В гостиной, обставленной дорого и со вкусом, все было элегантно и к месту: и золоченые венские стулья, и кушетки темного дерева, обитые нарядной тканью глубоких цветов и нежных оттенков. Были тут кушетки в цветочек, были и полосатые, а два одинаковых кресла у окна поражали своей обивкой, словно сплетенной из золотых нитей. Резьба в стиле барокко украшала потолок и оконные рамы, а ярко горевшие лампы с замысловатыми абажурами освещали все это великолепие.

Лоретта всегда считала, что нет в Англии жилого здания более внушительного и импозантного, чем особняк графа Свитчингема, но дом герцога Хоксторна побил его по всем статьям. По ее представлениям, именно в таком доме должен жить и расти будущий герцог. Она с легкостью могла представить его мальчишкой: вот он бегает из комнаты в комнату, носится со смехом вокруг стола, удирает от гувернера, прячется за тяжелыми бархатными портьерами. И дети нынешнего герцога тоже будут воспитываться здесь, подумала она с тоской.

– Вы не могли бы сыграть для нас что-нибудь, Минерва? – попросила кузину леди Адель, и та послушно направилась в дальний угол большой комнаты к пианино, подняла крышку и уточнила:

– Вы хотели бы послушать что-то определенное?

– Сыграйте что-нибудь на свой вкус, – пожав плечами, равнодушно отозвалась леди Адель. – Идите сюда, мисс Квик, присядем вместе на кушетку, и вы расскажете мне о своем брате как можно подробнее.

Лоретта, усаживаясь рядом с девушкой, не могла взять в толк, о чем еще может рассказать. Кажется, она успела расспросить Пакстона обо всем на свете и получить самые подробные ответы на каждый из вопросов.

– Улыбка никогда не сходит с его лица, – заметила леди Адель и, обернувшись к кузине, недовольно бросила: – Только не эту пьесу, Минерва. Она слишком тоскливая, и мне делается грустно. Сыграйте что-нибудь поживее. Вы ведь можете?

Миссис Филберт тут же заиграла что-то другое, не говоря ни слова и не поднимая глаз от клавиш.

– Спасибо, – вежливо поблагодарила ее леди Адель и вновь обратилась к Лоретте: – Так вот, я хочу знать: он всегда такой жизнерадостный или старается ради меня?

– Смею вас уверить, что ни разу не видела его в тоске и печали. Хмуриться не в его характере. Я думаю, ваш брат подтвердит мои слова.

– Хок действительно упоминал об этом, как и о том, что мистер Квик весьма недурен собой. Вы не находите, что наши братья чем-то похожи?

– Да, – согласилась Лоретта, – герцог очень привлекальный мужчина и не лишен чувства юмора.

– А бывает, что мистер Квик злится на вас и повышает голос?

– Конечно, нет! – возмущенно воскликнула Лоретта.

– Вы ведь не обманываете меня?

– Разумеется, нет. Зачем мне вам лгать? – Разговор принял не слишком приятный для нее оборот. Если и есть на свете человек, который не нуждается в адвокатах, так это Пакстон. – Лгать кому бы то ни было не в моих правилах. А что касается недостатков брата, то ему не хватает серьезности. Он относится ко всему легко и не тратит время на обдумывание даже очень важных решений. Легкомыслие – вот его порок.

– Это хорошо, – явно довольная, сказала леди Адель. – Я не могу назвать легкомыслие пороком и не вижу в этом никакой проблемы, мисс Квик. В нашем ближайшем окружении всегда найдется тот, кому по плечу решить самый серьезный вопрос.

– Тогда вам повезло, – не стала спорить Лоретта, хотя предпочла бы решать свои проблемы самостоятельно, и, чтобы сменить тему, спросила: – Скажите, зачем вам, пусть даже гипотетически, соглашаться на брак с человеком, которого выбрали за вас, и отказываться от участия в сезоне, хотя до него остался всего месяц?

– Я слышала, что там небезопасно.

– Где? На балах? – Лоретта нахмурилась в недоумении. – В каком смысле опасно?

– Минерва говорила, что юных леди всюду преследуют придирчивые взгляды джентльменов. Все они только тем и заняты, что разглядывают и обсуждают. И им, джентльменам, ничего не стоит, изобразив серьезные намерения, оказывать знаки внимания юной леди, которая может и не устоять перед таким напором. Репутации джентльмена в этом случае ничто не грозит, чего не скажешь о леди.

Лоретта ни разу не слышала, чтобы сезон описывали в столь мрачных тонах.

– Не хотелось бы возражать вашей кузине, – заметила Лоретта, искоса взглянув на женщину с прямой, как палка, спиной, сидевшую за инструментом (играла она, надо сказать, на удивление хорошо). – Но в свете не одни лишь негодяи, есть и приличные джентльмены.

– И еще, – продолжила леди Адель так, словно и не слышала Лоретту, – не мы тащим джентльменов под венец, а они просят нашей руки. Все, что от нас требуется, это хорошо выглядеть, порхать словно бабочки и ждать. А что, если руки так никто и не попросит? – Леди Адель в ужасе округлила глаза. – Минерва рассказывала, что многие юные леди, которых так никто и не позвал замуж во время их первого сезона, потом всю жизнь чувствуют себя отвергнутыми. Зачем проходить через такие испытания, если у меня есть брат, который прекрасно знает всех джентльменов и в состоянии выбрать для своей сестры самого лучшего из них?

Лоретта задумалась: что определило отношение миссис Филберт к сезону? Не личный ли опыт? Или все же она тоже вышла замуж по договоренности и о сезоне знает лишь понаслышке? Как бы там ни было, напрашивался вывод, что мнение миссис Филберт о прославленной «ярмарке невест» предвзято и явно противоречит мнению большинства. Иначе с какой стати почти все юные леди с такой радостью и нетерпением ждут своего первого бала?

– Но вы же красивая, умная, к тому же дочь герцога, – тихо, не желая, чтобы слышала миссис Филберт, сказала Лоретта. – Многие достойные господа наверняка будут искать вашей благосклонности, мечтая взять в жены. То, о чем говорила ваша кузина, если только вы сами не захотите отложить брак еще на год, не про вас. И нет ничего страшного в том, чтобы подождать год-два, если встретить того, кто пришелся бы по сердцу, не получилось с первого раза. Смею предположить, что многие юные леди не видят трагедии в том, чтобы на какое-то время продлить девичество, и верят, что терпение себя оправдает.

– Вы действительно верите в то, что говорите? – воскликнула леди Адель.

– Я ведь уже говорила, что лгать не в моих правилах. Я думаю, что среди не нашедших свою половину юных леди есть глубоко несчастные, но их количество ничтожно мало. Я успела захватить начало сезона до того как… Не важно. У меня было много знакомых леди, которые не могли дождаться начала сезона, чтобы насладиться вниманием джентльменов, причем каждый новый сезон они встречали с тем же восторгом предвкушения, потому что им нравилось само общество, нравилось внимание, нравилось танцевать, выезжать в парк на прогулки, нравилось пить чай с пирожными и играть в карты.

Лицо леди Адель приняло задумчивое выражение.

– Но ведь и вы едва не вступили в договорной брак, не так ли?

– Да, мой дядя сам выбрал для меня джентльмена, за которого я должна была выйти замуж. Мы были помолвлены, но свадьбы так и не случилось. Но, я думаю, вы и так это знаете.

– Да, конечно. – Леди Адель участливо коснулась руки Лоретты и, с тревогой заглянув ей в глаза, спросила: – Надеюсь, вам не слишком тяжело об этом говорить?

– Нисколько. Все это в прошлом, и я редко вспоминаю об этом.

– Пожалуйста, только не это! – капризно протянула Адель, оглянувшись на кузину. – Эта музыка действует мне на нервы.

Миссис Филберт безропотно заиграла новое произведение, и девушка удовлетворенно кивнула.

– Да, это то, что нужно. Вы играете эту вещь великолепно.

Вновь повернувшись к Лоретте лицом, леди Адель продолжила:

– Но брак по договоренности требует куда меньше хлопот и усилий, верно? Что плохого в том, чтобы доверить выбор тому, кому доверяешь? И тогда нет надобности вновь и вновь встречаться со всеми этими джентльменами, которые только и делают, что сравнивают тебя с другими юными леди. Вот эта симпатичнее, да и приданое у нее поувесистее, только вот все ли зубы у нее целы?

Девушки, не сговариваясь, расхохотались, а когда успокоились, леди Адель спросила:

– Но ведь так оно и есть? Они смотрят на нас как на дорогих скаковых кобыл, которых думают приобрести.

Лоретта задумалась.

– У вас своеобразный взгляд на эту ситуацию. Но только не забывайте, что и вы будете присматриваться к джентльменам, сравнивать и давать оценки. Не все вам понравятся в равной степени: кто-то больше, кто-то меньше. Одни смогут рассмешить вас до слез, а с другими будет смертельно скучно. Кое-кто, возможно, и вовсе выведет из себя. Но потом вы встретите того самого, на кого не сможете взглянуть без волнения. И вам будет казаться, что сердце рвется из груди, когда он смотрит на вас. Думы о нем не дадут вам спать по ночам, все ваши мысли будут направлены на него: когда вы встретитесь вновь и встретитесь ли вообще.

Лоретта внезапно замолчала, поймав себя на том, что описывает собственные чувства к герцогу Хоксторну, а леди Адель, рассеянно перебирая пальцами ленту у ворота платья, протянула:

– Какие ужасы вы описываете! Да кому это нужно – мучиться всю ночь без сна и при этом еще о чем-то там мечтать? Вы действительно думаете, что кто-то способен обречь вас на эти муки?

Очевидно, юная леди не в состоянии понять, что пыталась сказать ей о чувствах к мужчине Лоретта. Впрочем, она сама тоже не понимала своих влюбленных подруг до тех пор, пока не повстречала герцога.

– Да, я так думаю, – ответила она просто.

Теперь Лоретта точно знала, что ничего подобного к Пакстону леди Адель не испытывает. Осталось узнать, что чувствует сам Пакстон.

– Мне почти не выпадала возможность бывать в обществе джентльменов, – заметила юная леди. – Обычно мы устраиваем рождественский бал здесь, и мне позволяют там присутствовать. Не весь вечер, конечно, а совсем чуть-чуть, потому что я еще не представлена королеве, но скоро это произойдет, в следующем месяце, когда мы приедем в Лондон. Я видела нескольких джентльменов, из которых, как мне кажется, могли бы получиться прекрасные мужья. Кое-кто из них был хорош собой, кое-кто не очень, а были и такие, о браке с которыми, как говорит Хок, я и думать не должна. – Леди Адель засмеялась и, подперев кулачками подбородок, устремила мечтательный взгляд куда-то вдаль. – Ах как я была бы счастлива выйти за герцога Ратберна, но брат не позволяет мне даже говорить об этом. Он такой повеса! И Хок, конечно же, знает о нем все, потому что сам такой же.