Ирина Мазаева - Рыцари в ассортименте

– Ага, понятно... А отец где?

– Не знаю, он про него сам не говорит. А спрашивать мне как-то неудобно.

– Маменькин сыночек, значит?

– Да нет, да ты что! Он уже давно живет один, самостоятельно. Сначала снимал, потом бабушка умерла, квартиру оставила. Сам готовит, сам стирает.

– Дожили, теперь это повод для гордости. Сколько ему лет? Тридцать семь? Так это, извини меня, нормально, что в таком возрасте мужик живет отдельно от мамы и сам себе носки стирает. Не заработал на домработницу – изволь и постирать. Слушай, что-то мне в его поведении не нравится. Как это не по-мужски – не приехать на свидание, не извиниться...

Милочке, которой это и самой жутко не нравилось, после первых же пятидесяти грамм коктейля такое поведение Егора уже почему-то не казалось столь некрасивым. Более того: чем больше она пила, тем больше любви просыпалось в ее сердце. Егор казался ей все красивее, все беззащитнее... Милочка допила бокал: ей хотелось срочно позвонить ему, приехать и заключить в объятия.

– Я сошла с ума, – она сразу предварила традиционный Климкин вопрос и рассказала о своих желаниях.

– Хорошо, хоть ты это понимаешь, – мрачно отозвалась Клементьева. – Как бы так сделать, чтобы у тебя вместе с большой и толстой любовью просыпались бы еще логика и гордость. Твой Егор тебя в грош не ставит. Ему наплевать на твои чувства, на твои планы. Простишь один раз – так и будет с тобой, как с половой тряпкой, обращаться. Держи себя в руках.

Милочка вздохнула: Климка была права.

– Егор в коридоре выглядел таким жалким, таким испуганным... Неужели это и был мужчина моей мечты?

– Может, это и не мужчина твоей мечты?

– Нет, нет, – испугалась Милочка. – В смысле, да, да. Да, он мужчина моей мечты. Я же его почти люблю. Или не люблю? Я не знаю, Климочка, я на самом деле не знаю... А что теперь делать? Надо ведь что-то делать! Звонить – не звонить, ждать его обратно – не ждать...

– Не знаешь, что делать, – не делай ничего, – отрезала Климка. – Все, завязываем с разглагольствованиями. Идем плясать.

И они пошли на танцпол.

Субботним вечером Милочка сидела дома в гордом одиночестве. Климка где-то гуляла со своим Ванечкой. Егор ей не звонил. Милочка сидела и смотрела на DVD какую-то милую американскую комедию. Комедия ее не радовала: Милочке было одиноко.

Обычно Милочка одиночества не боялась. Да и, положа руку на сердце, редко она оставалась одна. Пять дней в неделю – работа. Фитнес и солярий вечерами. Два раза в месяц она навещала родителей. Два раза в месяц – бабушек. Три раза в неделю стабильно виделась с Климкой. Иногда – еще с какими-то приятельницами: с той же Леночкой или с Пусиком и Люсиком. Раз в месяц ходила в кафе недалеко от работы со своими сослуживцами. И это – если у нее не было поклонника. Если оный имелся – у Милочки и вовсе наступал цейтнот.

В общем, она была современной занятой женщиной. А если у нее и выдавался свободный вечерок, то вариантов его проведения было море. Например, можно было заняться собой: полежать в ванне, намазать каждый сантиметрик тела супер-пупер-маской, заняться самомассажем или расслабляющей йогой. Можно было просто взять какую-нибудь книжку, почитать и подумать о смысле жизни. Иногда нужно было просто понаводить порядки: перебрать бумаги, старые фотографии и письма, разобрать одежду – выкинуть лишнее и составить план покупок новой. А можно было пообщаться с Марьей Никаноровной – хранилищем трогательных любовных историй пятидесятилетней давности.

Милочка никогда не боялась одиночества. Напротив, она его даже любила. Но одиночество, накатившее на нее субботним вечером, было каким-то особенным. Милочка вдруг во всех подробностях прочувствовала, что человек – существо парное. А у нее пары нет.

Точнее, еще буквально позавчера Милочка радовалась жизни, считая, что пара – мужчина ее мечты – у нее есть, а сегодня вот уже убивается из-за его отсутствия. Эта перемена в личной жизни была пренеприятна и болезненна. Тем более что дурацкий сон про бассейн снова не заставил себя ждать.

Приснился он под утро. Милочка, как обычно в этом сне, пришла в бассейн с четким намерением поплавать. Она предвкушала удовольствие от прохладной воды, ее упругого сопротивления, от скольжения, погружения... Когда Милочка вошла в бассейн, воды было – чуть выше колен. Она отчаянно попыталась занырнуть, но вода стремительно убывала. И Милочка так и осталась стоять одна и на самом дне.

«Кто же спускает воду в моем бассейне?» – спросила она сама себя.

Вопросы к самой себе, конечно, позволяют кое-что правильно сформулировать, но, как правило, остаются без ответа. Если бы Милочка знала ответ – она бы не стала себя об этом спрашивать.

В общем, все повторялось: снова Милочка поверила мужчине, снова влюбилась, и снова ее кинули. В том, что Егор ее кинул, Милочка почему-то не сомневалась. И больше всего ее убивала перспектива по-прежнему видеть его на работе. Говорят же люди: не заводи служебных романов...

Как же Милочке не хотелось негативных эмоций! Не хотелось обид, разочарований, страданий. Ей хотелось быть счастливой. Хотелось любить и быть любимой. Хотелось, чтобы кто-то ради нее совершал безумства. Хотелось выйти замуж. Милочка взяла себя в руки и попробовала переключиться на что-то позитивное. Как там Климка говорила – мысль материальна?

Комедия закончилась – Милочка даже этого не заметила. Потом опомнилась, выключила свет, зажгла свечи и села по-турецки посередине комнаты. Почему-то ей представлялась вся процедура именно так. Усевшись, Милочка стала внушать себе, что она счастлива.

– Я счастлива... – мычала она себе под нос. – Я успешна на работе, я хорошо и молодо выгляжу. Меня любят мужчины, скоро я выйду замуж. Меня все любят. Я успешна на работе, скоро я получу повышение, скоро я выйду замуж. Я красивая, умная, образованная – скоро я выйду замуж.

Что еще сказать, Милочка попросту не знала. Впрочем, и этого ей хватило, чтобы погрузиться в подобие транса.

– Я счастлива, меня ждут великие дела, меня все любят, я скоро выйду замуж...

– Людмила! – неожиданно донеслось с улицы.

– Я – Людмила, я – профессионал своего дела, я – красивая молодая женщина, которая не выглядит на свои тридцать...

– Людмила, я знаю, ты дома! Выгляни, моя богиня! Посмотри на меня! – снова донеслось с улицы.

– Я – богиня...

На этих словах Милочка почувствовала, что происходит что-то не то.

– Я, конечно, супер, но не богиня же. Это уж слишком, – сказала она вслух, выходя из транса.

– Да выгляни же ты! – снова донеслось с улицы, и Милочка вздрогнула.

Сообразив, что кричат ей, она робко подошла к окну.

Под окном стоял Арканя, размахивая букетом роз. От его яростных движений с цветов слетали лепестки.

– Милая, прости меня! – с этим словами Арканя упал на колени.

Милочка высунулась в форточку:

– Ты с ума сошел?

Одновременно с ней в форточки высунулись соседи сверху и соседи снизу.

– Мы милицию вызовем, – сказал чей-то голос.

– Вызывайте, – согласился Арканя, – мне терять нечего. Раз я не нужен вот этой женщине, – он показал пальцем на Милочку, – то мне уже на все наплевать.

Милочка испугалась:

– Перестань сейчас же, мне еще скандала не хватало. Поднимайся – я открою дверь.

При ближайшем рассмотрении Арканя оказался пьяным в стельку. Розы выглядели, как прошедшие через соковыжималку. В коридор высунулась Марья Никаноровна, и Милочке пришлось увести незадачливого Ромео на кухню. Пускать его в комнату ей совершенно не хотелось.

– Ты пьян! Что ты себе позволяешь? – Милочка прикрыла дверь и уставилась на Арканю испепеляющим взглядом.

Тот факт, что еще несколько минут назад она мечтала, чтобы кто-то ради нее совершал безумства, ее не остановил. Арканя давно уже не был героем ее романа.

– Я понял, что был не прав, – развел руками Арканя и силком вручил ей букет. – Ты всегда мечтала, чтобы тебе пели серенады под окнами. Я бы спел, честно, но у меня нет ни слуха, ни голоса. Хотя, если хочешь, я спою, – закончил он воинственно.

– Не надо мне петь! – в ужасе остановила его Милочка. – Зачем ты пришел?

– С вашего позволения, – и Арканя уселся на стул. – Кто пришел – я? Я это...

С этими словами он облокотился на стол, уронил голову на руки и... заснул.

– Что?! – обалдела Милочка. – Сейчас же вставай!

Ближайшие тридцать минут она тормошила, ругала и кляла бывшего любовника. Но все было безрезультатно: Арканя спал, как убитый. На тридцать первой минуте на кухню с чайником вошла Марья Никаноровна.

– А ты, деточка, ему уши потри, – между делом посоветовала она.

Вот за это, видимо, Милочка и любила соседку. Она изо всех сил вцепилась Аркане в уши. И – о чудо! – он зашевелился.

– Ты не можешь здесь спать! – обрадовалась Милочка.

– Не могу, – послушно согласился он, и не успела Милочка опомнится, как Арканя выскочил из кухни и по стеночке прополз в ее комнату.

Прибежав следом, Милочка обнаружила его притулившимся на тахте.

– Ну ладно, – махнула она рукой, – пусть спит на тахте. А вот завалился бы на кровать – я бы ему показала!

– И что же было утром? – спросила Климка.

Они уже минут двадцать стояли в пробке, и стоять им, судя по всему, было еще как минимум столько же. Тем не менее настроение у обоих было великолепное: где, как не в пробке можно прекрасно поболтать? Только в пробке болтовня – это не потеря времени, а способ провести его с пользой.

– Проснулся он с утра, сбегал в ванную, привел себя в порядок. Кофе сварил, принес мне в постель. И вообще, такой милый был, такой обходительный. Хотел со мной весь день провести, сходить куда-нибудь и очень расстроился, когда я сказала, что у нас с тобой шопинг по расписанию, – Милочка даже глазки закрыла от умиления.