Устроившись на переднем сиденье автомобиля, Гурин посмотрел в окно. Благо, тонированные стекла позволяли ему сделать это незаметно. Он видел, как Мара решительно приближается и что-то бормочет себе под нос. Эрнест Павлович негодовал, чувствуя, как вскипает внутри злость и досада на самого себя. Растаял, попался, как мальчишка! Стыдно, дедушка Эрик. Он чувствовал, что почти созрел для того, чтобы принять чувства Мары. Гурину стало не по себе. Эта девчонка обладает удивительным магнетизмом. Она приковывает к себе внимание, вызывает желание, быть может, помимо собственной воли. И Геннадий попал под ее власть, он тоже не устоял. Эрнест Павлович горько усмехнулся. Зачем он решил принять такое активное участие в жизни этой рыжеволосой провинциалки? Добрые дела неминуемо ведут к проблемам. Хотя зачем оправдываться давно известными изречениями? Он пытался искупить свои прошлые ошибки, а оказалось, только добавил к ним новые.

— Можно ехать? — спросил Эрнеста Павловича водитель, когда Мара молча села сзади, а один из охранников закрыл за ней дверцу.

— Да, Максим, — ответил Гурин и, обернувшись к Маре, добавил: — Забыл сказать, что сегодняшняя наша прогулка была последней.

— Это наказание за мое плохое поведение?

— Руководитель моей службы безопасности запрещает мне подобные ритуалы. Я и так три месяца выдерживал его натиск, сопротивлялся. Но сейчас противиться глупо. Это небезопасно и связано с моим бизнесом, — нарочито официальным тоном продолжал Гурин.

— Вы могли сказать об этом раньше. — Мара ощутила, как страх холодными колючими иголочками пробежал по всему телу. — Я бы все поняла.

— Вот и хорошо, а пока гулять будешь с Максимом, в разных местах, в разное время. В конце концов, на крыше нашего дома есть прекрасный сад. Там ты будешь в полной безопасности, и мне будет спокойно. Так нужно.

— Хорошо, я поняла. Я сделаю все, как вы говорите, — скороговоркой произнесла Мара, заметив, что Гурин не стал дожидаться окончания фразы и отвернулся. Обижаться на него было бы глупо. Что может изменить обида? Ему тоже нелегко. Как он ни старается показать, что равнодушен, а Мара ему не безразлична. Сейчас она точно знала это. Наверное, она снова поторопила события. Но ведь так хочется всего и сразу!

Вздохнув, Мара повернулась к окну. Никто не сможет понять ее. И рассказать некому. Наверное, даже Евдокия Ивановна не сможет до конца прочувствовать искренность ее чувств. Но и доказывать ничего Мара больше не будет. Она просто сдаст вступительные экзамены и, независимо от результата, поставит вопрос ребром. Если ее снова отвергнут, она покинет этот дом. Может быть, не стоило вообще входить в него? Это не ее уровень. Это просто сказка, а она, как известно, не всегда имеет счастливый конец. Жизнь отличается от волшебных неписаных правил. Сейчас у Мары в руках была и скатерть самобранка, и ковер-самолет, и зеркальце, называющее ее прекрасной, а пользоваться этим без той бескорыстной, сильной любви, ради которой совершаются все подвиги, становилось скучно, бессмысленно. Мара поняла, что окончательно запуталась. Сейчас она словно была уверена, что самое важное в ее жизни — Гурин. Но не могла она не думать и о том, что услышала от Геннадия и от самого Эрнеста Павловича — специфика бизнеса, дело, которому отдается все свободное время. Работа, которая делает его и всемогущим и уязвимым. Мара покусывала губы. Разве она мечтает о такой жизни, в которой каждый день может принести страшную весть? Этот человек купается в опасности, уже привыкнув к тому, что она всегда рядом. Он никогда не уйдет из бизнеса по собственной воле. А ей придется жить в напряженном ожидании. И не только ей, но и их детям. Ведь у них будут дети… Мара сжалась, ей стало неуютно на широком мягком сиденье. Гурин уже никогда не сможет быть хорошим отцом. Добытчиком — да, но по-настоящему любящим отцом, пожалуй, вряд ли. Его сердце успело порядком очерстветь, так было нужно, чтобы не сойти с ума, оставаться на плаву.

Маре все меньше нравился ход ее мыслей. Кажется, ее желания замешаны по большей части на уязвленном женском самолюбии. Она не привыкла, чтобы ее отвергали, и потому так упорно хочет добиться своего. Она скучает по мужской ласке и потому смогла убедить себя, что Эрнест Павлович — предел ее желаний. Может быть, стоит прислушаться и постараться не думать о своих чувствах? Не направлять их на постоянные размышления о будущем вместе с Эрнестом Павловичем, а занять все свободное время подготовкой к экзаменам, занятиям с преподавателями и посещением библиотеки. Библиотека — вот спасение. Это еще один сказочный мир, где ей всегда так уютно. Нужно только проворачивать за собой ключ в дверном замке, чтобы Светлана Сергеевна не испортила все своим внезапным появлением. Вот и все, решено. Мара почувствовала облегчение, так всегда бывает, когда самостоятельно приходишь к какому-то выводу. Она подождет. Немного осталось.

Мара смотрела на затылок Гурина, его профиль, когда он время от времени поворачивал голову, обращаясь к Максиму. Он словно забыл о ее существовании, отвечая на звонки мобильного, что-то записывая в блокноте. Мара ревновала его ко всей этой деловой суете. Она отнимала у нее Эрнеста Павловича, она занимала слишком большое место в его жизни. Но, заставив себя больше не говорить о своей любви, Мара упивалась надеждой на то, что все станет на свои места после сдачи экзаменов. На самом деле Гурин отгораживается ими, как щитом, использует как неопровержимый повод для самоустранения. Он стоит на своем, воплощая в жизнь одному ему известный план относительно будущего Мары. Ничего, она внесет в него свои поправки, и очень скоро.

* * *

День сдачи последнего экзамена был жарким, солнечным. Мара была уверена в себе, почему-то точно зная, что поступит. Она быстро справилась с волнением, воспринимая происходящее, как очередную игру. Мара часто так поступала в критических ситуациях: представляла себя участницей игры, придумывала правила и следовала им. Последние дни только это воображаемое действо помогало Маре не думать о Гурине. Да и он сам, словно нарочно, возвращался домой затемно, а уезжал, когда Мара еще спала. Светлана Сергеевна откровенно выказывала Маре свое негативное отношение. Она поняла, что Мара не станет жаловаться, и время от времени комментировала происходящее в доме с присущей ей резкостью. Но на Мару ее нападки не действовали. Она знала, что рано или поздно они прекратятся. Ничто не могло выбить ее из колеи. Она шла навстречу главной цели.

И вот настал этот решающий день!

— Я поступила! — Ликованию Мары не было границ. Она задыхалась от радости, улыбаясь всем членам экзаменационной комиссии. Мара радовалась, не понимая, что больше приводит ее в восторг: сам факт поступления или отсутствие преград для последнего, решающего разговора с Эрнестом Павловичем.

Мара так хотела поскорее поделиться с Гуриным своей радостью. Она только что сдала последний экзамен, получила высший балл и точно знала, что выходит из экзаменационной аудитории студенткой. Да и принимавший у нее экзамен декан факультета иностранных языков не преминул заметить, что в стенах их учебного заведения красивые студентки перестают быть редкостью. Он поздравил Мару с успешной сдачей экзаменов и выразил надежду, что и в дальнейшем ее учеба будет столь же впечатляюща:

— Вы проявили глубокие знания. Мне было приятно беседовать с вами, Мара. Прекрасно сданный экзамен! Это очень радостное событие для преподавателя, вдвойне радостное, так как предшествует удовольствию от общения с любознательными, сильными студентами во время семестров.

Мара в тот момент желала только одного: поскорее оказаться в машине, где ее ждал водитель и мобильный телефон. Но ей предстояла еще встреча с будущими сокурсниками, на которой обсуждалось время и место проведения отработки. Обычно объектом трудовой деятельности новоявленных студентов становилось институтское общежитие. И этот год не стал исключением. Мара слушала, когда и где нужно быть, что иметь с собой, а сама то и дело поглядывала на часы. Время, замедлившее ход до входа в экзаменационную аудиторию, снова помчалось. Маре даже не хотелось поближе знакомиться с теми, с кем предстояло учиться. С некоторыми она уже успела немного пообщаться во время сдачи экзаменов, но не более того. Пока для нее не стояло на повестке дня «обзавестись подружками и друзьями». Это был вопрос второстепенный еще и потому, что все эти волнующиеся, громко обсуждающие последнее судьбоносное событие юноши и девушки казались ей абсолютными детьми. В их обществе она ощущала, что ее жизненный опыт не так уж и мал, как ей иногда кажется. Мара заметила, что к ней как-то особенно присматриваются. Она успела привыкнуть к тому, что находится в центре внимания, и очень спокойно относилась к происходящему. Мара точно знала, что выделяется своей яркой внешностью, уверенностью в себе. Но ей хотелось, чтобы ее замечали не из-за волос, красивой фигуры. Несколько раз пришлось осадить пыл одного нагловатого юноши, который всеми силами пытался привлечь ее внимание, а когда ему это удалось, она так выразительно посмотрела ему в глаза, что паренек поспешил ретироваться без слов.

Наконец обязательная программа этого дня подошла к концу. Наскоро попрощавшись с будущими сокурсниками, Мара стремительно спустилась по винтообразной лестнице, пробежала через просторное фойе и, оказавшись на улице, поискала глазами автомобиль Гурина. Она увидела его припаркованным неподалеку на стоянке. Водитель — Максим — добродушный, высоченный, статный парень лет двадцати пяти — сразу расплылся в улыбке.

— Можно поздравить? — спросил он, не дожидаясь, пока Мара восстановит сбившийся от бега ритм дыхания.

— Поздравляй! — Мара сияла. — Телефон, дай скорее телефон.

Она несколько раз набирала номер Эрнеста Павловича, но получала один и тот же ответ: «Абонент находится вне зоны досягаемости».

— Ну что это такое! — раздосадованно протянула Мара. — Техника века, называется! Где же абонент, черт возьми?