Они вышли на центральную площадь, и здесь Мария прервала пространный рассказ Агонии:

— До свидания, и спасибо, что проводили меня.

На прощание он стал выражать соболезнования, которых Мария уже не услышала. Войдя во двор домика учителя, она села на велосипед и прямиком поехала в Чезенатико, не обращая внимания на туман и холод, от которого щеки у нее горели, а ноги замерзали. Когда она подъехала к дому Адели на площади Консерве, сердце выскакивало у нее из груди. Поставив велосипед на подставку, она постучала в низкую деревянную дверь. Адель приняла ее со своей обычной суровой сдержанностью.

— Мне сказали, что вы были на похоронах моей семьи, — начала Мария, — я бы хотела вас поблагодарить.

— Заходи, — сказала Адель, посторонившись, чтобы дать ей пройти в кухню, где был включен телевизор, а керосиновая печка распространяла приятное тепло.

— Я знаю, что Мистраль тоже был на похоронах, — сказала Мария. У нее застучало в висках от резкого перепада температуры.

— Я сварю тебе кофе. Хочешь? — спросила Адель, догадавшись, куда клонит Мария.

— Еще бы! Я вся окоченела. Спасибо, — поблагодарила девушка, подходя поближе к печке.

Адель повернулась к ней спиной и принялась возиться у плиты. Мария собралась с духом и продолжала:

— Мне бы очень хотелось снова повидать Мистраля. Поблагодарить и его тоже.

— Мне тоже иногда очень хочется его повидать. Но с тех пор, как он уехал, я видела его только раз. Это я просила его пойти со мной на похороны. — Адель поставила перед ней дымящуюся чашку кофе и сахарницу.

— Он вам не говорил обо мне? — спросила Мария, опуская глаза.

— Мария, — Адель строго взглянула на нее, — чем скорее ты выбросишь его из головы, тем лучше. Он цыган. Сегодня здесь, завтра там. На него нельзя положиться. Ветер — он и есть ветер, его не удержать.

— Я только хотела спросить, говорил ли он обо мне, — не отставала Мария.

— Нет. Но это ничего не значит. Он мне никогда ничего не рассказывает. Я знаю, что он заходил к тебе в больницу, когда ты еще была без сознания.

— Значит, он думал обо мне! — с надеждой воскликнула Мария.

— Он думает только о своих моторах. Для девушек у него и времени почти нет. Пей свой кофе, а то остынет.

Уходя, Мария все же унесла в кармане пальто адрес Мистраля. Адель объяснила ей, что он снимает скромную меблированную комнату без телефона, но она, если захочет, сможет ему написать.

На следующее утро дома поселка и бескрайние просторы полей покрылись инеем. Люди поеживались от острых укусов мороза. В этот день Мария простилась с учителем Бенито и села в поезд, шедший из Чезенатико в Болонью. В руке она несла чемодан с немногими вещами, купленными на распродаже в единственном магазине готового платья в Каннучето. Моретта Моранди ожидала ее к полудню. Однако, приехав в Болонью, Мария позвонила с вокзала и предупредила, что задержится на несколько часов. А потом села в поезд и отправилась в Модену.

Она действовала инстинктивно, даже не задумываясь о том, что будет делать дальше. Уж если Мистраль счел нужным навестить ее, когда случилось несчастье, значит, он все еще ее любит.

Дом Мистраля находился прямо рядом с вокзалом. Это было довольно приличное шестиэтажное здание. У дверей ей преградил дорогу швейцар, похожий на неаполитанского мастифа.

— Я ищу синьора Вернати, — скромно сказала Мария.

Прежде чем ответить, привратник смерил ее долгим подозрительным взглядом.

— А вы кто такая будете? — спросил он сурово.

— А как по-вашему? — рассердилась Мария. — Я та, кто стоит перед вами и спрашивает синьора Вернати.

— Он уходит рано утром, а возвращается поздно вечером, — злорадно ответил швейцар. — Сейчас он на работе.

Только-только пробило полдень, и Мария подумала, что ждать на улице до темноты было бы непосильной задачей для кого угодно.

— Вы знаете, где он работает? — спросила она.

— Знаю, но сообщать такие сведения посторонним не полагается.

Появление этой незнакомки, такой красивой, такой печальной, такой замерзшей, не предвещало, как ему казалось, ничего хорошего для парня, которого он едва знал, хотя тот и жил в доме уже несколько месяцев. А вдруг эта девушка из-за Мистраля попала в беду?

Мария, будучи отнюдь не дурой, поняла, что добиться от него хоть какого-нибудь толку она сможет, только если сойдет с пьедестала.

— Послушайте, я приехала из Чезенатико. Мне надо ему посылку передать от матери, — солгала она, указывая на чемодан.

Уловка сработала.

— Значит, вы земляки! — смягчился швейцар.

— Да. И, кроме того, я спешу, через час мне надо успеть на поезд в Болонью, — добавила Мария, чтобы ситуация показалась более правдоподобной.

— Ну, в таком случае, — уступил наконец швейцар, — вы его найдете вон там, в конце улицы. Там есть такой молочный бар. Он там обедает, сейчас у него перерыв. А мастерская, где он работает, — как раз напротив, под железнодорожной насыпью.

Кивнув на прощание, Мария направилась по указанному адресу. Бар оказался типичной дешевой забегаловкой для непритязательных посетителей, в нем было накурено и шумно. Она огляделась, поочередно рассматривая множество незнакомых лиц, и наконец заметила его. Он сидел за столом в углу у окна, и с ним были еще какие-то парни. Однако внимание Мистраля было целиком поглощено сидевшей рядом темноволосой девушкой, не сводившей с него влюбленного взгляда. Мария решила про себя, что его подружка очень красива, хотя и чересчур сильно намазана, и возненавидела ее всей душой, потому что Мистраль обнимал ее за плечи и, казалось, никого, кроме нее, не замечал.

К ней подошла полная официантка в несвежем фартуке и спросила, не желает ли она что-нибудь заказать.

— Нет. Не сейчас, — смутилась Мария. — Я, наверное, вернусь попозже.

Она вышла на продуваемую холодным ветром улицу и направилась к вокзалу. Чемодан вдруг показался ей неподъемным, а на глазах выступили слезы.

2

Поезд прибыл на вокзал в Болонье. Время было уже послеобеденное. Мария вышла из вагона и сразу же почувствовала себя потерянной в толпе спешащих, подгоняемых холодом пассажиров. Тут были и шумные группы молодежи, и люди средних лет, сгибающиеся под тяжестью разнокалиберных чемоданов и тюков, и напуганные дети, с отчаянным ревом цепляющиеся за материнские юбки, и носильщики с нагруженными доверху электрокарами, зигзагом прокладывающие себе путь в толпе пронзительным криком: «Дорогу! Дорогу!»

Громкоговоритель беспрерывно возвещал о прибытии и отправлении поездов.

Марии вспомнились муравейники в полях вокруг усадьбы. В детстве она часами ворошила эти холмики, раскапывая белые личинки, зачатки будущих поколений, и сея хаос среди упрямых обитателей развороченного концом палки жилища, копошащихся с яростным упорством в раскиданных комьях земли в поисках места, где можно было бы выстроить новое гнездо.

Она встревоженно огляделась вокруг, так и не решив, идти ли ей к выходу или же остаться ждать прямо на платформе под навесом. Ей было не по себе среди мелькающих чужих лиц, и она пыталась найти глазами хоть что-то надежное и знакомое, чтобы почувствовать себя не такой брошенной и одинокой. Из Модены она позвонила Моретте и сообщила, когда прибывает ее поезд.

— Я встречу тебя на вокзале, — обещала ей подруга.

Но теперь Моретты нигде не было видно. Перрон опустел, и Мария, держа в руке дешевенький фибровый чемоданчик, стала спускаться по ступенькам подземного перехода по направлению к выходу. На автостоянке она остановилась и вновь принялась оглядываться, ища подругу. На Марии было пальто, напоминавшее военную шинель, шерстяной шарф скрывал ее великолепные рыжие волосы, а на лице у нее было печальное и испуганное выражение потерявшейся девочки, не знающей, куда идти.

По рассказам земляков из Каннучето она составила для себя образ большого города, похожего на волшебную сказку, и расписала его в самые радужные тона. Теперь, когда мечта наконец стала явью, единственной краской, царившей вокруг, оказалась унылая и безнадежная серость. Густейший поток машин, проносившихся мимо в обоих направлениях, лишь усиливал у нее ощущение потерянности. Едкий запах выхлопных газов щипал ей горло, вызывая сухой, раздражающий кашель. На другой стороне улицы находилась большая гостиница, но вид у нее был вовсе не такой шикарный, как описывали клиентки из салона Ванды. Марии она показалась убогой и грязной. У нее ни за что не хватило бы смелости войти в такое место одной, хотя она не могла пожаловаться на отсутствие денег.

В памяти с неумолимой силой возник образ бабушки Джанны. Мария вспомнила все ее намеки и советы, которым упрямо отказывалась следовать, пока старуха была жива. Теперь же — в этом она была уверена — они могли бы ей помочь пережить трудную минуту. Двое мужчин уже вертелись вокруг нее с недвусмысленными намерениями, пока еще не переходя к активным действиям, но явно взяв ее на мушку. Мария стояла неподвижно, поставив у ног чемодан и старательно делая вид, что не обращает на них внимания.

Ей вспомнились слова бабушки: «Весь мир — одна большая деревня. Но я точно знаю: чем больше город, тем больше в нем греха». Проблема греха в эту минуту мало ее занимала, просто она осознала, что нужно немедленно принять какое-то решение, иначе она попадет в беду.

Как раз в тот самый момент, когда Мария почувствовала себя окончательно преданной и брошенной на произвол судьбы, к ней спешно направилась молодая, красивая, очень хорошо одетая дама. Ее волосы, гладко зачесанные назад, были собраны на затылке изящным узлом. Под расстегнутым пальто мужского покроя виднелся безупречно элегантный серый костюм. На ногах были модные туфельки на низком каблуке. И лишь черты лица не изменились: к ней спешила ее подруга, ее Моретта, столь непохожая на девушку, которую Мария встретила прошлым летом на кукурузном поле за своим домом. Сердце у нее радостно забилось. Она тоже заулыбалась и бросилась навстречу подруге. Они обнялись, и ее страхи, мрачные мысли, одиночество — все исчезло без следа.