— Будете уходить, дверь закройте и ключ Кисе оставьте!

Я так и замерла с кисточкой в руке, не успев нанести последний мазок на мизинец.

— Он тебя прибьет! — заключила Алла.

— Захочет получить ключ — не прибьет! — огрызнулась я, представив как буду отдавать ключ, переговариваясь с разъяренным соседом через щелочку двери.


Тремя часами позднее мы с Лысым сидели под кабинетом врача. Он не мог не смотреть на дыру в двери, там, где должен был быть замок.

— Это плохой врач! — мычал взрослый парень, внешне похожий на бандита. — От него кто-то пытался сбежать и даже замок сломал!

— Ты боишься? — вздумала подтрунивать над ним я. — Правильно, бойся! Стоматологи любят, когда их боятся!

— Кис, может я пойду? А вдруг оно завтра пройдет… — приподнялся со скамейки он.

— Да, да. Само отвалится! И полчелюсти вместе с тем… — соглашалась я. У него щека прилично опухла. И если бы я отпустила его домой, то завтра было бы в два раза хуже. — Будешь лысым хомячком. Я тебя «Хомой» называть буду! Нет! Односторонним Хомой! Хотя, если у тебя опухнет вся харя…

Лысый скрипнул бы зубами, но те слишком болели. Ему не удался даже сердитый взгляд, так как в нем преобладало больше грусти и печали, обиды.

К его счастью, дверь кабинета распахнулась и, выпустив прежних посетителей (маленького мальчика, лет семи), тетя Катя лично выглянула, чтобы позвать следующего.

— Где наш мальчик? — по привычке сюсюкаясь, спросила стоматолог.

«Наш мальчик» почти двухметрового роста, поднялся со скамьи. Робко поинтересовавшись у меня взглядом, пойду ли с ним в кабинет, медленно сделал шаг.

— Да не бойся! Я тебе, если будешь себя хорошо вести, игрушку подарю. Машинку хочешь?

Лысый вздохнул. Дверь за ним закрылась.

Описывать выражения лиц тех, кто также сидел с нами в очереди? Думаю, у вас легко получится вообразить себе вытянутые физиономии родителей и совершенно обалдевшие мордашки детей. Я отвлеклась на мобильный, чтобы не смеяться. Как раз вовремя пришло сообщение от Зла.

— Дай мне Ольгин номер! — требовало Зло, я так и слышала продолжение монолога: «Иначе я плюну и дуну, и сдую твой дом… Ну, или съем все, что есть у тебя в холодильнике».

— Фигушки! — отписалась ему я.

Как и ожидалось, террористический акт начался сиюминутно. Фима тут же позвонил, чтобы лично высказать, какая я злобная и коварная.

— Ничего не дам! Если она захочет, сама тебе его запишет. Но она не захочет!

— Это еще почему? — не понимал Ефим.

— Потому что ты легкомысленная сволочь! — выдала я, и прикусила язык. Мамаши неодобрительно на меня покосились, и чей-то ребенок тут же спросил: «Мама, а кто такой Сволочь?».

— Это гномик такой, — мигом придумала я и, оттянув трубку от уха, поведала. — Их всего пятеро. Но только этот постоянно звонит мне, потому что до феи дозвониться не может. Радугу потерял.

Дети слушали, открыв рты, и кивали, мол, гномик-растеряха, это понятное и привычное явление. Их родителей созданная за пару секунд сказка устроила. Только Мировое Зло ржало в трубку, как укуренное.

— Кис, так ты мне дашь номер феи, у которой радуга хранится? — похрюкивал он.

Надо было сказку о трех поросятах поведать детям. Сейчас друг именно на свинью смахивает, причем из пошлого анекдота. Имя ему отныне не Мировое Зло, а Нах-нах!

— Ни за что! Не заслужил!

И я положила трубку, чтобы через мгновенье снова ответить на звонок яростным: «Да иди ты на фей!»

— Алис, я не понял… — обиженный голос Эдика заставил меня испугаться и просить прощения за необоснованную вспыльчивость.

— Извини. Это я… Короче, это долгая история, к тебе отношения не имеет. Я рада, что ты позвонил!

— Славно, — как-то устало произнес он. — Кис, я думал приехать на следующей неделе…

Столько восторга мне не дарили ни любимые фильмы, ни юмористические книги, ни манги и даже не прогулки по живописной местности. Мне хотелось прыгать по коридору клиники, как кенгуру, и вопить при этом, как дикая тварь из леса. Но боюсь, после такого моего поступка, дети никогда больше не согласились бы ходить к стоматологу: мало того, что врач больно делает, так еще и психопатки какие-то орут на все здание, и не поймешь то ли им сделали слишком хороший обезболивающий укол, то ли анестезия оказалась неудачной.

— Это же значит, что мы… — очень стараясь сдержаться, спрашивала я.

— Кис, я приеду всего на три дня. Ты можешь, отпроситься с работы и не пойти на учебу? Я как раз в пятницу приеду. Мы могли бы побыть вдвоем. Все-таки я… — Он помолчал. Ведь между нами был уговор о том, что нельзя применять никаких нежностей и сопливых мыльно-оперных признаний. Однако Эдик все равно сказал это: — Мне тебя не хватает здесь. Говорить по телефону — это одно, но видеть — совсем другое.

— Еще бы! — брякнула я.

Да я была готова из жизни выпасть на эти три дня и уже продумывала, что сказать маме с папой, чтобы не слишком их ранить.

— Я справлюсь, и буду ждать тебя! — услышала дикий крик из кабинета стоматолога и сорвалась с места. Маленькие пациенты чуть на стенки не полезли от ужаса. — Извини, там Лысому, похоже, зуб пломбируют. Мне идти надо. Набери меня вечером!

И я бросилась в кабинет, чтобы подержать Глеба за ручку, пока добрая тетя-врач высверливает ему дупло… для белочек в зубе. По крайней мере, именно так описывал тот момент немного позже Лысый парням. Те так искренне сопереживали, что мне стало откровенно смешно. Надо же! Сильные мужчины, из поколения в поколение, считающие себя воинами, защитниками и властелинами мира, боялись таких простых медицинских манипуляций! На самом деле они навсегда остаются мальчишками в коротких штанишках, с конфетой в кармане и машинкой, волочащейся за ними на привязи. Им нужна мать, заставляющая их принимать лекарства, когда они больны, грозящая наказанием, если они совершили ошибку (ведь сами они не понимают грани между добром и злом), кормящая деликатесами, котлетами, пирогами или борщами. Посмотрите на своих отцов! Посмотри на своих мужей или просто на парней… разве я не права? Хотя, будучи студенткой, я, как и все, ожидала человека, способного заставить меня чувствовать себя под защитой в полном покое и безопасности.


Вечером мои соседи прослушали новый вариант сказки о Рапунцель.

— О, Рапунцель! — кричал под моим окном Йорик, когда не смог достучаться в двери. — Спусти свои косы! Я их повысмыкаю!

— Эй, сударь, — выглянула в окно вместо меня Олька. — Вы ошиблись. Здесь нет таких! Здесь только Золушка!

— Оль, кончай развивать театралку! Брось мне ключ! — требовал парень.

— А! Вы за ключом! Ну, тогда вам к Тортиле! — не уставала издеваться над ним подруга. Прежде чем нервы Ярослава окончательно сдали, Олька сказала. — Вам повезло. Сегодня роль черепахи исполняю я. Держи!

Она бросила ему ключ. Йорик подобрал его, погрозил кулаком и пригласил в гости.

— Через пять минут у меня! — приказал он.

Мы и пришли. Через десять минут. С жидкостью для снятия лака, пилочками и покаянием на лице. Извинения просили. На коленях ползали… Так, в качестве шутки. Но Йорику было приятно! А потом он простил нас. Парень сидел в кресле, забросив ноги на пуфик, а мы усердно делали ему маникюр.

— Ты хотя бы представляешь, как на меня сегодня клиенты смотрели? — упрекал меня он.

— Как на рок-звезду? — надеялась я, но все равно получила подзатыльник, понимая, что музыканта в нем не разглядели, зато мужчину слегка не той ориентации увидели сразу.

— Давай, мы тебе в качестве моральной компенсации, еще и педикюр сделаем! — предложила Ольга, уточнив: — Чуток подпилим ногти, отшлифуем. Никакого лака!

— Тогда еще и массаж ступней! — не растерялся Ярослав.

— Не наглей, — притормозила его я, заметив, как он из-под приоткрытых глаз таращится на декольте моей подруги. Из вредности, я ему чуть пилочку под ноготь не загнала. Йорик выругался, но глазеть перестал.

Когда счастья почти можно коснуться

Легенда для родителей гласила, что я провожу трое суток у Ольги: учеба, пижамная вечеринка и дискотека. Преподаватели услышали совершенно иную «сказку» — о том, как у девушек из-за нашей нездоровой экологии развивается много болезней, и что даже простые критические дни — жуткая штука: стоять на ногах не можешь, все болит и температура поднимается! Конечно, классика лжи! Но я не мастер выдумывать.

В шесть утра я выехала из дома, чтобы примчаться на вокзал и, терпя пронизывающий ветер, ждать. Ждать, когда тот, кого я так давно не видела, выйдет из вагона. Представляла, как брошусь к нему в объятия. А он, выпустив сумку из рук, крепко прижмет меня к себе и будет кружить, кружить… Согласна — киношный бред. Но так хочется иногда почувствовать себя героиней мелодрамы с хорошим финалом!

Впрочем, мой фильм не задался. Эдик спустился по ступенькам на землю и лишь помахал мне рукой. Я подошла. Он, продолжая держать сумку на плече, слегка притянул меня, чтобы поцеловать в щеку. Я расстроилась.

— Почищу зубы, поцелую по-человечески! — пообещал парень. — Очередь в уборную большая была. Не успел.

Я пожала плечами.


Мы сели в маршрутку и поехали с вокзала прямиком в Калининский район. В салоне Эдик положил мне руку на плечо и придвинул ближе. Я дремала дорогой, облокотившись на него, а он смотрел на меня, иногда целуя то в лоб, то в щеку.

Вышли мы на остановке рынка и прошли во дворы обычных сталинок.

— Пошли, — парень тянул меня в подъезд совершенно незнакомого дома, по ступенькам, на третий этаж. — Помнишь, я тебе рассказывал про соседа-врача? Он дал мне ключ от своей квартиры здесь. Он ее сдает. Но сейчас она свободна и полностью в нашем распоряжении.