— Нет.

Я отставляю бутылку рома в сторону. Промахиваюсь мимо столика, и она падает на пол. Хорошо, что она пуста. Я вздрагиваю.

— Тебе лучше прийти в себя, прежде чем ты отправишься к ребенку, — добавляет он.

Из моих глаз текут слезы. Я, правда, плачу. Все вокруг так любят осуждать.

Он слышит, как я всхлипываю, и вздыхает.

— Ты, действительно, довольно плохая мать, да. Но, тебе не обязательно быть такой.

— А еще Калеб до сих пор испытывает сильные чувства к Оливии.

— Ты можешь хоть раз перестать думать о Калебе? Ты одержима. Давай поговорим об Эстелле …

Я прерываю его.

— Думаю, я всегда это знала, но не уверена. У меня десятки воспоминаний. В отдельном отсеке в моем мозгу, ключ к которому есть только у алкоголя. Большинство воспоминаний о взглядах, которыми он одаривал ее, а не меня, — я кусаю себя за коленку и начинаю раскачиваться из стороны в сторону.

— Знаешь что, мне пора идти, — говорит Сэм. — Увидимся завтра, — он сбрасывает звонок. Я швыряю телефон в сторону. Хренов Сэм.

На нее Калеб смотрит совершенно иначе. Будто видит то единственное, что имеет значение. Мне плохо от того, что я знаю, как он смотрит на Оливию, потому что так смотрю на него я. Когда я встаю, комната начинает вращаться. Я так пьяна, что едва ли понимаю собственные мысли. Я тащусь наверх и захожу в гардеробную. Вытаскиваю сумки и чемоданы, пока меня со всех сторон не окружает Луи Виттон и тонкий роскошный запах кожи. (Примеч. Луи Виттон — французский дом моды, специализирующийся на производстве чемоданов и сумок, модной одежды и аксессуаров класса «люкс» под одноимённой торговой маркой) Я собираюсь уйти от него. Я не заслуживаю такого отношения. Все так, как и сказала Кэмми. Меня любят лишь наполовину. Я закидываю какую-то одежду в сумку, и затем обессиленно растягиваюсь на полу. Кого я обманываю? Я никогда его не брошу. Если я его оставлю, она победит.

Я просыпаюсь на полу, вжимаясь в него лицом. С губ срывается стон, и я переворачиваюсь на спину, пытаясь собрать воедино обрывки воспоминаний о прошлой ночи. Чувствую себя даже хуже, чем в тот день, когда рожала. Вытерев слюни с лица, я осматриваю беспорядок вокруг. Чемоданы и сумки валяются вокруг меня, будто мой шкаф сам высыпал их. Пыталась ли я достичь какой-то цели, когда делала это? К горлу подкатывает волна тошноты, и я мчусь в ванную, успевая как раз вовремя, чтобы опорожнить свой желудок прямо в унитаз. Я пытаюсь отдышаться, когда входит Калеб, от которого пахнет чистотой и свежестью. На нем шорты и футболка, что странно, учитывая, что сегодня он должен работать. Он не обращает на меня внимания, надевает часы на руку и проверяет время.

— Почему ты так одет? — мой голос звучит хрипло, будто я всю ночь кричала.

— Я взял выходной.

Он не смотрит на меня и это плохой знак. Я пытаюсь вспомнить, чем могла обидеть его и тут улавливаю запах своих волос. Дым. Я испускаю мысленный стон, когда вспоминаю события прошлого вечера. Это было так глупо.

— Зачем? — спрашиваю я осторожно.

— Мне надо подумать.

Он выходит из ванной, и я следую за ним вниз. Сэм кормит ребенка и удивленно выгибает брови, видя меня. Я смущенно провожу руками по волосам. К черту его. Это все его вина. С тех пор, как он появился, моя жизнь начала медленно рассыпаться на части.

Калеб целует малышку в макушку, и выходит за дверь, будто куда-то опаздывает. Я бегу за ним.

— О чем тебе надо подумать? О разводе?

Он неожиданно останавливает, и я врезаюсь ему в спину.

— Развод? — уточняет он. — Считаешь, я должен развестись с тобой?

Я проглатываю гордость и возражения, которые вертятся у меня на кончике языка. Я должна быть умной. Недавно я позволила себе увлечься. Оттолкнула его, в то время как у меня был шанс все сделать правильно.

— Позволь мне пойти с тобой. — прошу я спокойно. — Давай проведем день вместе, поговорим.

Он кажется неуверенным, бросает взгляд в сторону детской.

— Она будет в порядке с Сэмом, — заверяю его я. — Я все равно мало что для нее делаю…

Мое заявление, кажется, помогает ему принять решение. Он кратко кивает, и мне хочется кричать от облегчения.

— Буду через пять минут, — обещаю я.

Он направляется к машине, собираясь подождать меня там, а я несусь вверх по лестнице, перепрыгивая через две ступеньки. Вламываюсь в гардеробную, чудом не падая. Надеваю чистую пару джинсов, натягиваю футболку через голову. В ванной ополаскиваю лицо, стирая размазавшийся макияж, и набираю в рот жидкость для полоскания. Принимаю решение не наносить макияж.

Выбегаю через входную дверь, у меня чуть не случается маленький сердечный приступ, когда я понимаю, что его машины нет. Он оставил меня. Я готова упасть на подъездную дорожку и рыдать, когда его блестящий БМВ выворачивает из-за угла. Испытывая облегчение, я сажусь в машину и пытаюсь вести себя нормально.

— Ты подумала, что я оставил тебя, — говорит он. В его голосе слышны нотки юмора, и я киваю, радуясь, что он проявляет что-то помимо равнодушия. Он осматривает меня, и я замечаю удивление на его лице. Я смущенно осматриваю себя. Я редко позволяю ему видеть себя без макияжа, и никогда не ношу футболки.

— Куда мы едем? — интересуюсь я, пытаясь отвлечь его внимание от того, как отвратительно я выгляжу.

— Ты не должна задавать вопросы, — отвечает он. — Ты хотела поехать, вот мы и едем…

Понятно.

Он включает радио, и мы едем с опущенными окнами. Обычно я начинаю жаловаться, что ветер путает мои волосы, но сейчас мне все равно, мне нравится ощущать ветер на своем лице. Он едет по шоссе на юг. Если ехать в этом направлении можно выехать к океану, больше там ничего нет. Даже предположить не могу, куда он везет меня.

Около часа мы едем по дороге, покрытой гравием. Я сижу на сидении и смотрю по сторонам. Вокруг сплошная листва. Неожиданно, деревья расступаются, и я вижу зеленовато-голубую воду. Калеб резко сворачивает влево и останавливает машину под деревом. Он молча выходит из нее. Когда он, как обычно, не обходит вокруг машины, чтобы открыть мне дверь, я выпрыгиваю из нее сама и отправляюсь за ним. Мы идем в тишине вдоль воды, пока не подходим к маленькой гавани. Я вижу четыре лодки, мягко покачивающиеся на волнах. Две лодки поновее на вид, видимо, принадлежат рыбакам. Калеб проходит мимо них и направляется к старой Си Кэт, нуждающейся в покраске. (Примеч. Си Кэт — торговая марка, занимающаяся выпуском транспортных суден)

— Она твоя? — не веря своим глазам, спрашиваю я. Он кивает, и я мгновенно чувствую себя оскорбленной из-за того, что он никогда не рассказывал мне, что купил лодку. Я молча залезаю в нее без его помощи. Си Кэт — британская марка. Я не удивлена: обычно он покупает все европейское. Я с отвращением осматриваюсь. У меня аллергия на старье. Кажется, будто он уже начал чинить ее. Я ощущаю резкий запах герметика, и замечаю банку с ним рядом с люком.

Я решаю отпустить милый, нейтральный комментарий.

— Как ты собираешься назвать ее?

Кажется, ему нравится мой вопрос, потому что его губы раздвигаются в улыбке, пока он отвязывает веревку, которая крепит лодку к причалу.

— «Большие Надежды».

Мне нравится. Я была готова к тому, что мне не понравится название, но оно мне нравится. «Большие надежды» — название книги, из которой он выбрал имя Эстелле. Родив кричащего младенца, я очень даже неплохо начала относиться ко всему этому. До тех пор, пока это не имеет ничего общего с Оливией. Не думай о ней, ругаю я себя. Это она в первую очередь виновата в том, что ты оказалась в беде.

— Так мы собираемся прокатиться на ней? — задаю я глупый вопрос. Его голова по-прежнему опущена, но он поднимает глаза, чтобы посмотреть на меня, пока его руки продолжают работать. Это то, что умеет только он. Мне это кажется невероятно сексуальным, и в животе у меня начинают порхать бабочки. Я сажусь на единственное сиденье, которое тоже порвано, и наблюдаю за движением мышц на его спине, пока он заводит двигатель и выводит лодку из гавани. Меня безумно тянет к нему. Даже в разгар ссоры мне хочется сорвать с него одежду и взобраться на него. Вместо этого я сижу, как истинная леди и наблюдаю, как мы плывем по воде. Мы долгое время находимся в таком состоянии: он за штурвалом, а я в ожидании. Он выключает двигатель. Справа от меня вдоль берега тянутся песчаные дюны и дома, а справа — темно-синий океан. Он направляется к рулевому колесу и смотрит на воду. Я поднимаюсь с сиденья, и делаю несколько шагов, чтобы присоединиться к нему.

— Завтра я уезжаю в Денвер, — вдруг говорит он.

— Я не впаду в послеродовой психоз и не убью твою дочь, если это то, к чему ты клонишь.

Он слегка наклоняет голову и смотрит на меня.

— Она и твоя дочь тоже.

— Да.

Мы наблюдаем, как волны омывают борт лодки, никто из нас не озвучивает свои мысли вслух.

— Почему ты не рассказал мне о лодке? — я провожу ногтями по подушечке большого пальца.

— В конце концов, рассказал бы. Это покупка, сделанная под горячую руку.

Полагаю, это достаточно справедливо. Я тоже не сообщаю ему, что покупала туфли, которые, вероятно, по стоимости не уступают лодке. Но, под горячую руку означает, что покупка была совершена под влиянием эмоций. То, что делаю я, когда пребываю в депрессии или о чем-то беспокоюсь.

— Что еще ты не рассказываешь мне?

— Вероятно, все то же, что не рассказываешь мне ты.

Я морщусь. Болезненная правда. Калеб может видеть сквозь стены, как никто другой. Но, если он, правда, знает то, что я не рассказываю ему, он уедет завтра… и я ничего не смогу поделать.

Если он скрывает что-то еще — я узнаю это.

— Ты все обо мне знаешь — все мои секреты и семейные неурядицы. Что мне скрывать? — задаю я вопрос.