Ненастье. Неделю подряд сыпал не переставая мелкий противный дождь. Гонял опавшую листву, как новогодний серпантин ветер. Горько пахло корой тополя и прелой листвой. Чувствовалось, что это последние её потуги удержать власть и скоро начнутся зимние деньки. "Ничего всё кончается, закруглится и осень. Схватит землю первый морозец. Выпадет пушистый, белый-белый снег…" Юлия постояла у окна, закрыла мучающуюся под напором ветра форточку. Пока не увидит его входящим или въезжающим во двор будет представлять из себя сжатую пружину. Людей по-прежнему, не смотря на приближающуюся к границам страны опасность, арестовывали и бросали за решётку. А он не молчал. Без оглядки на "Кресты" резал правду матку о боевой готовности и техническом оснащении корпуса. Пытался что-то исправить, изменить. Жукову заявил в лоб, что не следует делать укрепления под носом у врага. Всё равно найдут брешь и сомнут. Выброс денег и сил. Потом высказал ему же, что глупо у самой границе сосредотачивать большое количество самолётов и танков. Жуков поморщился и посоветовал ему заняться своим корпусом. Костя переживал. Юлия в свою очередь тоже. Никто не мог дать гарантию на то, что история с арестом не повторится. Страх за него шипами вгрызался в сердце и не отпускал до его появления во дворе. "Не взяли?! На свободе. Идёт ко мне!" Вот тогда уж пружина распрямлялась в ней и она суетилась накрывая на стол или если не было дома Ады стояла у двери. "Он должен знать, что его любят и всегда ждут!"

Приготовив ужин, завернула его в телогрейку и подошла опять к окну. Костя должен прийти. Остынет всё. Уже поздно, а его всё нет и нет. Измотался весь, а глаза горят новогодними голубыми фонариками. Армия-это его жизнь. Юлия довольствуется сейчас малым. Так надо. Так правильно. Надо потерпеть. А время гнало и гнало стрелки вперёд. День за днём, день за днём… Он служит, она ждёт.

Все это время, он был занят по самую, самую макушку переоснащением армии, подготовкой кадров. И всё равно старался каждую свободную минутку, какой располагал, уделить семье. Ценила это, но Юлии хотелось бы и ещё много, много… Тешила себя надеждой. Глядишь незаметно доберётся время и до лета. Она так надеется на отпуск. Там он будет только их с Адой. Ах, если б не этот груз войны, сколько б времени у них было для счастья… Ей так всегда мало его общения, но она понимает, как он истосковался по работе. Служба для него сейчас важна как никогда. Это его уверенность и лечение. К тому же вся Европа охвачена пожаром. Гитлер ведёт себя нагло. Под его сапогом: Австрия, Дания, Бельгия, Чехословакия, Польша, Франция. Запросто может полыхнуть и тут. Костя с раннего утра и до поздней ночи пропадал в войсках. Юлия была благодарна, что при такой нагрузке он находил время для них с Адой, а выезжая в Киев в штаб армии, брал их с собой и выкраивал время для прогулок по городу. Они бродили по Подолу. Шли не торопясь от самого почтампа по Крещатику. Её душа, словно птица, рвалась в полёт. Ведь здесь начиналась Русь. Княжила Ольга. И скакал по полям, собирая земли в единый кулак, Олег. Куда не кинешь взор везде старина. Как-то раз приехав в Киев попали на ярмарку. Крещатик был перекрыт. На нём хозяйничала ярмарка и праздник. Играла музыка, лились песни и везде шла бойкая торговля. Торговали варениками, мёдом, копчёностями и пирожками. Чудный день и чудные ощущения.

Сейчас придёт, поест, присядет на диван, усадит рядом её и начнёт говорить. Юлия будет со всем усердием слушать, хотя очень быстро и потеряет смысловую нить, потому что мало что понимает в военном деле, но всё равно будет смотреть, как он говорит. Это у него получается умно и красиво. Но слушает она не только поэтому, а больше из-за понимания- ему нужен слушатель. Кипит. Кому-то нужно собрать пену. Пусть это будет она.


В апреле пришла директива, в ней говорилось, что особую активность проявляет немецкая разведка в Красной Армии. Женской агентуре даются задания заводить знакомства среди лётного состава, обрабатывать его на перелёт за кордон, а так же разлагать и спаивать командный состав в целях использования его для получения шпионских сведений. Для чего советуется заняться вербовкой жён командного состава.

Рутковский думал, как осторожно, чтоб не напугать предупредить об опасности Юлию. Граница не за горами. Абвер скорее всего уже начал осуществлять заброску разведывательно- диверсионных групп и отдельных разведчиков, переодетых в советскую военную форму и владеющих русским языком. Могли использовать поляков и бывших белогвардейцев. Вербовка это одно, но им наверняка были поручены диверсионные операции.

Опять весна. Вот и пролетел год. Год его пребывания на воле. Год работы. Машина объезжая ухабы, плавно катила домой, в гарнизон. При каждом скачке непроизвольно всё крепче прижимал Юлию к себе… То там, то там вдоль дороги белели словно покрытые инеем абрикосы. Голые веточки густо облепленные белыми цветами притягивали взгляд. Холод и жизнь, красота и грусть в одном кусте. Долгожданное лето на пороге. Столько планов. Люлю с Адусей просятся на море. Смогут ли семьёй поехать? Хотел отправить их одних, но жена ни в какую, только вместе. Возил их в Тульчин. Старый город. Здесь квартировал в имении Потоцких Суворов. Только пробыл он у них не долго. Роскошь не для него. Съехал главнокомандующий в небольшой домик. Он столько рассказывал о фельдмаршале Люлю в Сибири и вот им представилась возможность прикоснуться к истории рукой. Адку занимали старинные домики из подвалов которых тянулись подземные ходы по всему городку. Он же с волнением прикоснулся к частичке времени великого полководца. Юлия, задумчиво слушая рассказы старожилов, молчала. Возвращались взволнованные. История, это смесь грустного с возвышенным. Люлю прикрыв глазки застыла на его плече. Он осторожно прижимал её к себе. Под впечатлением прошлого, они взволнованно помалкивали, с умным видом тараторила одна Адка, которой досталось место рядом с водителем. На обочине под пышными кустами Юлия заметила голубенькие фиалки. Умоляюще посмотрела на него. Этот взгляд означал лишь одно: — "Останови". Костя улыбнувшись приказал водителю встать. Вышел якобы перекурить и мигнул своим девочкам: "Собирайте". Курил не торопясь, посмеиваясь, наблюдая над копошащимися в траве женой и дочерью: "Счастья-то, счастья, вагон и маленькая тележка!"


А часики тикают. Стрелки, как и положено времени, бегут. На календаре конец мая. Свежий ветерок колышет листву каштанов. Июнь марширует на месте готовясь к своему боевому выходу. Почти каждую неделю немецкие самолёты нарушают границу. Летают нагло, низко. Свастика видна на хвостах. Такое чувство, что с Запада надвигается огромное, беспощадное, кровожадное чудовище, держа жизнь в оцепенении, и вот-вот всех пожрёт. Отпуск откинул на июль, его дамы согласились подождать. Всё-таки здорово, что у него дочь. Костя подходит к двери, щёлкает замок, и слышит, как его девочки, подбежав, спорят, кто первый обнимет его: "Я первая!" — бросается ему на шею Ада. Юлия улыбается. С малолетства тянется: — "Папуля, на ручки", — он подхватывает, кидает вверх. Потом прижимается щекой к её нежной щёчке. Она, ласково мусоля его, щебетала:- "Папуля, миленький, я соскучилась. Понежь меня". Шли годы, а в девочке ничего не менялось. Завидев его на пороге, она летела со всех ног к нему. Бросалась на шею и целовала не всегда бритые щёки. Сейчас здоровая же барышня, а сиганёт на шею, обхватит ногами бёдра: — "Папуля, я соскучилась, а ты по мне?" Вот так! Сын бы такой нежностью его не одаривал. Но зато они бы с ним ходили на рыбалку и охоту. Адуся тоже не отказывается составить ему компанию, но это не то. Жаль, что с мальчиком не получилось. Он не касается этой темы, не бередит сердечко Люлю. Да ему и жалко прогнать жену вновь через роды. Вспомнить страшно, что он пережил при рождении Адуси, как после тяжёлых родов долго не могла оправиться Люлю. Нет уж, пусть остаётся всё как есть. Они оба безумно любят Аду, она их. Возможно, при их кочевой жизни, да ещё с такими заходами судьбы, как "кресты", одного ребёнка вполне достаточно. Тем более такого, как их дочь. Энергия Адуси без тормозов и хлестала даже из ушей. Она умудрялась: есть, напевать, пританцовывать под столом, занимая всех рассказом. Увлекалась всем и сразу. Двумя, тремя кружками не обходилось, бери выше. Ей хотелось, как петь, так и рисовать. Без танцев и гимнастики, она просто не представляла своей жизни. Всё сведя в одну кучу в день не укладывалась. Рассказывала, что будет лётчицей, моряком и полярницей одновременно. А уж вертеться перед зеркалом, это любимое дело. Вечером, когда Костя возвращается домой, Адуся перечмокав его в обе щёки, вылавливает и, усадив рядом с собой на диван, забрасывает своими школьными новостями. Он был очень внимательным слушателем. Обнимает её, и терпеливо выслушивает ту милую болтовню. Если же на её совести шкода за которую в школу требуют приход родителей, то она бочком его выталкивает в ванную и там прикрыв дверь, чтоб не услышала мама, выкладывает всё на чистоту. Сложив ладошки на груди, просит:- "Костик, будь человеком, спаси…" Он кивает: "Будет сделано… Разберёмся…Только чтоб последний раз". Адка закатывает глаза и честно причестно обещающе кивает. Он точно знает, что не только последний, но даже и не предпоследний, но должен же показать отцовскую строгость, перед тем, как отправиться выручать своё любимое чадо. Наверное, он ей много спускает, просто твёрдость ради твёрдости — не его стиль. В благодарность она звонко чмокает его в щёки. В такой момент он был готов отдать всё, что имел и пройти через ад, чтобы только защитить свою дочь от нелёгкой судьбы, ужасов наступающей на пятки войны, предательства мужчин, которые в её жизни непременно будут…


Этот день такой же как и другие. Ожидая его прихода, Юлия с Адой подлетели к двери. Но ритуал встречи не состоялся. Ада застыла в растерянности. Он вернулся не один, привёл к ужину гостя. Это их с Юлией старый знакомый ещё по Монголии. Пока мужчины рассматривали фотографии и делились новостями, Юлия приготовила пельменей. Костя открыл коньяк. Вечер прошёл за воспоминаниями. Рассказывать друг другу было что. Говорили о службе и семьях. В завершении ужина Люлю подала пирог с черешней и заварила чай. Все, кто служил у границ с Китаем и в Монголии любят чай. Эта привычка осталась почти у многих.