— Спасибо за все, Примо, — сказала Мария. — Пойду подожду Мистраля. Она вернулась в гостиную и принялась из окна наблюдать за боксами. Если ее чемпион пройдет от гаражей к трейлеру один, значит, все в порядке. Если же она увидит его с Джордано или с Андреа, это может означать возникновение чего-то непредвиденного.

Мистраль возвращался к трейлеру один. Он шел свободной, легкой походкой, и все же Марию охватило странное беспокойство, которого не могли рассеять даже яркие солнечные лучи прекрасного сентябрьского утра. Она отметила про себя, что черные пряди, вьющиеся надо лбом, придают Мистралю вид ребенка. Она безумно любила его и теперь вдруг почувствовала, как привычное волнение, связанное с приближением старта, вытесняется в ее душе всепоглощающим страхом, какой-то острой необъяснимой тревогой.

Ей вспомнился тот обед в ресторане, когда Мистраль заговорил о канувших в Лету героических временах автомобильных гонок. Он тогда бросил вызов молодому товарищу по команде, почти что спровоцировал его. Не в его духе было искать ссоры или разжигать чью-то злобу, почему же он в тот раз так странно себя повел? Хотел и в пятый раз во что бы то ни стало стать чемпионом мира или решил вызвать друга на соревнование?

Выглянув в дверь, она увидела, как Мистраль вошел в тень натянутого тента. Громкоговорители верещали, не умолкая, многоголосое эхо прокатывалось над автодромом. В воздухе чувствовался запах масла, ревели прогреваемые двигатели, толпа напоминала огромный муравейник. Оставалось четыре часа до старта, но от грохота моторов уже сейчас перехватывало дух.

Мария улыбнулась Мистралю, и вдруг откуда ни возьмись рядом с ним возникла коренастая фигура Рауля Ромеро. На его губах блуждала загадочная улыбка. Он приветственно помахал ей рукой и направился к своему трейлеру. Прицеп у него был поменьше и оборудован на скорую руку. После стычки в августе Джордано сделал все, чтобы они с Мистралем не встречались чаще, чем было абсолютно необходимо.

Мистраль вошел в трейлер. Мария постаралась придать себе беспечный вид.

— Он еще доставит тебе немало хлопот, — заметила она, кивнув головой в сторону Рауля.

Мистраль вошел в раздевалку.

— Вечная история! — воскликнул он. — Я знал другого парня, похожего на него. Та же наглая ухмылка, та же злая хватка.

Он говорил о тех далеких временах, когда сам прокладывал себе дорогу в мире автоспорта, расталкивая всех локтями, а Мария была лишь смутной тенью, воспоминанием о далеких годах юности.

— Бьюсь об заклад, что этим парнем был ты, — усмехнулась она.

— Угадала, милый мой Рыжик, — ответил Мистраль, взъерошив ее медные волосы.

— А ну-ка снимай комбинезон, — скомандовала Мария. Прозвище, когда-то придуманное ее отцом, возвращало обоих к годам отрочества. — А кто в то время был чемпионом?

— Великий Фрэнсис Мосс. Ты же это прекрасно знаешь. Человек, достойный восхищения. Просто у него сердца было больше, чем ума. У меня-то с мозгами все было в порядке, а вместо сердца кусок льда.

— Вот именно. А то бы ты не бросил меня, чтобы гонять на мотоцикле и увиваться за каждой встречной юбкой, — сказала она, смеясь, хотя в голосе Марии можно было услышать горечь.

Мистраль в трусах и в майке откинулся на спинку дивана.

— Ты и сама понимаешь, что Рауль лучше меня, — проговорил он почти равнодушно. — Все это знают. Это колесо крутится быстро, как говорят. Но ему придется следовать за мной, пока я не уйду с трассы.

— То есть пока ты в пятый раз не завоюешь титул? — уточнила Мария. Свернувшись клубочком у его ног, она обняла его колени. — Зачем тебе еще одна победа? Ты лучше всех, Мистраль, — в ее голосе слышались близкие слезы.

— Я последний в ряду, — с горечью признался Мистраль. — Вот уже много месяцев мне кажется, что ограждение на трассе сжимается вокруг меня, тучи на горизонте сгущаются, я слишком часто оглядываюсь через плечо, опасаясь, что меня обойдут. Ну вот, теперь я все сказал. Оставь меня одного. Ты же знаешь, мне нужно сосредоточиться.

Он как бы воздвиг стену между собой и окружающим миром. Мария тихонько поднялась и вышла. Мистраль сделал ей важное и страшное признание, заставившее ее похолодеть.

* * *

На Мистрале был голубой комбинезон фирмы «Блю скай». Сиденье «болида», сделанное на заказ, облегало его, как перчатка. Он поднял глаза: на ослепительно синем небе не было ни облачка. Найдя оптимальное положение, он почувствовал, что слился воедино со своей одноместной машиной и теперь воспринимает и координирует все ее реакции как свои собственные. Механик приторочил его к сиденью в трех местах: плечи, талию и бедра. Мистраль и его «Блю скай» стали единым целым.

Когда мотор зарычал, по его телу прошла дрожь, как от электрического разряда. В один чудесный миг граница, отделявшая человека от автомобиля, исчезла. Теперь им предстояло дрожать, пульсировать, страдать и бороться вместе, преодолевая до финиша пятьдесят три витка по кольцевой трассе длиной в 5750 метров. Воздух вокруг него струился маревом из-за разогретых моторов.

Мистраль превратился в сплошной комок нервов, охваченный двуединым желанием: мчаться, как ветер, и победить.

По условному сигналу он подъехал вместе с остальными к стартовой загородке и занял полюсную позицию. Немного позади, справа от него, встала «Блю скай» Рауля Ромеро. Во втором ряду расположились Марио Анджели на «Бенеттоне» и Кристиан Ферре на «Феррари», за ними следовали МакЛарен, Уильямс, Лотус, Тиррел, Лижье, Собер, Минарди, Джордан, Лярусс.

Мистраль ехал под номером первым, Рауль под номером вторым. На старт вышли двадцать шесть соперников. Всех, вне зависимости от гоночных качеств их «болидов», обуревала жажда победы.

Взмах зеленого флага дал старт ознакомительному кругу. Мистраль чувствовал себя отлично. Он знал трассу как свои пять пальцев. Эта бесконечная, коварная асфальтовая лента вызывала у него ощущения, сравнимые разве что с блаженством, которое испытывает человек в наивысший миг любовного единения. Монца была его трассой, точно так же, как Мария была его женщиной. Никто и никогда их у него не отнимет.

Машины вернулись на стартовую прямую и вновь заняли исходные позиции. Взгляды гонщиков были прикованы к красному семафору. Еще несколько невыносимо долгих мгновений, и они помчатся вперед, как одержимые.

Между включением зеленого сигнала семафора и выключением красного реакция гонщика занимает в среднем две десятых доли секунды. Реакция Мистраля чуть превышала по времени полторы десятых: это было одно из его сильных мест. Он стартовал, как ракета, в то самое мгновение, когда стал гаснуть красный сигнал. Впритирку следом за ним шла вторая «Блю скай», а за ней «Бенеттон» и «Феррари».

Старт является одним из самых волнующих моментов соревнования, он может решающим образом повлиять на ход и результат гонки.

Мистраль в одиночку промчался по прямой до двойной слаломной арки[5], увенчанной рекламой шин «Гудъир», оставив в нескольких метрах позади группу преследователей во главе с Раулем Ромеро.

Чемпион был спокоен. Ни у кого на этом отрезке не хватило бы мощности и разгона, чтобы попытаться опередить его. Даже у Рауля, который, конечно же, так легко от него не отстанет. Следя за ним в зеркальце заднего обзора, Мистраль подумал, что единственным местом, где мальчик мог бы попробовать его обогнать, была узкая горловина арки.

Одним нажатием кнопки он переключил ход и вошел в первый вираж на скорости сто сорок километров в час, а когда вышел, на спидометре было сто сорок девять. Приближаясь к большому повороту, он увеличил скорость до двухсот пятидесяти километров в час.

В это солнечное сентябрьское воскресное утро жара казалась ему непереносимой, особенно в тяжелом огнеупорном комбинезоне. Вылетев из-под моста с рекламой «Кампари», он позволил себе вновь бросить взгляд в зеркальце. «Блю скай» Рауля Ромеро цепко и неумолимо сидела у него на хвосте. Почти бок о бок с ней мчался Марио Анджели на «Бенеттоне». Мистраль переключил скорости, чтобы вписаться в вираж «Роджа». Он чувствовал себя уверенно и без напряжения переносил убийственную вибрацию машины.

На входе в двойной вираж «Лезмо» он дошел до двухсот пятидесяти в час, еще больше увеличил скорость на втором повороте и вышел с показателем сто девяносто. Стремясь выжать из своего тела максимум возможного, он старался размеренно и глубоко дышать.

При подъеме из туннеля Мистраль опять взглянул в зеркальце: Рауля не было видно, он остался совершенно один. Теперь ему нужно было войти в вираж «Аскари», непосредственно примыкающий к параболической кривой, узкой в начале и постепенно расширяющейся, уходящей в бесконечность. Ее предстояло преодолеть на постоянном ускорении.

Мистраль был предельно сосредоточен. Не будь его концентрация столь полной, он непременно вспомнил бы о происшествии, случившемся с Уорвиком на этом самом месте два года назад.

Хронометражист команды сообщил ему по радио, что третий круг он прошел быстрее: одна минута двадцать четыре и сто двадцать семь сотых секунды.

Мистраль удовлетворенно улыбнулся, но сразу же снова помрачнел. Он прекрасно знал, что способен на большее: во время тренировок на противозаносных шинах он проходил круг за минуту и двадцать одну секунду.

Более твердая резина, которой он пользовался сейчас, хорошо держала дорогу в эту адскую послеполуденную жару. Однако он знал, что в середине гонки придется поменять покрышки. Мистраль запросил по радио информацию о положении остальных. Марио Анджели его не беспокоил. Под «остальными», не говоря об этом вслух, он подразумевал Рауля.

— Все в порядке, — успокоил его инженер Сориа. — Что касается Рауля, он знает, что не должен переусердствовать.

Мистраль поморщился: эти заверения были ему неприятны. Он предпочел бы, чтобы Рауль мог состязаться свободно, на равных с ним, в полную силу. Он хотел победить честно, а не благодаря командной стратегии, оберегавшей его от натиска молодого аргентинца. В любом случае у Мистраля было одно неоценимое преимущество: профессионализм, приобретенный за годы участия в гонках.