Амелия Грей - С любовью, герцог

– И не надо смотреть на меня так печально: меня моя жизнь устраивает, – заявил Фарли и зашелся кашлем.

Отвернувшись и перегнувшись пополам, он пытался отдышаться, и Лоретта, глядя на него, терзалась от бессилия, потому что не знала, как избавить ребенка от этих приступов. Пожалуй, надо опять позвать доктора: может, пропишет какое-нибудь новое снадобье. Да, надо отправить мистера Хадлстона в Гримсфилд.

Пожалуй, на сегодня ему хватит разговаривать, решила Лоретта, и, когда Фарли отдышался, сказала:

– Нам пора возвращаться в твою комнату, так что садись в кресло. Я не хочу, чтобы ты переутомился или, не дай бог, потерял сознание.

– Я умею ходить, – процедил Фарли.

– Да, знаю, но сейчас ты сядешь в кресло, а я тебя повезу. Завтра, может быть, попробуем прогуляться пешком.

Фарли, помедлив, все же подчинился, решив, видно, на этот раз с ней не спорить, и даже безропотно позволил укутать ему ноги пледом.

Робкое «спасибо» приятно удивило Лоретту, и она ответила Фарли счастливой улыбкой.

Обратный путь показался ей гораздо короче и легче, молчание не было тягостным, скорее наоборот: сегодня она кое-что о нем узнала, а завтра наверняка узнает еще больше.

Увы, таких обездоленных, как Фарли, великое множество, и всем помочь она не в силах, но если хотя бы один ребенок ее стараниями не попадет в работный дом и не останется на улице, это уже хорошо.

Теперь его домом станет Маммот-Хаус.

День клонился к вечеру, и выдался он долгим и непростым. Впрочем, дорога Лоретте не причиняла особых неудобств, скорее наоборот. Каждая кочка, каждый ухаб вызывали в ней прилив радости, а ругань извозчика, понукавшего лошадей, была как музыка. Они выезжали в предрассветном сумраке, и она впервые видела, как светлеет, окрашиваясь всеми оттенками розового, небо на горизонте. Даже если бы Лоретта хотела оглянуться на дом, ей бы это не удалось: сундуки на запятках закрывали обзор, – и тем не менее она радостно помахала на прощание разлапистому каменному чудищу. Кто его знает, удастся ли ей еще когда-нибудь выехать из Маммот-Хауса, и Лоретта не хотела упускать возможность насладиться этим путешествием сполна, насладиться свободой.

Наконец возница объявил, что больше остановок не будет – скоро усадьба Хоксторна. Еще немного, и удастся размять ноги и, что еще приятнее, увидеть герцога и его сестру, которую ей следовало бы поблагодарить за эту поездку.

День выдался облачный и ветреный. Время от времени принимался моросить мелкий дождь. К полудню дороги развезло, и колеса вязли в раскисшей глине, зато было не слишком холодно к радости и кучера, и пассажиров.

Лоретта и Пакстон ехали впереди, в экипаже, запряженном шестеркой коней. Первая шестерка, присланная Хоксторном, была великолепна. Сейчас, на исходе дня, коней уже несколько раз сменили, но и эти шестеро были прекрасны: сытые, отдохнувшие, резвые. Экипаж, что прислал за ними герцог, хотя и уступал по внешним параметрам тому, что так поразил воображение миссис Хадлстон, был намного наряднее и удобнее тех, к которым привыкла Лоретта. Строгий и элегантный снаружи, изнутри он оказался божественно мягким и уютным.

Благодаря роскошным подушкам из синего бархата, набитых нежнейшим пухом, путешествие по разбитым дорогам прошло для Лоретты без тяжелых последствий в виде синяков и шишек. Окна в полированных деревянных рамах были отмыты до блеска. Приятным сюрпризом оказалась внушительных размеров корзина, доверху наполненная сыром, хлебом, сухофруктами, шоколадом для Лоретты и вином для Пакстона и, конечно, бутылками с водой.

Экипаж для слуг мало чем уступал карете для господ, и миссис Хадлстон не скрывала радости, оттого что впервые путешествовала с таким комфортом. Фарли брать с собой не собирались, но в последнюю минуту Лоретте все же удалось уговорить брата. А поскольку в гостях у герцога ухаживать за мальчиком у нее не будет ни времени, ни возможности, а Битси придется непривычно много заниматься своими прямыми обязанностями, было решено, что миссис Хадлстон поедет с ними, чтобы заниматься Фарли.

Лоретта не боялась, что путешествие ему навредит, поскольку чувствовал он себя неплохо и мог почти весь день проводить на ногах, да и аппетит у него был отменный. Каждый день Лоретта гуляла с Фарли в саду, и он был на удивление терпелив и внимателен, когда она рассказывала о созвездиях и их условных изображениях. Мальчик рассмеялся, когда она высказала предположение, что к тому времени, как придет ему пора возвращаться в Лондон, он уже сможет читать уличные вывески, но Лоретту не ввел в заблуждение этот смех: в его глазах был заметен живой интерес. Вскоре Битси доложила, что видела, как мальчик листал книгу, которую Лоретта умышленно оставила на тумбочке возле кровати. Позже, когда Фарли окрепнет, она решила вернуться к разговору об уроках чтения.

Увы, кашель не спешил уходить, и это всерьез беспокоило Лоретту. Приступы были частыми, долгими и отнимали у мальчика очень много сил. Как знать, может, перемена обстановки пойдет ему на пользу? Маммот-Хаус с его сквозняками и сыростью не самое лучшее место для ребенка с больными легкими.

Но главная причина, по которой Лоретта не могла оставить Фарли в Маммот-Хаусе, состояла в том, что мальчик мог запросто сбежать. Его тянуло «домой», в землянку под крыльцом заброшенного дома, и он мог отправиться в путь, не имея представления, в какой стороне Лондон и как до него добраться. Лоретта привязалась к мальчику, и, окрыленная успехами последнего времени, представляла, как будет его учить и воспитывать. Ей совсем не хотелось в очередной раз испытать боль и разочарование, да еще и горечь предательства, поэтому она и решила подстраховаться и взять Фарли с собой.

После того как узнала больше о его прежней жизни, Лоретта привязалась к нему еще сильнее, и отчасти потому, что в их судьбах было что-то общее. Конечно, повозка и Маммот-Хаус несопоставимы, но ведь и она не могла покинуть это место по своей воле. Лоретта продолжала надеяться, что отношение Фарли к окружающему миру изменится в лучшую сторону, когда он поймет, что в этом мире правит не одна лишь жестокость, и верила, что своей добротой и заботой может вернуть ему веру в добро.

Она пока не сообщала дяде о новом домочадце, но тянуть дальше нельзя: придется написать графу о Фарли, как только вернется из Хоксторна. Только вот как найти нужные слова? Лоретта понимала, что дядя разрешит оставить Фарли только в том случае, если сочтет его полезным. Надо будет первым делом поговорить с мистером Хадлстоном и выяснить, чем можно занять в усадьбе Фарли. Тогда останется самое трудное – убедить его самого в том, что в Маммот-Хаусе все же лучше, чем в холодной землянке.

Лоретта посмотрела на брата. Тот сидел напротив, спиной к лошадям, вытянув скрещенные в лодыжках ноги в проход, и, укутавшись в плащ и надвинув на лоб шляпу, спал. Лоретта улыбнулась. Наконец-то Пакстона утомила болтовня. Он не замолкал чуть ли не всю дорогу, с легкостью перескакивая с одного предмета на другой, а там и на третий, четвертый… Лоретта подозревала, что таким манером он пытается обойти неудобные для него темы, а именно цель поездки, и подыгрывала ему: ей тоже не хотелось говорить на серьезные темы. Впервые за три года выбравшись из Маммот-Хауса, она испытывала и радостное возбуждение и опасения, которых было столько, что могли свести на нет все приятные ощущения. Пакстон, с его легким незлобивым нравом и неиссякаемым оптимизмом, мог легко пойти на поводу у более сильного человека. Конечно, женитьба на сестре герцога во многом изменит к лучшему его жизнь, но Лоретте хотелось, чтобы брата повела к алтарю любовь к женщине, а не к тем возможностям, которые даст этот брак.

Что касается самого герцога, то думы о нем стали ее любимым времяпрепровождением, самым вожделенным занятием. Лоретте нравилось, что она может сказать ему все, что пожелает, не опасаясь ни осуждения, ни жестких санкций. Она и так жила в условиях санкций жестче некуда. Он в любом случае не собирается за ней ухаживать, а тем более жениться, так что можно не бояться ему не угодить. Она может сполна насладиться своей свободой и его поцелуями, но и только: у свободы есть границы. Лоретта понимала опасность, которая ей грозит, если они зайдут слишком далеко. Она должна поставить перед собой четкую цель и неуклонно ей следовать: оставаться непреклонной, не поддаваться соблазну, не позволить герцогу уложить ее в постель, как бы ей самой этого ни хотелось.

Между тем за окнами кареты сгустились сумерки. Едва ли они успеют приехать на место до темноты. Лоретта решила последовать примеру брата и вздремнуть, но рой мыслей никак уснуть не давал, поэтому она достала из ридикюля книжонку в кожаном переплете и любовно провела подушечкой пальца по тисненому заголовку: «Как добиться расположения леди. Руководство для истинного джентльмена». Как бы глупо это ни звучало, для Лоретты эта книжонка была настоящим сокровищем, но вовсе не из-за содержания, а потому, что подарил ее герцог.

Он был прав: книжонка действительно напичкана бесполезными советами, которыми большинство мужчин потчуют едва ли не с колыбели. Например: «Джентльмен никогда не станет снимать сюртук в присутствии леди». Да кому только придет в голову нарушать правило, усвоенное с тех пор, как в гардеробе появился первый сюртук?

Или: «Джентльмен всегда должен следить за своей речью в присутствии леди». Разве найдется в Англии хоть один джентльмен, который не вызубрил это правило годам к пяти?

Но были в этой книжке и по-настоящему ценные советы. Вот ее любимый: «Для джентльмена недопустимо давать леди понять, что она не права». Лоретта всякий раз улыбалась, вспоминая его, однако ни герцог, ни граф почему-то не считали нужным ему следовать, по крайней мере в том, что касалось лично ее. Что граф, что герцог считали своим долгом всякий раз указывать ей на промахи и ошибки. Впрочем, ни тот ни другой не пытались за ней ухаживать, так что, возможно, правило это применяется лишь в том случае, если джентльмен хочет добиться от леди благосклонности.