Кристине показалось, что на нее налетела карета, запряженная восьмеркой лошадей. Адриан толкнул ее прямо в кусты. Несчастный, заносчивый, высокомерный…

Она хотела пойти за ним, успокоить. Но, к ее удивлению, ее удержали.

– Из всех безумств, которые ты совершила, это будет самое безумное, – тянул ее за руку Томас.

Спрятав за улыбкой виноватое выражение, Кристина повернулась и взяла Томаса за руку.

– Томас Лиллингз, – сказала она, – я самая здравомыслящая женщина.

– Может быть. Но в детстве ты была настоящим дьяволенком. «Чистое наказание», как называл тебя мой отец.

– Вовсе нет, – запротестовала Кристина. – Я была благовоспитанной юной леди.

Они пошли по гравийной дорожке, которая огибала дом, отделяя лужайки от парка.

– Могу привести дюжину доказательств обратного, – поддразнил Томас. – Например, ты улизнула от своей гувернантки, чтобы посмотреть родившихся щенков.

– Это простительно. Щелкунчик была настоящей ведьмой. Она никогда бы не позволила мне смотреть на «грязных собак». – Кристина рассмеялась. – А кто помог мне вылезти из окна классной комнаты?

– А кто называл ее в лицо Щелкунчиком?

– Она не возражала. У нее коленки хрустели, когда она делала реверанс или низко кланялась отцу.

– Я сам слышал, как она поправляла тебя: «мисс Нибитски».

– Она не возражала против этого в приватных разговорах, – со смехом настаивала Кристина.

– И что ты сказала ей тогда? «Послушайте, Щелкунчик, я сбежала к Лиллингзам поиграть с новорожденными щенками. Вот почему от меня пахнет псиной»?

– От меня не пахло псиной…

Томас смотрел на нее, словно вспоминая, потом уже мягче сказал:

– Нет, от тебя замечательно пахло.

Кристина отвела глаза.

– Это было давно, Томас.

– Да, – признался он. – Как я хочу это забыть!

Они шли по дорожке, на повороте Кристина оглянулась. Она видела идущую вдоль дома длинную террасу, расстеленные на траве скатерти, гостей. Это походило на картину Гейнсборо, изображавшую приличное провинциальное английское общество. Стена дома, увитая розами, круто поднималась вверх. В отдалении мерцала вода небольшого пруда. Дальше – каретный сарай и конюшни, со стороны которых двигалась одна из многочисленных графских карет с гербом. Кристина и Томас вышли к фасаду дома как раз в тот момент, когда Надин Делюк садилась в экипаж. Карета дрогнула под весом ее багажа.

– Она очень милая, да, Томас?

– Кто?

– Мисс… мадемуазель Делюк.

Он тихо присвистнул.

– Ничего подобного. Она настоящий крокодил. Терпеть ее не могу.

– Крокодил? – рассмеялась Кристина.

– Пожирательница мужчин. Она расправляется с ними, как крокодил с цыплятами в зоопарке.

– Но не с графом.

– Ну разумеется, нет. – Томас на минуту задумался, словно пытаясь понять причину особого отношения к графу. – Ты когда-нибудь видела того индийца, что укрощает крокодилов?

– Я думала, это аллигаторы.

– Это одно и то же. Вот так же обстоят дела между ней и Адрианом. Крокодил щелкает зубами, бьет хвостом, поднимает пыль. А потом переворачивается на спинку, как щенок, чтобы ему погладили животик.

– Не очень приятное сравнение.

– Зато верное.

– Графу, похоже, она нравится.

– Не знаю. Она избалованна, тщеславна и очень деспотична. Думаю, что он снисходительно относится к этому. Люди склонны прощать другим то, что считают собственными пороками. – Томас вскользь посмотрел на Кристину. – Он любит красивых женщин.

Кристина пропустила это замечание мимо ушей. Она улыбалась своей маленькой победе.

– Он сам немного крокодил.

– Нет, Кристина, он не…

– Продолжай! – Тронув Томаса за руку, она засмеялась. – Я никому не скажу. Приятно, что ты можешь найти в нем недостатки.

– По правде сказать, не могу. Порой Адриан бывает несколько заносчив. Но эта заносчивость понятна: первенец в высокородной семье. Он поразительно умен. Я не могу объяснить. Это не тот ум, что мгновенно одолевает спряжение глаголов. Но он обыгрывает всех в шахматы. Может говорить о философии, науке, поэзии на нескольких языках.

– И на французском.

– Конечно, и на французском.

– Эванджелин говорила, что он свободно владеет этим языком.

– Это английским он владеет свободно, – насмешливо посмотрел на нее Томас. – Он родился и вырос в Нормандии.

Кристина была озадачена.

– Это сделало его французом?

– Его мать была француженка. Англичанином, английским лордом его сделало наследство.

– Это туда он отправляется, когда ездит во Францию? В Нормандию?

– Туда ездит она.

Томас взглянул на дорогу. Карета тронулась, кучер защелкал кнутом. Надин Делюк отбывала под аккомпанемент громких команд и скрип рессор.

Кристина ненавидела себя за то, что не может отвести глаз, за то, что волнуется, за то, что спросила:

– Как ты думаешь, у них все кончено?

– Сомневаюсь, – ответил Томас. – Спроси Эванджелин.

Позже кузина Эванджелин прямо ответила на этот вопрос:

– Адриан никогда не покончит с Надин. Он постоянно к ней возвращается. Говорю тебе это по собственному опыту. В разгар нашей амурной связи он виделся с Надин. Я была в бешенстве. Этим все и кончилось.

– А мисс Чизуэлл?

Эванджелин только пожала плечами.

– Земли ее отца граничат с владениями Адриана с юга. Она мила, молода, обаятельна…

– Способна родить ребенка, – добавила Кристина.

– Этого никто не знает, но в качестве жены она очень подходит.

Кристина вздохнула. Если Надин Делюк воплощала все страхи относительно прошлого Адриана – его любовь к красивым женщинам, способность добиваться и побеждать их, – то Сибил Чизуэлл олицетворяла угрозу будущему: она была невестой, на которой он когда-нибудь женится.

Кристина не знала, как соперничать с этими женщинами. И пыталась убедить себя, что нечего и пробовать.

Глава 12

Адриан Хант уезжал все чаще и отсутствовал все дольше. Возвращался домой очень поздно. Кристина привыкла ждать его возвращения. Она делала это неумышленно, просто это вошло у нее в привычку.

Она читала, писала письма, занималась рукоделием – словом, всегда находилась какая-нибудь причина не ложиться спать. Порой она бодрствовала до трех-четырех часов утра и гасила свечу перед рассветом. Были ночи, когда Адриан не приезжал. Кристину охватывали дрожь и волнение, она не могла понять почему. Заслышав скрип колес по гравию, Кристина задувала свечу.

Обычно приехавшие вместе с Адрианом входили тихо. Звук подъезжающей кареты, едва слышный разговор, скрип шагов по лестнице. Иногда она слышала голос графа, тихий и четкий. «Спокойной ночи», – говорил Адриан своим компаньонам.

Шли дни. Шли ночи. Возможно, вследствие постоянного недосыпания Кристину начали одолевать ужасные, но захватывающие видения. Они были мрачными, расплывчатыми, чувственными. Это просто ночные кошмары, говорила она себе, но в душе сознавала, что получает удовольствие от своей игры: ждать реального человека, слышать реальный шум на лестнице, а потом скользнуть в сон, где призрак почти соблазнил ее.

Видение всегда обрывалось. И никогда не свершалось самого акта любви. Утром Кристину охватывало странное облегчение. Нет, она не сделала этого, даже во сне. Но она регулярно просыпалась с тревожным чувством неудовлетворенности.

Кристина сделалась беспокойной. У нее пропал аппетит. Смятение весь день не оставляло ее. А потом приходил черед бессонной ночи, полной ожидания и грез.

Так продолжалось до тех пор, пока в одну ночь этот порядок не нарушился.

Было около трех утра. На дорожке послышался стук копыт. Всадники свернули и помчались к конюшням. Вскоре приехавшие вошли в дом, стараясь не греметь шпорами. Казалось, их больше, чем обычно. Сначала Кристина встревожилась. Звуки были непривычные и незнакомые… Незваные гости?

Но они уверенно направились в спальни. Потом, узнав голоса, она сообразила, что новизна состояла лишь в том, что на ногах гостей были не мягкие башмаки, а грубые сапоги. Так одеваются для долгой верховой езды. Кристина села в постели. Она поняла, что Адриана среди приехавших не было. Прислушиваясь, она определяла прибывших по голосам. Адриана нет. И Томаса – тоже. Их нет с остальными.

Кристина поднялась с постели. Накинув халат, спустилась до середины лестницы и остановилась. Все двери на террасу были распахнуты. Адриан и Томас были в саду. Они спорили.

– Иди спать, Томас. Все в порядке. Честное слово.

– Не лги. Когда ты в таком состоянии, ты на всех злишься.

– Может быть, мне необходимо хоть иногда на всех злиться?

– Это нехорошо.

– Это не повредит.

– Я помню, что с тобой происходит в таком состоянии. Мышечные спазмы. Испарина. Глаза слезятся и краснеют так, что ты становишься похожим на вампира.

– Это от долгой дороги. Все в порядке, Томас. Я должен делать свое дело. И делать его хорошо. А теперь оставь меня.

– Нет. – И после паузы: – Надеюсь, это не из-за Кристины.

У Кристины загорелись уши. Она спустилась ниже, неслышно ступая в темноте босыми ногами, и остановилась на краю террасы. Если перегнуться через перила, то видны макушки Адриана и Томаса.

– Томас, не заводи этот разговор снова. Вы вместе с этой женщиной доведете меня до сумасшествия. Я всего лишь хочу побыть один.

– А если ты кому-нибудь понадобишься?

– Я буду здесь.

– А если снова спазм?

– Ты приведешь меня в чувство.

– Ха! – Лучшего ответа Томас не нашел, но уступчиво поинтересовался: – Ты здесь в безопасности?

– Абсолютно. А теперь иди.

– Адриан… – Томас вздохнул. – Старина, во Франции все шло как по маслу. Мы такого и ожидать не могли. – Пауза. – Дело ведь в Кристине? Тебе хотелось поскорее оказаться дома?

Послышался смех. Сухой и немного циничный.

– После нашего дела, Томас, меня всегда охватывает жар, словно после соития с женщиной. Одновременно и слабость, и ощущение здоровья. Только это гораздо проще, чем женщина. И уж куда проще, чем Кристина Пинн. Иди спать, Томас.