Амелия Грей - С любовью, герцог

– Я непременно поделюсь с вами впечатлениями.

– Буду признателен, – с легким поклоном ответил герцог. – А теперь расскажите, как дела у того паренька. Он все еще здесь? Удалось узнать, кто он и откуда?

– Да, он здесь, но, к сожалению, я по-прежнему ничего о нем не знаю. Он назвался Фарли, но имя это или фамилия, я так и не поняла: он ничего не говорит.

– А как он к вам относится?

– Настороженно и, мягко говоря, не слишком дружелюбно.

– Я так и думал. Похоже, ему есть что скрывать.

– Может, и так, но, вполне возможно, он просто не знает ни своего возраста, ни настоящего имени.

– Осмелюсь предположить, что дети уже к пяти годам, а то и раньше, знают свое имя и фамилию, да и возраст тоже.

Лоретте нечего было возразить, и потому она промолчала, а герцог спросил:

– А как он себя чувствует?

– Ему значительно лучше, но до полного выздоровления еще очень и очень далеко.

– Я попробую навести о нем справки. На этот раз я приехал в экипаже, с тем чтобы взять его с собой в Лондон, если он уже в состоянии перенести дорогу.

– Да, о вашем роскошном экипаже я уже наслышана, – с улыбкой заметила Лоретта. – Карета произвела неизгладимое впечатление на мою экономку, миссис Хадлстон. В восторге она и от ваших коней.

Лоретта не могла не заметить, что герцогу не слишком польстил ее сомнительный комплимент. Пусть она и проигрывала герцогу по очкам, но хотя бы не всухую, и это приятно.

– И тем не менее Фарли еще слишком слаб, чтобы выдержать столь долгий путь, ваша светлость. Температура у него упала только вчера, а кашель даже усилился. Он пока с постели не встает. Сейчас он спит – удалось влить в него успокоительный отвар, – и потому поговорить с ним не удастся, но взглянуть на него вы можете, если хотите.

– Да нет, не стану его беспокоить. Если вы считаете, что ему еще надо подлечиться, пусть немного поживет здесь. На обратном пути я задержался в Гримсфилде и порасспросил местных жителей, не пропадал ли у кого ребенок лет двенадцати, но все деревенские на месте, а беспризорников просто нет. Если ребенок вдруг остается сиротой, его непременно забирают родственники.

– Я спрашивала об этом же доктора, – сказала Лоретта, – и получила такой же ответ.

– Вы очень за него переживаете?

– Да, но ведь это естественно, – не стала отрицать очевидное Лоретта. – Он все еще болен, слаб и абсолютно беспомощен.

– Я думаю, дело не только в этом.

– Что вы хотите сказать? – запальчиво воскликнула Лоретта. – Он один во всем мире, и никому нет до него дела! Разумеется, как любой нормальный человек, я испытываю к нему сострадание, и ничего больше.

Он перехватил ее взгляд.

– Не думаю. Вы решили, что, раз вы оба сироты, между вами существует более тесная связь.

Ну нет, это уж слишком! Она не позволит герцогу играть на ее чувствах. Да, она немного поплакала от жалости: к нему, к себе, – но это все. Ей пришлось приложить столько сил на то, чтобы подняться над болью, над ощущением отверженности и неприкаянности, и труды ее не должны пропасть всуе.

– Как вы можете даже предполагать такое? У меня есть Пакстон! Кстати, он, кажется, забыл предложить вам перекусить после долгой дороги. Спешу исправить его упущение. Что будете пить: бренди или, может, чаю на дорожку?

– Вы опять спешите от меня избавиться, мисс Квик? – усмехнулся его светлость.

– Если вы изволите припомнить наш разговор, то я сказала, что вам вообще не стоит сюда возвращаться.

– Ах да. Как я мог забыть? Но вам не удастся так легко выставить меня за дверь. – Он вновь окинул ее взглядом и добавил: – Возможно, я неясно выразился в тот раз, когда вас целовал, что ж, я готов повторить…

Услышав шаги, Лоретта отпрянула.

– А вот и я, – объявил Пакстон, заходя в комнату. – Как изящно упаковано! И тоже перевязано желтой лентой! – Он протянул было сверток герцогу, но в последний момент, словно передумав, прижал к себе. – Или хотите, чтобы я передал это Лоретте от вашего имени? Нет, вы непременно должны отдать подарок сами: не понимаю, что это на меня нашло…

– Да, мистер Квик, отдайте эту коробку вашей сестре, я ничего не имею против, – невозмутимо ответил герцог. – Кстати, думаю, вас обрадует то обстоятельство, что я сумел уговорить мисс Квик поехать с вами.

Пакстон и Лоретта переглянулись.

– Я, конечно, очень рад, ваша светлость, но не знаю, насколько это осуществимо.

– Да, я понимаю: мне предстоит получить разрешение вашего дяди – но, уверяю вас, с этим не будет проблем. Хоть мы с графом и не слишком близко знакомы, но это и не важно, я найду способ его убедить. Надеюсь, вы понимаете, что ни о самом визите в Хоксторн, ни тем более о его цели никому говорить не следует.

– Можете быть в этом уверены, – ответил Пакстон.

– И я рассчитываю, что вы возьмете с собой сестру. Мой экипаж достаточно вместителен, чтобы она могла захватить все, что сочтет нужным.

Пакстон положил руку Лоретте на плечо и сказал:

– Не сомневайтесь, ваша светлость: мы приедем вдвоем.

Хоксторн нервно ходил по комнате взад-вперед: мимо камина прошел уже четыре раза, мимо окна – три.

Будучи сыном герцога, Солан с детства усвоил, что титул отца дает ему определенные преимущества перед сверстниками, а когда и сам стал герцогом, привилегий только прибавилось. Хоксторн не привык ждать – как правило, ждали его, – но надо отдать ему должное: переносил ожидание с поистине стоическим терпением. От предстоящей встречи зависело, увидит ли он в ближайшем будущем мисс Квик, и ради их встречи он готов был вытерпеть и не такое. Поцелуи лишь разожгли его голод, и утолить его не мог никто, кроме нее. И это, увы, чистая правда, а не фигура речи: он пытался, и не раз, но все попытки заканчивались фиаско.

Хоксторн подъехал к дому графа Свитчингема сразу пополудни: слишком рано для визитов, – и потому был абсолютно уверен в том, что граф окажется свободен. Даже если хозяину особняка пришло на ум облачиться в парадный костюм, заставив камергера шесть раз кряду перевязывать шейный платок, прежде чем выйти к гостю, на это ушло бы не больше получаса, а между тем он прождал его битый час минимум. Может, граф как раз сейчас учится завязывать двойной узел? Чтобы убить время в ожидании аудиенции, Хоксторн разглядывал картины на стенах и безделушки на каминной полке, то и дело посматривая на большие часы на высокой колонне, украшенной тосканской капителью. Еще ни разу ему не доводилось изучать интерьер с таким тщанием: просто не было повода.

Солан напевал себе под нос, покашливал, посвистывал и бормотал ругательства, поскольку успел уже изучить все предметы интерьера в мельчайших деталях вплоть до миниатюры под названием «Вечер в парке», вырезанной на бивне слона. Хоксторну очень хотелось верить, что животное отошло в мир иной до того, как лишилось бивня, хотя скорее всего бедного слона и убили как раз из-за бивня, что стал потом очередной безделушкой. Печальный конец, но что поделаешь?..

Впрочем, долгое ожидание имело и свои плюсы, решил Солан, разглядывая искусную резьбу на слоновой кости. Граф предоставил ему время для того, чтобы тщательно все обдумать и, по долгом размышлении, пересмотреть свою тактику. Если изначально герцог собирался устроить опекуну Лоретты разнос за то, во что превратил жизнь подопечной, то теперь намеревался, напротив, как можно тщательнее скрыть от вздорного графа свой праведный гнев и лестью усыпить его бдительность, как бы ему это ни претило. Но если и этот прием не сработает, тогда придется пустить в ход все имеющееся в распоряжении герцога королевства влияние. В любом случае он добьется разрешения графа для визита Лоретты в Хоксторн.

Едва мысли вернулись к мисс Квик, не заставили себя ждать и другие воспоминания, и он в который раз поблагодарил Адель за то, что подбросила ему идею пригласить сестру мистера Квика. Ему хотелось глубже проникнуть в суть желаний, что так стремительно пробудила в нем эта леди. Он вспоминал вкус ее губ, податливую мягкость тела, безотчетное желание. Его намерение ее соблазнить потерпело крах: это она его соблазнила и оставила его голод неутоленным. Хоксторна возбуждала сама мысль о возможности вновь заключить ее в объятия, накрыть ладонью обнаженную грудь, взять в рот сосок…

– Ваша светлость, добрый день.

Хоксторн обернулся и увидел высокого мужчину плотного телосложения с прямой, как жезл, спиной, с густой копной седых волос и взглядом, полным безграничного высокомерия. Граф остановился в шаге от дверного проема и поприветствовал гостя сдержанным поклоном, всем своим видом давая понять, что они, хоть и знакомы, далеко не друзья-приятели.

Герцог ответил на приветствие в той же манере и холодно произнес:

– Прошу прощения за столь ранний и незапланированный визит, но дело не терпит отлагательств.

– Не за что, Хоксторн, – ответил лорд Свитчингем и прошел в глубь комнаты, сильно припадая на левую ногу (очевидно, какие-то проблемы с бедром или коленом). – Для меня честь принимать у себя герцога вне зависимости от того, объявил он о своем визите заранее или нет. Надеюсь, вы простите меня за столь долгое ожидание.

– Вам не за что просить прощения, граф, – учтиво парировал Хоксторн.

– Рад это слышать. Прошу вас, присаживайтесь и расскажите, что привело вас ко мне в столь ранний час.

Граф сделал знак слуге, который вошел за ним следом, и тот наполнил два бокала вином – похоже, портвейном. Удобно устроившись на кушетке, герцог с интересом осмотрел графа, и его несколько озадачило обилие кружев на обшлагах его рукавов, а также на шейном платке.

– Спасибо за понимание, – сказал Хоксторн. – А привело меня к вам дело, имеющее отношение к вашей племяннице, мисс Квик.