После ужина слуги убрали со столов и отодвинули их к стенке. Леди Маргарет выразила желание послушать песни Даглесс.

Вечер прошел очень весело и забавно. Поскольку здесь никогда не слышали о телевидении или профессиональных актерах, никто не стеснялся петь или танцевать. Даглесс знала, что выглядит кошмарно по сравнению с модными певцами, но еще до конца вечера не задумываясь спела соло.

К ним присоединился Кристофер, и Гонория научила его мелодии «Ветер по имени Мария», которую он и сыграл на лютне. Оказалось, что всех дам обучали музыке, и леди Маргарет вместе с дамами показала свое искусство. Даглесс пришлось услышать странно звучащие инструменты необычной формы: гитару, больше похожую на скрипку, трехструнную скрипку, крошечное пианино, гигантскую лютню, несколько видов флейт и пару рожков.

Даглесс обнаружила, что ее тянет к Киту. Он так походил на Николаса, Николаса, которого она знала в двадцатом веке, и уж конечно, не того Николаса, который менял женщин как перчатки. Она спела «Доставь меня в церковь вовремя», и Кит мгновенно уловил мелодию. Вскоре они уже пели хором смешную песню.

В какую-то минуту она заметила стоявшего в дверях мрачного, как туча, Николаса. Он отказался войти, хотя леди Маргарет поманила его к себе.

Около девяти часов леди Маргарет объявила, что пора расходиться по комнатам. Кит поцеловал руку Даглесс, она улыбнулась ему и последовала за Гонорией.

Служанка Гонории пришла, чтобы помочь им раздеться. Когда корсет был снят, Даглесс с наслаждением вздохнула несколько раз и, не снимая длинной сорочки и маленького чепца, легла в постель рядом с Гонорией. Льняные простыни были колючими и не слишком чистыми, но в перине из гусиного пуха можно было утонуть. Девушка заснула, не успев натянуть на себя одеяло.

Она не знала, сколько проспала, и проснулась от того, что кто-то словно звал ее. Но когда Даглесс подняла голову и прислушалась, вокруг стояла тишина. Поэтому она снова легла, но не смогла избавиться от ощущения, что кто-то ее зовет.

– Николас! – внезапно сказала она, снова садясь.

Гонория мирно спала, повернувшись к ней спиной. Даглесс выбралась из постели, накинула тяжелый парчовый халат, лежавший у изножья кровати, и сунула ноги в мягкие широкие туфли. Может, елизаветинские корсеты и были чистым орудием пытки, зато в обуви она чувствовала себя как в раю.

Даглесс потихоньку вышла из комнаты, постояла у закрытой двери и прислушалась. Ни малейшего шороха, тем более что полы были устланы соломой, заглушавшей шаги. Оглядевшись, она пошла направо, поскольку зов, по ее мнению, с этой стороны был всего сильнее. Она подошла к одной закрытой двери, сжала ручку, но ничего не почувствовала. То же самое она проделала у второй двери. Зов донесся из-за третьей.

Открыв дверь, она без особого удивления увидела сидевшего на стуле Николаса в расстегнутой до пояса рубашке. В камине горел огонь, но свечи не были зажжены. Николас держал в руке серебряную кружку. Судя по красным глазам, он пил весь вечер.

– Чего ты хочешь от меня? – спросила Даглесс. Она не на шутку боялась этого нового Николаса, даже отдаленно не напоминавшего человека, явившегося в ее век.

Он не оглянулся, продолжая смотреть в огонь.

– Николас, я готова поговорить обо всем, но если ты будешь и дальше молчать, тогда я лучше пойду к себе.

– Кто ты? И откуда я тебя знаю? – тихо спросил он.

Даглесс села на соседний стул, лицом к огню.

– Мы каким-то образом связаны. Я не могу объяснить, в чем дело. Я позвала на помощь, и ты пришел ко мне. Я нуждалась в тебе, и ты услышал мой зов. Ты дал мне…

«Любовь», – едва не выпалила она, но сдержалась. Все случившееся, казалось, было давным-давно, прошло и забыто и сейчас перед ней – чужой и не слишком приятный человек.

– Похоже, на сей раз моя очередь. Я пришла предупредить тебя.

– Меня? – удивился он. – Ах да. Я не должен изменять стране и королеве.

– Твой цинизм неуместен. Если я смогла пройти путь длиной в четыреста лет, мог бы, по крайней мере, меня выслушать. Если, конечно, сумеешь хотя бы ненадолго держать руки подальше от очередной юбки.

Лицо Николаса побагровело от ярости.

– Шлюха! – выругался он. – Ты, которая своим колдовством свела с ума мою матушку и бесстыдно вешалась на шею моему брату, смеешь чернить меня?!

– Я не ведьма и тысячу раз говорила тебе об этом. Все, что мне пришлось сделать, – проникнуть в твой дом, чтобы остеречь тебя. – Даглесс вскочила, пытаясь успокоиться. – Николас, давай не будем спорить. Меня послали в прошлое, чтобы предупредить тебя, но, если ты не станешь слушать, мы не сумеем ничего изменить, и все пойдет тем же путем, что и раньше. Кит по…

Николас встал, не дав Даглесс докончить, и угрожающе навис над ней:

– Ты пришла ко мне из постели брата?

Даглесс, задохнувшись от гнева, отступила, развернулась и ударила его по лицу. Он схватил ее, прижал к себе и закрыл рот поцелуем, неласковым, рассерженным, почти яростным.

Но Даглесс не собиралась позволять целовать себя насильно. И поэтому стала колотить в его грудь кулачками. Но он и не думал отпускать ее. Одна рука легла на ее затылок, не давая ей отстраниться, другая скользнула к пояснице. Теперь Даглесс прижималась к нему всем телом и, когда его губы снова завладели ее ртом, перестала сопротивляться. Это был Николас, тот Николас, которого она полюбила, человек, с которым не смогло ее разлучить даже время. Она самозабвенно обхватила его шею, приоткрыла губы и стала целовать, чувствуя, как тает в объятиях любимого. Ноги, ослабев, подкосились.

Он покрывал поцелуями ее шею.

– Колин, – шептала она, – мой возлюбленный Колин…

Николас чуть отстранился и озадаченно уставился на нее. Даглесс легонько коснулась его висков, провела кончиками пальцев по щекам.

– Я думала, что потеряла тебя… И никогда не увижу снова…

– Но ты можешь видеть меня сколько хочешь, – улыбнулся он и, подхватив ее на руки, понес к постели. Уложил на перину, лег рядом, и Даглесс закрыла глаза, когда его рука проникла под халат, погладила бедро, приподняла подол сорочки. Он прикусил мочку ее уха, провел языком по чувствительному местечку на шее и принялся развязывать ленты у выреза сорочки.

Наконец его большой палец обвел вершинку груди.

– Кто прислал тебя ко мне? – тихо спросил он, обдавая ее жарким дыханием.

– М-м… – пробормотала Даглесс, – полагаю, Бог.

– Как зовут того бога, которому ты поклоняешься? – допытывался он, кладя на нее ногу.

Даглесс прерывисто вздохнула.

– Господь. Иегова. Аллах. Какая разница?

– И какой человек поклоняется этому богу?

До Даглесс постепенно стал доходить смысл допроса.

– Человек? Бог? О чем ты?

Николас сжал ее грудь.

– Что за человек прислал тебя ко мне в дом?

Теперь она понимала, почему он вдруг стал ее ласкать.

Едва удерживаясь от слез, она отстранилась, села и завязала сорочку и халат.

– Ясно, – выговорила она, стараясь не дать волю гневу. – Именно таким способом ты всегда добиваешься от женщин всего, что пожелаешь, верно? В Торнуике тебе было достаточно поцеловать мне руку, и я тут же соглашалась на все. Так теперь ты решил, что я задумала неладное и стоит меня обольстить, как я тут же размякну и во всем признаюсь?

Даглесс буквально слетела с кровати и обожгла его разъяренным взглядом. Но Николас продолжал лежать, вовсе не расстроенный разоблачением.

– Позволь мне кое-что высказать, Николас Стаффорд: ты не тот человек, за которого я тебя принимала. Тот Николас, которого я знала, превыше всего ставил честь и справедливость. Тебе же важнее всего количество женщин, которых удалось затащить в постель.

Даглесс гордо выпрямилась и судорожно втянула в себя воздух.

– Ладно, я скажу тебе, кто послал меня и почему я здесь. Я из будущего. Точнее, из двадцатого века, и ты пришел ко мне. Мы провели вместе несколько чудесных дней.

Николас, разинув рот, долго молчал, а когда попытался что-то сказать, Даглесс повелительно подняла руку:

– Выслушай меня. Когда ты явился, в твоем времени был сентябрь 1564 года. Прошло четыре года, начиная от сегодняшнего дня, и ты сидел в тюрьме, ожидая казни за государственную измену.

Глаза Николаса весело заблестели. Скатившись с кровати, он вскочил и взялся за кружку.

– Теперь вижу, почему матушка велела тебе развлечь ее. Расскажи еще. Какую же измену я совершил?

Даглесс стиснула кулаки. Трудно испытывать теплые чувства к человеку, который презрительно усмехается тебе в лицо.

– Никакую. Ты был невиновен.

– Ах да, – покровительственно кивнул он. – Я так и знал.

– Ты собирал войско, чтобы защитить свои валлийские владения, но в спешке забыл спросить разрешения у королевы. Кто-то донес ей, что ты с помощью этого войска хотел лишить ее трона.

Николас, очевидно, растерялся так, что не смог вымолвить слова.

– Умоляю, поведай, кто меня оклеветал, тем более что, не владея этими землями, я не смог бы собрать войска, чтобы их оборонять, – выдавил он после долгого молчания.

Даглесс так обозлилась, что решила уйти. К чему трудиться спасать его? Пусть в истории он останется мотом и распутником. Да он и был мотом и распутником.

– Это были твои земли и твое войско, потому что Кит к этому времени уже был мертв, а Роберт Сидни и твоя возлюбленная Леттис оболгали тебя перед королевой.

Глаза Николаса блеснули холодной яростью. Даглесс невольно отступила.

– Ты проникла в этот дом, чтобы угрожать жизни моего брата?! Замыслила околдовать меня, в надежде, что я возьму тебя в жены и сделаю графиней? Неужели ты ни перед чем не остановишься? Даже очернишь мою нареченную и лучшего друга, чтобы добиться цели?!

Теперь Даглесс по-настоящему испугалась.

– Я не могу выйти за тебя, потому что не принадлежу твоему времени. И уж конечно, не лягу с тобой в постель, потому что в этом случае, скорее всего, мгновенно исчезну, и тогда уж точно ничего не изменится. А кроме того, я вовсе не желаю выходить за тебя. Да, я вернулась в прошлое, чтобы предостеречь тебя, и это все. Возможно, мне повезет и в ближайшие дни я исчезну. Очень на это надеюсь. И, честно говоря, лучше бы никогда тебя больше не видеть.