– Правда? – с надеждой подняла на него глаза Лоретта.

– Да, и готов взять заботу о нем на себя, чтобы избавить вас от обузы.

Лоретта напряглась и гордо вскинула голову.

– Фарли для меня не обуза! Возможно, вы чувствуете ответственность за него, поскольку бросились за ним в метель и в итоге спасли ему жизнь, но, смею вас уверить, со мной мальчик в полной безопасности.

– Вы неверно истолковываете мои мотивы, Лоретта.

– Поясните. Я не понимаю.

– Я лишь хочу отправить его в Лондон.

– Он еще не настолько окреп, чтобы возвращаться: кашель все также мучает его. Как раз вчера мистер Хадлстон привез новую настойку из аптеки в Гримсфилде: надеюсь, что это лекарство поможет.

– Он может остаться здесь, у меня, пока не выздоровеет.

У Лоретты от страха свело живот.

– Я высоко ценю вашу готовность принять участие в судьбе мальчика, ваша светлость, но вряд ли он захочет остаться здесь. Он уверен, что вы на него сердиты, и, я думаю, боится вас.

– Я не причиню ему зла.

– Я-то знаю, что вы не сделаете ему ничего плохого, но он – нет. Фарли не привык, чтобы к нему относились по-доброму.

– Тем более его следует оставить здесь.

Лоретта не могла этого допустить: они с Фарли нуждались друг в друге, и между ними только-только начало устанавливаться взаимопонимание.

– Вы не должны брать на себя ответственность за него! – С решимостью отчаяния Лоретта подступила к герцогу вплотную. – Фарли настороженно относится к людям, но мне уже начал доверять: отвечает на мои вопросы, исполняет мои просьбы. Я намерена заботиться о нем до тех пор, пока его будущее не определится. По возвращении я намерена уговорить дядю позволить оставить Фарли в Маммот-Хаусе на правах слуги с проживанием.

Герцог опять недобро прищурился.

– Не могу назвать ваше решение мудрым. Фарли не фермерский сын, и, сделав его слугой, вы окажете медвежью услугу и ему, и себе, и остальным домочадцам.

– Это лишь ваши предположения.

– Пусть так. Судя по всему, он уже не один год беспризорничает и научился выживать на улицах Лондона. Не так-то просто изменить привычки и взгляды.

– А я уверена, что, будь у него выбор, он предпочел бы совсем иной образ жизни, – со всей убежденностью возразила Лоретта. – Все, что нужно, – это дать ему шанс. И я готова это сделать, если дядя, конечно, согласится.

– Больше всего я боюсь, что вы позволите себе привязаться к нему: это не пойдет на пользу ни вам, ни ему.

– А разве это плохо – испытывать к кому-то теплые чувства? Кого-то радовать, кому-то помогать? Да, вы правы в своих подозрениях: Фарли мне небезразличен. И что с того?

Герцог помолчал, задумчиво глядя на нее, потом, кивнув, сказал:

– Хорошо. Возможно, я и заблуждаюсь, поэтому пусть пока все остается как есть. Я не хочу, чтобы ваш визит омрачали эти разногласия. Предлагаю перемирие. Вы не против?

Лоретта, глубоко вздохнув, устремила взгляд на усадебный дом. Ей тоже не хотелось напряжения в отношениях с герцогом. Она и сама не очень хорошо понимала природу своей одержимости Фарли. Возможно, причина в том, что в нем она видит того ребенка, о ком могла бы заботиться, кого могла бы любить, ведь иметь своих детей ей не суждено. Брат вскоре женится, если не на леди Адель или мисс Притчард, так на ком-нибудь еще, и она останется в Маммот-Хаусе в полном одиночестве, никому не нужная. Пока же она нужна Фарли, и покуда так будет, он останется с ней: по доброй воле она его никому не отдаст.

– Я согласна принять предложение о перемирии, ваша светлость, – ответила наконец Лоретта, посмотрев герцогу в глаза. – И это касается обоих сражений.

– Обоих? – с удивлением переспросил он.

– Вы ведь не забыли о нашей первой битве?

Он улыбнулся, и ей показалось, что закат превратился в рассвет. Лоретте очень хотелось броситься Хоксторну на шею, почувствовать мускулистую крепость его груди, ощутить его запах, его тепло и отдаться своему желанию, но все, что она могла себе позволить, это смотреть на него и мечтать о несбыточном.

– Нет, Лоретта, – покачал он головой. – Я уступаю вам только Фарли. И все. Даже если битва вас утомит, перемирия не будет, так и знайте. Я не пойду на уступки и не сложу оружие. Битву за вас я буду вести до победного конца.

– Тогда будем сражаться, ваша светлость.

– Будем, – эхом повторил герцог. – И, кстати, меня зовут Солан – Солан Нокс, или просто Хок, как меня называют друзья и близкие. Примите к сведению, и когда мы наедине, зовите так.

– Я не могу, ваша светлость, – отпрянула Лоретта.

– Солан, Хок – как угодно, но не «ваша светлость, – поправил ее герцог. – Вы сами причислили себя к числу тех, кто привык игнорировать правила, так позвольте мне услышать свое имя из ваших уст.

Ветер слегка растрепал его шевелюру, в глазах читался вызов: он уже предвкушал победу, судя по торжествующему блеску зеленых глаз. Лоретта смотрела на него и думала, что, пожалуй, сильно недооценила соперника: едва ли ей удастся его одолеть – но попытаться стоит.

– Будь по-вашему… Хок, – сумела она выговорить и, облизнув пересохшие губы, добавила: – Нам, пожалуй, пора возвращаться. Леди Адель и Пакстон непозволительно долго остаются наедине.

– Не волнуйтесь: Минерва тенью следует за Адель. С тех пор как мы потеряли родителей, моя сестра – ее главная забота: она ей и мать, и сестра, и подруга. Минерва – святая, потому что только святая способна терпеть мою сестру и не жаловаться.

– Я заметила, как миссис Филберт присматривалась к Пакстону, но не виню ее за это: она выполняет свой долг.

– Дело не только в этом. Минерве не нравится, что жениха для Адель нашел я.

– Как приятно сознавать, что в этом доме есть еще одна женщина, которая думает так же, как и я, – с довольной улыбкой проговорила Лоретта.

– Нет-нет, вы меня не так поняли: ее недовольство вызвано тем, что жениха для Адель выбрал я, а не она.

Лоретта рассмеялась.

– Вы подтруниваете надо мной.

Явно довольный, он рассмеялся:

– Вы правы. И знаете, когда вы улыбаетесь, мне хочется схватить вас в объятия и расцеловать.

Лоретта осмотрелась, но никого вокруг, кроме единственного слуги, уже не было:

– Но вы бы не стали делать это прилюдно, верно?

– Нет. Минерва наверняка наблюдает за нами из окна. Она изначально была против этой встречи Адель и Пакстона до начала сезона, посчитав мое решение экстравагантной и крайне неприличной выходкой, на что неоднократно мне указывала. И, в чем вам вскоре предстоит убедиться, она считает своим долгом следить, чтобы и вы не нарушали приличия.

– Но какое ей дело до меня?

– Ну как же: невинная юная девица, присмотреть за которой некому, в гостях у холостяка с не самой лучшей репутацией. Пакстон – не в счет. Вот Минерва и взяла на себя труд позаботиться заодно и о вас.

Едва заметная усмешка коснулась ее губ.

– Вы меня успокоили.

– Не тешьте себя иллюзиями, Лоретта! – с хрипловатым смешком отозвался Солан. – Я неплохой стратег, и у меня все спланировано. Найдется и время, и место, где мы сможем остаться наедине.

Слова его прозвучали не как угроза, а скорее как обещание. Лоретта явственно ощутила жар желания, горячей волной захлестнувший грудь и низ живота. Непонятно, как это ему удается: всего лишь с помощью нескольких шепотом произнесенных слов он заставляет ее испытывать невероятные ощущения.

– Выходит, вы остались на тех же позициях, что и во время нашего прошлого разговора.

– Нет, я исполнен еще большей решимости – большей, чем когда-либо. Для меня ровным счетом ничего не поменялось. А для вас?

Лоретта не могла ответить. Ей безумно хотелось того, что сулили его взгляды, его слова, но цена была непомерно высока.

Лоретта деликатно кашлянула, прочищая горло. Вот бы так же просто можно было очистить от сомнений, нерешительности и предвкушений разум и волю.

– Признаю: Пакстон и леди Адель, судя по всему, не испытывают друг к другу явной антипатии, хотя, вполне возможно, пока не в состоянии найти общих тем для беседы и им ужасно неловко друг с другом.

– Вижу, вы совершенно не знаете мою сестру, – парировал герцог, пока они шли к дому. – Она очень редко молчит. Остается надеяться, что Пакстон не сойдет с ума.

– Боюсь, и вы совершенно не знаете моего брата: он не только способен переговорить кого угодно, но и постоянно пребывает в радужном настроении и смеется.

Хоксторн ответил ей сдержанным смешком. Они молча дошли до гравийной дорожки перед домом, там он опять остановился и спросил:

– Вы не хотите мне сказать еще что-то до того, как мы войдем в дом? У вас нет ощущения, что вы о чем-то забыли?

– Нет. Пожалуй, нет…

Лоретта подняла на него глаза. Или все же забыла? Он не стал бы напоминать, если бы это было не так. Что-то связанное с Фарли? Что-то по поводу брата или дороги? Но, как назло, ничего не приходило в голову, и она вынуждена была сказать:

– Я не понимаю, о чем вы. Впрочем… Ах да, теперь вспомнила! В тот момент, как увидела леди Адель, я подумала, что должна попросить у вас прощения за предвзятость. Она действительно очень милая, и при этом обладает живым умом и веселым нравом.

– Принимается, но я не об этом хотел вам напомнить. Итак, вторая попытка.

Лоретта собралась с духом и, как бы ни было ей неприятно вновь касаться этого вопроса, сказала:

– Спасибо, что позволили Фарли и миссис Хадлстон остаться у вас, несмотря на то что вы их не приглашали.

Хоксторн долго молча смотрел ей в глаза, перед тем как сказать:

– Я не об этом, Лоретта.

Когда он так на нее смотрел, она теряла способность думать о чем-либо еще, кроме поцелуев, сладких вздохов и волнующих ощущений в его объятиях.

– Тогда вам придется мне напомнить.

– Речь идет о сущей мелочи: я сумел уговорить вашего дядю дать вам разрешение приехать сюда, тогда как вы убеждали меня, что это невозможно.