– Отпустите меня! – давясь слезами, потребовала Лоретта.

– Фарли никто не принуждал брать щенка, и перекладывать ответственность за свой поступок на вас он не имел права.

– Может, вы не заметили, ваша светлость, но я очень расстроена и предпочла бы, чтобы на меня не смотрели, когда я плачу, – сказала она, слизнув с губ соленую влагу. – Если у вас есть ко мне хотя бы немного теплых чувств, просто отпустите меня, умоляю.

Он едва ли не с надрывом в голосе прошептал ее имя, глядя так, что у нее чуть сердце не разорвалось, но, когда решила, что пытка ее никогда не кончится, вдруг почувствовала, что свободна.

Лоретта с превеликой радостью бросилась бы в его объятия, уткнулась лицом в грудь и нарыдалась всласть, выплеснув всю свою боль, но тогда бы это была не она. Гордо вскинув голову и расправив плечи, не глядя на него, Лоретта просто прошла мимо. Каким-то чудом ей удалось дойти до экипажа и даже забраться внутрь, ни разу не всхлипнув. Теперь, когда герцога не было рядом, справиться с эмоциями стало легче. Боль свою она выплачет потом, когда вернется в Маммот-Хаус, чтобы никто не видел ее слабости.

Поступок Фарли очень сильно ее огорчил, но все поправимо: надо просто обстоятельно объяснить ему, почему так поступать нельзя, а вот как быть с герцогом? Что делать с этой любовью? Она никогда не поехала бы в Хоксторн, если бы знала заранее, что будет возвращаться оттуда с разбитым сердцем.

Пакстон забрался в салон кареты и молча сел напротив, поскольку видел, что Лоретта расстроена: слезы продолжали катиться по ее щекам, время от времени она всхлипывала. Отвернувшись к окну, она уставилась вдаль, туда, где небо на горизонте чуть посветлело и окрасилось розовым. Карета закачалась, дернулась и тронулась с места.

К счастью, когда имение осталось далеко позади, Лоретта успела успокоиться. Пакстон, терзавшийся муками неведения и тем паче молчания, наконец решил, что можно спросить:

– Вы поссорились с герцогом?

– Да, – кивнула Лоретта и смахнула набежавшую слезу насквозь промокшим носовым платком.

– Из-за меня и леди Адель?

– Нет, из-за Фарли.

– Вот как? Герцог его не жалует.

– У них с Фарли это взаимно.

– А ты герцогу доверяешь?

– Да, – просто ответила Лоретта, чтобы не пускаться в пространные объяснения.

Пакстон больше вопросов не задавал, и минут десять они провели в молчании, но потом вдруг сказал:

– Она действительно слишком много говорит.

Лоретту удивила серьезность тона, каким было сделано это неожиданное заявление, и она в недоумении подняла на брата взгляд. Что это с ним? Неужели он не замечает, что говорит ничуть не меньше леди Адель? Ведь если они о чем-то беседуют, то никому и слова вставить не удастся. Эти двое могли бы запросто взорвать кому угодно мозг своей трескотней. Нежданно-негаданно на Лоретту напал смех, да такой, что не остановить, аж в боку закололо.

– Спасибо, дорогой! – сказала она, отсмеявшись. – Мне так была нужна разрядка.

– Рад за тебя, – буркнул Пакстон. – Я, как дурак, душу ей изливаю, а она хохочет?

Приглядевшись к брату, Лоретта была совершенно обескуражена: он вовсе не шутил: болтливость леди Адель всерьез его огорчила.

– Прости, Пакстон, я не хотела тебя обидеть. Но ты же что-то еще пытался мне сказать…

– Ничего, забудь, – махнул он рукой и уставился в окно.

– Пакстон, пожалуйста, не обижайся. Я и так чувствую себя ужасно виноватой: думала только о себе, о своих переживаниях и совсем забыла, что сердце может болеть не только у меня.

Пакстон спустил плащ с плеч, уселся поудобнее, закинув ногу за ногу, и спросил:

– Как тебе леди Адель? Звезд с неба, конечно, не хватает, так что простые радости жизни способны сделать ее счастливой. И это мне по душе.

– Да, она милая, – осторожно согласилась Лоретта.

– Да, милая и жизнерадостная, но донельзя избалованная. Миссис Филберт потакает ей буквально во всем, как, впрочем, и все остальные домочадцы, за исключением герцога. Но при таком всеобщем попустительстве леди Адель не закатывает истерики, даже не требует лишнего и не грубит: со всеми неизменно вежлива, не забывает говорить «спасибо» и «пожалуйста».

– Я с тобой полностью согласна.

– Так как она тебе, понравилась? – спросил с надеждой в голосе Пакстон.

– Да… понравилась, – с некоторой запинкой ответила Лоретта. – А что чувствуешь к ней ты?

– Думаю, что был бы для нее идеальным спутником. – В тоне его не было ни тени лукавства или намека на высокомерие. – Но…

– «Но» что?

Лоретту все больше удивляла необычайная серьезность брата.

– Есть одно очень важное дело, которое нам с герцогом предстоит уладить до того, как станет возможным дальнейшее обсуждение нашего брачного союза.

– Я рада, что ты не рубишь сплеча и готов спокойно все обдумать. Полагаю, леди Адель будет действовать так же. Прости меня. Наверное, ты ожидал от меня более серьезной поддержки и словом и делом во время этой поездки, но, если я могу оказать содействие в том важном деле, только скажи я готова.

– Нет-нет, – покачал головой Пакстон. – Этим я займусь сам. А теперь, если ты не против, я бы, пожалуй, поспал.

– Да, я и сама не прочь немного вздремнуть.

Пакстон укутался в плащ, надвинул шляпу на лоб и закрыл глаза. Лоретта по-прежнему мечтала, чтобы брат женился по любви, но сейчас, глядя на него, с глубокой печалью думала, что будет с ней самой, если Пакстон не женится на леди Адель. Тогда она больше никогда не увидит герцога.

«Дорогой читатель!

Герцог Хоксторн большую часть зимы провел в Лондоне, и сейчас, с наступлением весны, к нему приехала его сестра, леди Адель: видели, как она выходила из хорошо известного в нашей столице модного ателье в сопровождении своей кузины и компаньонки миссис Филберт. Смею предположить, что этот визит к модистке связан с тщательной подготовкой к наступающему сезону. Наверняка целая армия белошвеек трудится над туалетами юной леди, особенно стараясь украсить платье для первого бала.

А как же обстоят дела с ее братом? Готовится ли он к первому выходу в свет своей единственной сестры с тем же тщанием, дабы не позволить злонамеренным шутникам испортить ей праздник? Готов ли герцог Хоксторн дать отпор всякому, кто попытается помешать леди Адель выбрать себе идеальную пару?»

Из скандального листка мисс Гоноры Труф

Глава 20

Джентльмен ни при каких обстоятельствах не должен выказывать леди неуважение.

Сэр Винсент Тибальт Валентайн.Руководство для истинного джентльмена

Уже неделю Хоксторн пребывал в самом дурном расположении духа, поскольку не любил ни в чем проигрывать, будь то бокс, бега или отношения с прекрасным полом. В особенности, если на кону стояло счастье всей его жизни.

Солан сидел в кресле, вытянув ноги к огню, чтобы просушить подошвы своих любимых сапог, пока пьет кофе в попытке рассеять тяжелый туман в голове – последствие изрядного количества бренди, которое он влил в себя за ночь, проведенную за карточным столом. Вот уже три дня кряду лило как из ведра, и сапоги просто не успевали просыхать, поскольку дома он бывал очень недолго. Нет, можно было бы, конечно, подняться наверх и надеть другие, а заодно и сменить одежду, но не давала лень.

Честь человека, будь то мужчина или женщина, предмет деликатный, и самое разумное – ее не задевать. Хоксторн понимал и уважал стремление не изменять своим принципам и держать данное слово – слово чести.

Да, ему не нравится, что Лоретта не желает нарушать обещание не выходить замуж, но у него нет права решать за нее. После давнего скандала с письмами Солан поклялся себе держаться от невинных юных леди подальше, хотя это вовсе не значит, что питал к ним антипатию.

Каждый сезон, коих немало прошло с тех пор, он на правах холостяка оказывал юным дебютанткам знаки внимания: танцевал с ними на балах, наслаждался их обществом во время банкетов и чаепитий и даже несколько раз выезжал с некоторыми красавицами на прогулки в Гайд-парк, но ни одну и пальцем не тронул.

До встречи с Лореттой.

К ней он испытывал уважение, восхищался ею за верность данному слову, и только решимость исполнить то, о чем она попросила при расставании, удерживала его в Лондоне на протяжении всей прошедшей недели. А желал он совсем иного – примчаться в Маммот-Хаус и вымолить у Лоретты согласие выйти за него.

Мрачно уставившись в чашку с остывшей темно-коричневой жидкостью, Солан спрашивал себя, так ли уж помогает кофе взбодриться. По его ощущениям, от него настроение скорее портится. Как бы там ни было, он все же решил допить эту гадость, прежде чем заняться сверкой счетов в бухгалтерских книгах, что вчера принес поверенный. Хоксторн растягивал сомнительное удовольствие, оправдываясь тем, что не может приступить к работе до тех пор, пока не покончил с кофе, и думал о Лоретте. Нет, он не отказался от мысли жениться на ней – просто еще не выработал правильную стратегию. Лоретта не просто принципиальна, но и глубоко порядочна, и для нее изменить данному слову все равно что лишиться самоуважения.

Солана глубоко уязвил ее отказ. Неужели она не догадывалась, что он еще никому и никогда не делал предложения руки и сердца? Да и жениться не хотелось… до тех пор пока не встретил ее. Он и представить не мог, что, когда наконец решится на такой шаг, леди ответит «нет». Но Лоретта отказала ему и глазом не моргнув. Она твердо определила для себя, что хорошо и что плохо, и, следуя своим четким моральным ориентирам, решила, что супружество – грех, и не желала поступаться принципами.

Возможно, он и поспешил сделать ей предложение или не подобрал нужные слова, но это не меняет главного – он был искренен с ней.

В тот момент они оба едва не потеряли голову от страсти, требовавшей немедленного утоления. Даже сейчас, думая о ней, Солан отчетливо ощущал знакомые симптомы: он хотел ее, хотел безумно.