— Сережа, послушай, пожалуйста, это очень важно.

Сергей попытался сосредоточиться, но его клонило в сон, глаза закрывались, отключалось сознание. Эх, а если бы он мог все правильно запомнить, события, возможно, изменили бы свой ход, но .

«Послушай, Валик, мне, надоело терпеть эту херню. Ты будешь платить, ина­че, сука, я тебя изуродую. Ты один такой упрямый, а телке своей скажи, пускай свой нос не сует куда не следует. Умники, б... Этот город мой, и такса нормальная, но я ее удвою. Из-за таких, как ты, другие страдать будут. Я же о тебя, засранец, и пальца не выпачкаю, я вас лбами столкну. И не нужно прикрываться черно­быльскими детьми, я знаю, какие ты им лекарства покупаешь. Итак, десятого рас­считаешься за три месяца и еще за три вперед. Предоплата, так сказать. Хе-хе».

Рита смотрела мокрыми от слёз глазами в лицо пьяному Рыжему.

— Сережа, ну что скажешь? Ты отдашь эту запись?

— Да, конечно, отдам. Вот сволочи! Их всех повяжут. Слушай, Рита, смотри, чтобы пиво в морозильнике не лопнуло.

— Сережа, какое пиво? — с отчаяньем воскликнула Маргарита. — Ты пони­маешь, что происходит?

— Да, — пробормотал он, и сон окончательно свалил его.

Ночью Рыжему приснился страшный сон. Огромная толпа людей идёт куда-то, словно на демонстрацию. Рита берёт его за руку: «Пошли быстрее». — «Зачем, Рита, куда?» Но она не слушает. Сергей видит среди толпы покойного преподава­теля. «Анатолий Александрович! Вы живы?» Тот улыбается и идёт дальше с тол­пой. Внезапно рядом оказывается мать в белом платье. «Мама, ты жива?» Мать протягивает ему связку ключей и молчит. «Боже, — думает Рыжий, — сколько же здесь покойников. Куда они все идут?» Он подходит к Сашке, авангардисту: «Санчо, куда они идут?» Санчо, страшно пьяный, пытается что-то сказать, но его челюсти сводит, заикаясь, он не может вымолвить ни слова. Рита оглядывается: «Сергей, быстрее, мы отстаём». Толпа поет коммунистические песни. Оказывает­ся это Москва. Сергей оглянулся и увидел свою дочь. Она стояла молча, не двига­ясь, глаза её были полны слёз. Вновь повернувшись к толпе, он кричит: «Рита, не уходи от меня!» — «Я не ухожу от тебя...»

— Что с тобой, Серёжа? — разбудила его она. — Ты кричал во сне.

— Да так, сон дурацкий. Мне почему-то часто снятся люди, которых уже нет. Вот и сейчас...

— Покойники снятся к перемене погоды. Вот так, — улыбнулась Рита и ти­хонько шлёпнула ладонью по груди Рыжего. — И не забудь взять ключи от квар­тиры, я приду поздно. Ты помнишь вчерашний разговор?

— Да, конечно.

— Не забудь. Кассета вот тут, в пакете.

Не взял он пакет в тот день. Поднявшись, Рыжий поплёлся в мастерскую. Там начисто вымыл полы. Убрал прочь бутылки и мусор. В мастерской стало свежо и чисто. Развернул портрет: «Здорово! Ещё немножко и закончу». Рыжий работал одухотворённо, с подъёмчиком. Всё было ладно на душе. Главное, вновь появи­лась цель. «А значит, будем жить!»

ЭПИЛОГ

— Мальчик, как ты думаешь, здесь клюёт? — Рыжий спустился по крутому берегу, у воды, в белой кепке с длинным козырьком, стоял босоногий мальчуган.

— Да редко, посмотрите. — Мальчишка развернул пакет, в котором виднелись несколько очень маленьких рыбёшек.

— Ух ты, — вздохнул Рыжий, — повезло тебе.

Мальчишка произнёс гордо:

— Надо уметь подсечь. Меня отец учил: сынок, в жизни надо уметь главное — подсечь. Да, у меня рыбёшка ещё мелкая. Навострюсь — подсеку крупнее, дело опыта.

— А ты мамку любишь? — улыбнулся Рыжий.

— Конечно, это же мамка.

— А кого сильнее? — продолжал допрос Рыжий.

— Конечно же, мамку, — твёрдо ответил мальчуган.

— А почему? — тянул Рыжий.

— Да как, ведь мать — женщина. А отец — глава, хозяин. Как бы они ни ру­гались, я одно знаю — помирятся. На прошлой неделе мамка вообще башку отцу разбила. Жаль, что «малявашником», теперь его заново плести надо.

— Ну а ты что? — спросил, пряча улыбку, Рыжий.

— Да так, это их дело. А вообще, мне жена нужна такая, чтоб не перечила. Я сам знаю что и как, девчонки они вообще дурные. Им бы только влюбляться.

— Чего же именно они хотят? — Рыжему явно нравился диалог с мальчуга­ном. Он потихоньку разобрал свою снасть, наживил и забросил.

— Не знаю. Вот на мамку смотрю. Отец её любит. Любит и бьет. Мне её жаль. Ведь нельзя, но я папке верю. Значит, наверное, правильно бьёт.

— А тебя били? — Рыжий старался не спугнуть тему.

— Да, и больно. Но я знал за что. А мать не знает, всегда спрашивает: «За что?»

Рыжий промолчал. Поплавок легко упал на воду. Он достал стаканчик, бутыл­ку, кусок колбасы. Налил. Выпил. Стало легче. Ветер тихонько шевелил волосы. «Хорошо, очень хорошо», — Рыжий закрыл глаза вспоминая...

...Позвонил Валера:

— Привет! Твою пассию как звали? Маргарита? Приезжай. Всё объясню.

Рыжий метнулся. У проходной его остановил дежурный: «Куда?» — «К Дми­триеву, в 28-й». — «Понял, проходи».

— Что там, Валера, не тяни?

— А что тянуть. Наехали на них, хорошо так, знаешь ли, наехали.

— Как? — у Рыжего отнялась речь. — Я... Мы... Что-о-о-о?

— Через плечо... Грохнули и всё. Не ной. Сама подставилась, прости, глупо подставилась.

— Кто? Да я...

— Да ладно, не прыгай, — Валера взял его за руку. — Разборка у них была, вот тут и всё... На-ка выпей, полегчает.

Рыжий выпил стакан водки. Ему стало еще хуже. Ноги подкосились. Однако, собрав силы, молча побрёл. Дошёл до ближайшего магазина, потом, как-то до- плетясь до мастерской, упал. Лежал пару часов. Потом поехал.

Страшно было видеть всё. Гроб. Портрет. Толпу. Её. Никто не знал, что он один любит её. Все вокруг были какие-то не те. В голове шумело одно: «Почему, как?» На кладбище Рыжий стоял очень далеко. Он попрощался с нею в ту ночь, последнюю ночь. А сейчас... Рыжий понимал, что не подойдет к ней.

Она погибла вместе со своим шефом. Их разборки... Рита выскочила, когда бандиты достали оружие. Она наивно верила, что кого-то может остановить вме­шательство женщины.

«Помеха — огонь! Уничтожить» — вспоминал Рыжий Афган. Там тоже не приходилось выбирать, считаться. Но её, Марго, за что? Помпезные похороны закончились. Рыжий дождался момента, когда все уйдут. Вечерело. Он присел у свежей могилки. Достал бутылку. Сделал один глоток из горлышка. Больно. Как, зачем, почему? Сволочи, за что?! Рядом возник маленький мужичонка и стал при­стально смотреть на Рыжего.

— Выпей со мной, хочешь?

— Отчего же не помянуть, — щуплый бродяга боязливо потянулся к бутылке. Кося глазами, он жадно глотал.

Рыжий смотрел на могилу и плакал. Он понял, что Маргариты никогда боль­ше не будет. Он никого никогда не сможет полюбить, как ее, и вообще никого и никогда не сможет полюбить. Это там, в далёком Афганистане, он верил, что так много ещё впереди...

— Дяденька, у вас же поплавок лежит. — Мальчишка тронул за его плечо. — Дядя, может, это лещ взял, подсекайте! Папа говорил, если поплавок ляжет — надо подсекать. Тяните! Тяните!..

Мальчишка кричал, не понимая, почему он не отвечает. А Рыжий летел уже очень далеко. Он давно уже улетел от рыбалки, от города, где жил и страдал. От всех, с кем пил. Он летел, ему было хорошо. Он догонял Маргариту. И ничто не могло остановить его полет.

И не было уже ничего, что могло бы соединить его с этой землёй.

Рыжий просто умер.

1996-1997 гг.