Тревога росла с каждой секундой, а промедление грозило… Не хотелось и думать об угрозах будущего. Первым на звонок отозвался Лысый. Сонный, долго не мог понять, чего я требую.

— Одевайся, бери такси, и дуй искать Йорика! — орала в трубку я. — Он пьян в зюзю. Он на мотоцикле поехал!

— Кис, но мотоцикл же не работает. Я с него мотор снял месяц назад. — Бурчал Лысый.

— Мне по фигу, что ты там снял! — не унималась я. — Я лично, своими глазами видела, как он завел его и поехал. Понимаешь?

После продолжительной паузы, Глеб сказал:

— Звони Льву и Фиме. Я поеду по дороге в деревню, а вы обшарьте город.

Наверное, Лысому в последнее время снились не менее «приятные» сны, чем мне. Потому он сразу и определился с местом поисков.

Мы катались почти до самого рассвета, созваниваясь и делясь наблюдениями. Йорика никто не видел. Уже тогда я понимала, что все кончено, но беспрерывно просила Бога: «Сохрани его! Не дай в обиду! Сбереги!»

А в начале пятого позвонил Лысый.

— Я нашел его, — проговорил он. Мне тогда, помнится, очень не понравился его поникший голос…

Пустая комната

Он лежал на обочине, скрытый колосьями пшеницы от посторонних взглядов. Его глаза устремились к небу. На лице застыло отчаяние. Нижняя челюсть была выбита рулем мотоцикла, который задушил его. Вокруг суетились милиционеры.

Я сидела на земле. Я смотрела на все это и не могла пошевелиться. Хотела закрыть глаза, потом открыть и с радостью подумать: «То был сон!». Но веки упорно отказывались опускаться, реальность — меняться. Лысый курил, как паровоз. Фима впервые потребовал у него сигарету.

— Кис, встань, простынешь, — позвал Лев.

Не понимая, кто со мной говорит и зачем, я повернула голову на звук голоса. ОН казался единственным важным существом в мире. Поэтому мне стало смертельно страшно потерять еще и его.

— Иди ко мне, — протянул руки Лев, а в итоге, фактически поднял меня.

— Не уходи! — просила я. — Хотя бы ты не уходи от меня.

— Тише, Алиса, — поглаживал меня по голове Лёва, посчитав, что я потеряла остатки разума. А я имела в виду, что не выдержу, если еще и с ним что-то случится.

В моей комнатке становилось так пусто…


Похороны начались и закончились, казалось, без моего участия. Я присутствовала, но всего лишь призраком, неживым субъектом, видящим, слышащим, не вникающим в процесс. Смотрела на гроб, испытывая дежа вю. Смотрела, как он опускается в яму и его засыпают. И ни капли слез.

Не плакала.

Один раз кричала. Точнее орала на мать Ярослава, лишь у его могилы вспомнившей, что у нее есть сын. Точнее был. Меня просто взбесило, что она сидела на коленях и причитала, едва ли не бросайся в яму.

— Мальчик мой! — вопила она, сидя на земле, свешиваясь с края ямы. — Зачем же ты меня бросил???

Так и хотелось подойти и дать ей пендаля, чтобы она туда свалилась. Я бы потом сама взяла лопату и быстро закидала землю.

— Прекрати этот дешевый спектакль! — рявкнула на нее, остановив душераздирающий рев. Папа Ярика уставился на меня. Все смотрели, как на сумасшедшую, вознамерившуюся устроить драку в неподобающем месте, во время скорби. — Ты хоть бы раз пришла к нему, поздравила с днем рождения! Хоть бы один раз узнала, чем он живет, чего хочет, есть ли у него девушка! Из-за тебя он с недоверием относился ко всем! Ты… Алчная сука! Приходила только квартиру требовать!

— Алиса, — поперхнулся, откашлялся отец погибшего брата, вознамерившись меня устыдить. Но посмотрел мне в глаза, и замолчал. Лысый, Лев, Фима, Оля стояли за моей спиной с такими же пронизывающими ненавистью взглядами.

Лишь высказавшись, я замолчала, истратив все слова, точнее растеряв их, и само желание говорить.

Кивая, благодарила врача и медсестру за укол успокоительного, когда парни обратились к ним, чтобы утихомирить неадекватную сестренку.

Далее только препараты и держали меня на грани разума.


Ребятам некогда было нянчиться со мной, им всем нужно было идти на работу, они спрашивали, смогу ли я продержаться одна. Кивала и уходила в спальню, чтобы тратить часы жизни, бесцельно пялясь в стену. Телефон звонил долго и нудно. Папа что-то говорил о приезде Эдика.

В определенный миг, осознав себя в моменте дня, вне действия успокоительных, я поднялась, взяла ключ под половичком и прошла в соседнюю квартиру. Как только дверь за мной захлопнулась, я словно окунулась в полную, звенящую тишину. Густая, и почти живая, она окутывала, обволакивала и поглощала.

Стоя на пороге, я напряженно вслушивалась, надеясь услышать легкие шаги босых ног или скрип кровати, звон ложки, бьющейся о стенки кружки с кофе. Но на столе лежала недельная пыль. В холодильнике догнивал салат.

Я легла на постель, еще сохранившую запах Ярослава, свернулась калачиком, обняв ослика, которого когда-то давно сама подарила брату. Дышала, поглаживала игрушку и ни о чем не думала. Не заметила, как в квартире стало темно. Мне было все равно. А вот родителям и друзьям нет. В двери тарабанили громко и долго. Я бы и не пошевелилась, если бы не услышала:

— Киса! — произнесенное Эдиком.

Впрочем — не пошевелилась. Осталась лежать, предав бездействием жениха. Йорик и память о нем, возможность представить, что он все еще рядом — важнее Эдика. В полутьме мне мерещилось, будто брат лежит рядом со мной, смотрит на меня и улыбается. Я бы отдала все на свете за одну его улыбку!

— Киса! — вот этот голос был совсем близко, но говорил не Ярослав. Слова звучали над ухом, и срывали засовы, воздвигнутые в темницах слез. Я повернулась, не сдерживаясь, плача, и попала в крепкие объятия Льва. Он тоже хорошо знал, где можно добыть ключ от квартиры Йорика…

В плену

Опасаясь за мое состояние, родители сняли для меня квартиру в другом районе, надеясь отправить не свою от горя дочь подальше от всего, напоминающего о погибших друзьях. Но проще было оторвать мне голову и вырвать сердце, ведь Вася и Йорик все еще жили там — внутри.

Эдик пытался повлиять на меня, заменить мне двух самых близких друзей, а еще попутно отца и мать. Сидел рядом трое суток, пытался кормить с ложечки, разговаривать со мной, вызвать хоть какие-то эмоции. А потом устал, посчитал все бесполезным. В общем, сдался он достаточно быстро. К тому же, с работы позвонили, требуя срочно возвращаться, и он уехал. Судя по тому многострадальному и полному злости взгляду, адресованному Льву, меня оставили на его попечение. Лева же проводил подле меня куда больше времени. Он появлялся каждый день. Готовил, приносил сладости, рассказывал анекдоты. Даже, если я не хотела есть или отказывалась, садился вместе со мной на диван, включал телевизор, обнимал меня и находил способ заставить покушать: например, ел сам, и часто промахивался ложкой… стоило мне зевнуть, как во рту оказывались каша, суп, борщ (в зависимости от того, чем Лев Борисович изволили ужинать).

Я не сразу дала себе отчет в том, что Лев и ночами остается со мной. Когда я засыпала, он лежал около меня и держал за руку, когда просыпалась — уже собирался на работу, обещая после зайти. Его запах впитался в подушки, простыню и одеяло. Наверное, только из-за Льва я вскоре смогла вернуться к жизни.

Правда, до меня не с первой попытки дошло, чем он пожертвовал ради меня. Я эгоистично заперлась в своей опустевшей комнате разума, жизни, судьбы. Предавалась воспоминаниям, плакала, выла, когда в квартире никого не было…


Из плена хаотичных кошмаров я выпала примерно через месяц, а то и полтора.

Я сидела на кухне, на подоконнике, подобрав под себя ноги. На улице зажглись фонари. Погода становилась морозной. Совсем скоро зима готовилась к наступлению. Зима удивительным образом несла успокоение. Я смотрела на собственную руку, прижатую к холодному окну, она была реальной, настоящей, а не плодом фантазии — моей или чьей-то. Под ладонью вибрировало стекло, когда трамваи проезжали.

Вспомнился сон этого утра. Йорик и Вася прощались со мной, радостно рассказывая, что они собираются в путешествие по горам Закарпатья. Я завидовала и напрашивалась с ними. Братья отговаривали, убеждая, что все будет отлично, и другие присмотрят за мной, и, дескать, я не должна скучать. За ними пришел состав, остановился, визжа тормозами, и парни забросили свои большие рюкзаки в тамбур. Поезд гудел, скрипел, свистел уезжая, а Йорик с Васей махали мне. Я плакала и бежала за поездом, моля не оставлять и взять меня с собой.

— Ты не спрашиваешь меня об Эдике! — сказал Лев, отвлекая от воскрешения сна.

— Он звонит тебе? Теперь у вас с ним роман на расстоянии?

Парень готовил ужин. Отставил зажарку для супа в сторону, чтобы передвинуть кастрюлю.

— Да. Я у тебя его отбил… — Скривился, пошутив без доли юмора Лев. — Спрашивал, как ты. Сказал, что приедет проведать, и очень расстроен тем, что ты не отвечаешь на его звонки. Я ответил, что твой телефон разбился.

— Он правда не фурычит. — Кивнула я, посмотрев на разобранный на запчасти мобильник. Он лежал на столе так уже неделю, после того, как я забыла вытащить его из кармана куртки… Дело обстояло следующим образом. Я вышла во двор, удерживая мысль, что должна позвонить маме. Походила, естественно, никому не позвонила. Вернулась в квартиру, решила постирать куртку. Закинула в машинку, поставила на деликатную стирку, и залив жидкость для цветного, уселась в зале, чтобы тупить перед телеком. И протупила…

Где-то на втором полоскании, я вспомнила, что надо же позвонить маме!..

Обошла квартиру в поисках телефона. Остановилась в ванной, сообразив, что мобильник то я так и не вытащила…

Двумя пальцами достала из барабана куртку, из куртки телефон. Толстые струйки воды, стекающие на пол с аппарат, намекнули, что родителям я вряд ли дозвонюсь…