— Привет, мама.

— Вставай.

— Ладно…

— Твой отец очень зол, Джоанна. Уже третий раз за этот год ты попадаешь в аварию на своей машине.

Я неловко поерзала. Она права.

— Он завтракает. Хочет, чтобы ты спустилась, и он мог поговорить с тобой.

Я кивнула. Конечно же, он прислал мать. Она — его вечный посредник: отец никогда не заговорит со мной, пока не пошлет мать позвать меня для разговора. Даже когда я была маленькой девочкой, помню, что меня всегда так вызывали, если я проказничала.

Спешно надев одежду, которая была на мне вчера, я последовала за ней вниз в столовую. Отец сидел на своем обычном месте во главе стола, в руках он держал развернутую газету. Возле локтя стояли чашка кофе, тарелка с козьим сыром и омлетом со шпинатом. Он не поднял взгляд, когда я вошла.

— Садись, — сказал он. Я быстренько села на стул, и экономка принесла мне кофе и маленькую белую таблетку.

— Джоанна, — сказал отец, складывая газету, и посмотрел на меня суровыми серыми глазами, — Я решил, что в твоих же интересах начать работать вместе со мной.

Я испугалась. У меня уже есть работа. Я работаю кассиром в местном банке. Мой отец не берет на работу членов семьи, он считает, что это может вызвать конфликт интересов. Только в прошлом году моя кузина умоляла взять ее на должность бухгалтера, но мой отец отказал ей.

— П-почему?

Он нахмурился. «Почему» — слово, которое мой отец не желает слышать.

— Я имею в виду — ты же не любишь смешивать семью и работу, — поспешила вставить я. У меня взмокли ладони. Боже, какого черта я напилась так сильно вчера вечером?

У меня красивый отец. Кожа оливкового цвета и светло-серые глаза. Уже много лет он проводит в спортзале по десять часов в неделю и его физическая форма тому доказательство. Я со своими рыжими волосами и бледной коже совершенно на него не похожа.

Наши взгляды встретились, и в этот момент я поняла, что он хотел сказать.


В груди разлилась тупая боль. Она достигла моего сердца, вскрыла его и забралась внутрь. Я подобрала свои растоптанные чувства и посмотрела отцу в глаза. Если он хочет, чтобы я бросила свою работу и работала на него, я сделаю это.

— Да, папочка.

— Приступаешь в понедельник. Можешь взять линкольн, пока твоя машина в мастерской. Оставь ключи Клиффу.

Он снова развернул газету, и я поняла, что меня отпустили.

Я встала, мне хотелось сказать что-то еще, хотелось, чтобы и он сказал мне что-то еще.

— Пока, папа.

Он даже не потрудился заметить, что я что-то сказала.

Мать ждала меня в коридоре. Она вручила мне ключи от линкольна. Такая слаженная операция.

Я заехала в банк и сообщила им, что увольняюсь. Затем поехала в загородный дом с намерением выпить бутылку вина и лечь спать.

Когда я подъехала к дому, на пороге сидел Калеб. Я резко остановилась. Он не переоделся после работы: на нем были серые брюки, белая рубашка на пуговицах, рукава которой он закатал до локтей. Он сидел, слегка разведя ноги, опираясь локтями на колени, и смотрел в землю, видимо глубоко погрузившись в свои мысли. Когда он услышал стук моих каблуков по асфальту, он поднял глаза на меня… и улыбнулся. Улыбка вышла кривоватой. Но она затронула его глаза, и мне стало интересно, представляет ли он меня обнаженной. Боже, я обожаю этого мужчину. Я прошла совсем рядом с ним и открыла дверь. Когда я открыла ее, он встал и последовал за мной внутрь.

Позже, заказав тайской еды, мы сидели в постели и ели. Мне все еще было немного больно после разговора с моим отцом — и не могу не признать: я только что снова переспала с Калебом, после того как он сказал мне, что не хочет меня.

— Зачем ты пришел сюда? Ты не можешь приходить сюда потрахаться, а потом заявлять мне, что я недостаточно хороша, чтобы быть твоей девушкой, — он отставил свой контейнер на край стола и повернулся лицом ко мне.

— Я такого не говорил.

— Тебе и не надо было говорить. Поступки говорят громче слов.

Он кивнул. Палочки для еды замерли на пути ко рту. Я ожидала, что он, по крайней мере, будет отпираться… опровергать.

— Ты права. Мне жаль.

Он забрал у меня контейнер с карри и палочки и положил их рядом со своим.

Я вытерла губы тыльной стороной руки, пока он не видел. Что-то важное должно произойти. Я чувствовала это.

Он притянул меня к себе на колени, так что я оседлала его.

— Я расскажу это только один раз. И никаких вопросов, ок?

Я кивнула.

— Мы с ней встречались три года. Я любил… люблю ее, — исправился он. Во мне вспыхнула ревность. Вспыхнула и понеслась по моим венам, не зная, где найти выход. Мне казалось, что я сейчас взорвусь от такого напряжения. Я прикусила щеку изнутри.

— Нельзя прекратить любить кого-то, когда любишь так сильно, — его глаза будто остекленели от этого заявления, — Тем не менее, мы были очень молоды…и глупы. У меня не получалось контролировать ее так, как мне хотелось, она оказалась слишком сильной личностью для меня. Я принял по-настоящему плохое решение однажды ночью, и она застукала меня.

— Ты изменил ей?

До этого момента я молчала, слишком боясь говорить, чтобы не спугнуть этот редкий миг откровения.

Мышцы на его челюсти напряглись, и ноздри затрепетали.

— Да — нет, — он потер лоб, — я был…

Калеб опустил руки мне на бедра. Он выглядел таким измученным, что я подняла руку и провела ладонью по его щеке. Я немного знала об отце Калеба. Он известный бабник. На данный момент он женат на женщине моложе меня. Это уже его четвертый брак. Насколько я знаю Калеба, он совершенно не одобряет поведение отца, так что измена с его стороны довольно сильно удивила меня.

— Я не изменник, Лия. Но, Боже, эта женщина не доверяла никому…

Я сделала глубокий вдох и позволила воздуху медленно просочиться сквозь губы. Он внимательно наблюдал за мной, пытаясь понять мою реакцию.

— Но, ты что-нибудь сделал с ней?

— Технически — нет.

Я не понимала, что он пытается сказать. Он думает, что изменил, только потому, что хотел изменить? Он хотел изменить?

— Лия, — он отбросил волосы мне за спину, пальцы погладили мою кожу. Я задрожала. У нас серьезный разговор, а я могу думать только о—

Я огорченно покачала головой.

— Ты или трахнул ее, или нет.

Он вздохнул.

— Я никогда не изменял ей. Не в традиционном понимании этого слова.

— Боже, я даже не знаю, что это означает.

Он откинул голову назад и рассмеялся.

— Очевидно, компасы нашей морали настроены на разные полюса.

Я покраснела, а я редко краснею.

— Лия, — сказал он, — Ты мне нравишься. На данном этапе больше, чем следовало бы. Но я пока все еще не в норме. Я не могу состоять с кем-то в отношениях, если буду делать это только наполовину. Я все еще люблю ее.

Глаза мне заволокло слезами. Он говорит мне, что не может даже попытаться полюбить меня, потому что любит кого-то еще.

— Черт, — я слезла с него и села на своей стороне кровати. Простыня сползла до талии. Я наблюдала за ним краешком глаза. Его лицо осталось бесстрастным.

— Так о чем ты говоришь? Могу я напомнить тебе, что это ты объявился на моем пороге, а не иначе?

Он рассмеялся, и, перевернув меня на спину, навис надо мной.

— Меня тянет к тебе, — он поцеловал меня в нос. — Ты мне не безразлична.

Когда ты ушла прошлым вечером, тебе было больно.

— Да, было.

— А сейчас?

Я улыбнулась ему.

— Сейчас мне больно, но по другой причине.

Он рассмеялся. У него чудесный смех. Он зарождается в его груди, а затем срывается с губ. Всякий раз, когда мне удается рассмешить его, я испытываю триумф.

Неожиданно я стала серьезной.

— Я могу заставить тебя забыть ее.

Его губы все еще улыбались. Глаза затуманились, когда он посмотрел на мои губы.

— Правда?

Я кивнула.

— Да.

— Ладно, Рыжая, — сказал он, мягко накручивая прядь моих волос на палец.

Я захихикала, что тоже случается крайне редко. Рыжая. Мне понравилось. Он нежно поцеловал меня и лег на меня сверху.

Мы занимались любовью. Это был первый раз в моей жизни, когда кто-то занимался любовью со мной. Раньше это всегда был секс.

В тот день я влюбилась без памяти.

Глава 9

Настоящее

На следующий день, когда я в облегающих спортивных брюках от Juicy и майке готовлю себе на кухне смузи, приезжает Сэм. (Примеч. Juicy Couture — американский бренд, производит женскую и детскую одежду, аксессуары и часы, а также одежду и аксессуары для собак.) Предполагается, что я должна присматривать за Эстеллой — она дремлет в своей передвижной детской кроватке — пока Калеб принимает душ, но к тому времени, как я открываю Сэму входную дверь, я не помню, где оставила ее.

— Как дела? — тепло приветствует меня Сэм. На его плече висит спортивная сумка. Интересно, планирует ли он остаться на ночь. Мысль об этом повергает меня в ужас.

— Ну, где моя малышка? — спрашивает он, потирая ладони и улыбаясь. На минутку я подумала, что он говорит о кредитной карте — потому что нечто подобное я говорю очень часто, пока брожу по торгово-развлекательному центру и рыскаю в кошельке в поисках своей кредитки Американ Экспресс — но затем я понимаю, что он говорит о ребенке. Мне стоит невероятных усилий, черт возьми, не закатить глаза.

Неутолимый голод ребенка спасает меня, так как откуда-то из-за моего плеча раздается ее хныканье. Именно тогда я вспоминаю, что отвезла ее в столовую. С раздражением смотрю на ее кроватку.

— Я возьму ее, — говорит Сэм, принимая решение взять все в свои руки, и проходит мимо меня. Я безразлично пожимаю плечами и иду к своему ноутбуку. Он возвращается в комнату, убаюкивая ее в своих руках, как раз тогда, когда Калеб спускается по главной лестнице — его волосы все еще мокрые после душа. Я ощущаю волну желания просто от того, что смотрю на него. Калеб игнорирует меня, проходит мимо и хлопает Сэма по спине так, будто они старинные приятели.