел это делать.

Хоксторн немного подождал, давая ему время устроиться на ночлег, а сыщики подошли ближе, сжимая кольцо. И тут один из сыщиков задел носком сапога невесть откуда взявшийся круглый камешек, и тот с шумом покатился по мостовой. Всколыхнулся прибитый к ступеньке парусиновый полог, и в следующее мгновение мальчишка пулей вылетел из норы и бросился бежать. Хоксторн оказался ближе всех к норе и успел схватить беглеца за полу куртки, но, наученный горьким опытом, без промедления перехватил поперек туловища и крепко прижал к себе.

Фарли так закричал, что оглушил и Хоксторна, и его помощников, стал отбиваться, но силы были явно не равны. Герцог чуть ослабил хватку, чтобы мальчишка перестал вопить, и тихо сказал:

– Драться со мной бесполезно, воришка, к тому же я тут не один.

Когда к ним подошли сыщики, Фарли затих и обмяк, и Хоксторн разжал тиски. Когда мальчишка повернулся к нему лицом, он едва не лишился дара речи. Оба глаза его опухли, а один и вовсе не открывался, все лицо было в синяках, губы разбиты и кровоточили. Фарли держался за левый бок и болезненно морщился при каждом вздохе.

– Проклятье! Что с тобой случилось? – Хоксторн сделал отмашку сыщикам, чтобы отошли подальше.

– Ничего! – завопил Фарли. – Оставь меня в покое, ты, фанфарон!

– Только не говори, что бежал и ударился лицом о фонарный столб. Кто тебя изукрасил? Говори! – приказал герцог.

– Вам-то какое дело? Вы все равно меня ненавидите.

– Мне никогда не нравилось твое поведение, а не ты лично, – возразил Хоксторн. – И, черт возьми, больше всего мне не нравится, что ты украл у Лоретты драгоценности и разбил ей сердце. Но это мы сейчас обсуждать не будем, потому что сейчас ты скажешь мне, кто тебя приложил и за что.

– Не ваше дело! – буркнул Фарли без тени почтения или страха.

– Ладно, – сдался Хоксторн, понимая, что заставить паренька выложить все начистоту не получится. – Возможно, так тебе и надо. Думаю, тебе еще повезло: могло быть и хуже. Ты обокрал леди, от которой ничего, кроме добра, не видел. Лоретта дежурила у твоей постели, ухаживала за тобой, лечила. Благодаря ей ты не умер. И так ты отплатил ей за добро? Взял и обокрал.

Герцог окинул его презрительным взглядом и потребовал:

– Сейчас же верни драгоценности. Где они?

Фарли сверлил герцога таким взглядом, словно собирался порвать на куски, и вдруг, раскинув руки в стороны, в ярости заорал:

– Вы видите, что они у меня? Их нет!

– Но ты знаешь, где они, негодник! Я обыскал твое… логово, – брезгливо кивнув в сторону землянки, возразил Хоксторн. – Там их нет. Эти драгоценности принадлежали матери Лоретты, они дороги ей как память. Или ты вернешь их, или я сделаю так, что сгниешь в самой страшной лондонской тюряге. Ну так где ты их прячешь?

– Я уже сказал: у меня их нет, – морщась от боли, повторил Фарли.

– А я тебе не верю. Ведь ты же их украл!

– Да, украл я! – сплюнув через разбитую в кровь губу, крикнул Фарли. – Но вы что, думаете, я сам себя избил? Он отобрал их у меня, а потом избил, чуть оба глаза не выбил.

– Кто отобрал у тебя драгоценности?

– Не знаю я его: какой-то дядька с улицы. Никогда его раньше не видел. Он заметил у меня в руках мешочек из бархата и попросил показать, что в нем. – Фарли замолчал, попытался вдохнуть, но застонал от боли. – Я побежал, но он меня перехватил на углу и отобрал мешок.

– Куда ты их нес?

Фарли со свистом втянул воздух распухшими губами.

– А вы как думаете? Продавать, конечно.

Солан едва не зарычал от злости: на Фарли, на того, кто его избил и ограбил, на себя – за то, что не нашел мальчика раньше. И почему-то он поверил Фарли насчет драгоценностей.

– Зачем ты их украл? Она ведь столько для тебя сделала.

– Я никого ни о чем не просил! – заявил Фарли без намека на раскаяние. – Нечего было тащить меня в дом.

– Ах ты, скотина неблагодарная! – побагровев от гнева, воскликнул герцог и замахнулся, но мальчик в страхе отшатнулся и закричал от боли, схватившись за бок.

Хоксторн тихо выругался и покачал головой, не в силах поверить, что пожалеет беспризорника, что обокрал и обидел Лоретту.

– Надо бы прямо сейчас сдать тебя властям.

– Ей все равно эти цацки были не нужны: она никогда их не надевала, – вдруг сказал Фарли.

– Это уже не твое дело. Они принадлежали ей, а ты их украл.

Распухшие губы парнишки дернулись и впервые за все время их общения из подбитых глаз потекли слезы, но что стало их причиной: боль или стыд, – Хоксторн не знал.

– Как выглядел тот грабитель?

– Большой, вроде вас, но не такой пижон, как вы.

Фарли словно чувствовал, как задеть побольнее. У Хоксторна создалось впечатление, что он делает все, чтобы ему досадить.

– Какие у него волосы, глаза?

– На нем была пижонская шляпа. Вот все, что я знаю.

– Лучше не ври мне, – с угрозой в голосе предупредил Хоксторн.

– Не надо было мне брать у нее эти цацки, – пробормотал Фарли и поморщился. – Я не хотел, но не смог удержаться.

Герцог с удовольствием поймал себя на том, что ему отчаянно жаль паренька.

– Когда сплевывал, кровь была?

Фарли покачал головой, и Хоксторн с облегчением вздохнул: можно надеяться, что ребра ему только намяли, а не сломали, – потом достал из кармана мелочь и протянул ему:

– Купи себе какую-нибудь мазь и бинты, крепко перевяжи грудь: так и больно будет меньше, и дышать легче.

Фарли не пошевельнулся.

– Бери же. Я делаю это ради Лоретты, а вовсе не от доброты душевной. Когда она меня спросит о тебе, я не смогу солгать. Что касается меня лично, то я думаю, что ты получил по заслугам.

Не сразу, но Фарли все-таки взял деньги и попятился.

– Если вы его опять увидите, проследите за ним, – приказал герцог сыщикам с Боу-стрит. – Не приближайтесь к нему, просто выясните, куда ходит, где бывает, и обо всем мне докладывайте. И напоследок, чтобы исключить между нами недопонимание, ты мой должник, а теперь еще и дважды. Это понятно?

Фарли кивнул.

– А теперь топай за мазью с бинтами.

Меньше всего хотелось Солану возвращаться к Лоретте с пустыми руками, и от досады он сжал кулаки. Как же ему хотелось приложить того подонка, что избил до полусмерти слабого тощего мальчишку! Пусть вероломного, пусть неблагодарного, но маленького и слабого. Найти и проучить негодяя вдруг показалось ему даже важнее, чем вернуть украденные драгоценности. Одним злодеем на свете будет меньше, и жить станет легче.

Отдавая распоряжения сыщикам насчет слежки за мальчишкой, герцог поначалу хотел лишь припугнуть Фарли, но сейчас уже подумал вернуться на Боу-стрит и заключить новый договор. Он поверил Фарли, но проверить и кое-что уточнить лишним не будет. К тому же не исключено, что мальчишка выведет сыщиков на того, кто прикарманил драгоценности, или на торговца краденым. Солан, в отличие от Лоретты, не испытывал привязанности к мальчишке, но если она мечтала о лучшей участи для своего питомца, то он готов исполнить ее мечту, тем более что и так собирался найти для Фарли приемных родителей, которые его не обидят, но и спуску не дадут, да еще и научат полезному ремеслу, чтобы он мог и себя прокормить, и им помочь на старости лет. Как знать: может, из него когда-нибудь и выйдет толк.