Джуд Деверо - Рыцарь в сверкающих доспехах

Он не любил вспоминать о своей холодной как лед жене. Она лежала в его постели неподвижно, как мраморная статуя, широко раскрыв глаза, словно бросая вызов мужу, пытавшемуся исполнить супружеский долг. За четыре года брака он не смог сделать ей ребенка.

Он погладил руку Даглесс, и та еще теснее прижалась к нему. Он поцеловал ее в висок. Как можно покинуть ее? Как можно вернуться к другой жизни, другим женщинам, оставив ее одну, без всякой защиты? Она слишком нежна и мягка: неудивительно, что бедняжка вечно попадает в лапы мужчин вроде Роберта. Того самого, которого он вышвырнул из номера. До чего же она не похожа на его мать и жену! Эти женщины способны позаботиться о себе, независимо от обстоятельств. Но не Даглесс.

Николас опасался, что через неделю после его исчезновения Даглесс снова вернется к тому мерзкому человечишке, которого, как она считала, любит.

Он погладил ее по волосам.

Оставить ее на растерзание подлецам?

Он не понимал современного мира. Разве отец не был обязан выбрать ей мужа?! Но нет, он предоставил дочь самой себе.

А если бы Даглесс жила в его веке? Как бы она уживалась с мужчиной, за которого пришлось бы выйти по приказу отца? Все ее ребяческие рассуждения о любви ничего не значат по сравнению с объединением владений.

Но сейчас, глядя на Даглесс, Николас начинал понимать, что она имела в виду. Любовь. Даглесс сказала, что его, возможно, послали сюда не ради чести, а ради любви. Тогда Николас только презрительно фыркнул. Чтобы такое катастрофическое событие случилось во имя любви, а не чести? Невозможно!

Но они узнали имя доносчика, а Николас не покинул ее мир.

Он вспомнил, как Даглесс утверждала, что в прошлом все обернулось не так уж плохо. Может, по ее мнению, и вправду не так уж плохо, но в историю он вошел как последний глупец. Да это так и есть. Он действительно вел себя как глупец. У него было столько женщин, помимо Арабеллы. И что тут поделать: с такой женой, как Леттис, поневоле начнешь изменять! Ему так необходимы страсть и пыл, а Леттис в постели была холоднее льда. И возможно, он сделал огромную глупость, наставив рога Роберту Сидни, чем приблизил собственную погибель. Но если сейчас вернуться назад, еще будет время исправить содеянное.

Если он вернется…

И что тогда? Он будет по-прежнему женат на Леттис, а вокруг окажется немало похожих на Арабеллу женщин, готовых его соблазнить. Даже если он сумеет очистить свое имя от всех обвинений, насколько изменится его жизнь?!

Николас повернулся на спину, продолжая обнимать Даглесс. Что, если он останется в этом веке? Что, если неверно истолковал Божьи намерения? Что, если его послали в будущее не для того, чтобы возвращаться и пытаться изменить уже случившееся, но с тем, дабы сделать что-то в этом времени?

Николас вспомнил книги, которые просматривал вместе с Даглесс. В них были снимки самых красивых домов со всего света, и он не мог их забыть. Даглесс толковала о школе, которую называла архитектурной, где можно научиться проектировать дома. Учиться ремеслу? Ему, графу!

Но, честно говоря, в этом веке вовсе не считалось позором, как выражалась Даглесс, «иметь профессию». И объяснила, что на простых землевладельцев вроде Хейрвуда смотрят с пренебрежением, по крайней мере в Америке.

Америка… место, о котором почти постоянно говорила Даглесс. Она сказала, что они уедут в Америку, поселятся вместе и он сможет учиться в школе.

Школа в его возрасте?

Николас презрительно усмехнулся, не признаваясь себе, что идея его заинтриговала. Жить с Даглесс в этом современном мире и проектировать дома? Может, это и есть причина его появления здесь? Может, Господу понравился Торнуик и он решил дать Николасу второй шанс?

Николас с улыбкой покачал головой. Вряд ли Бог настолько легкомыслен.

Но откуда ему знать о намерениях Господних? Вряд ли его отправили сюда только затем, чтобы обнаружить, кто его оклеветал. Он узнал это несколько дней назад, но все еще остается здесь. Так почему он оказался в будущем?

– Николас! – неожиданно вскрикнула Даглесс, вскакивая.

Он поспешно обнял ее, и она прильнула к нему.

– Мне приснилось, что тебя здесь нет! Что ты ушел и оставил меня! – пожаловалась она, смаргивая слезы и стиснув его так крепко, что едва не сломала ребра.

Николас осторожно погладил ее по голове.

– Я не покину тебя, – тихо пообещал он. – Навсегда останусь с тобой.

Смысл его слов не сразу дошел до Даглесс. Наконец она ошеломленно вскинула голову:

– Николас?

– Я… – Он прерывисто вздохнул. Слова никак не хотели идти с языка. – Я не хочу возвращаться. Я останусь здесь. С тобой.

Даглесс зарылась лицом в его плечо и принялась тихо всхлипывать.

Гладя ее по спине, он не смог сдержать смеха.

– Опять глаза на мокром месте из-за того, что я не уйду и ты не сможешь вернуться к тому Роберту, который дарит детям бриллианты?

– Просто я ужасно счастлива.

Он взял салфетку с тумбочки, протянул и искоса взглянул на нее:

– Тогда прекращай плакать и расскажи еще что-нибудь об Америке. И о своем дяде, который король.

Даглесс высморкалась и улыбнулась сквозь слезы:

– Я думала, что ты не расслышал.

– Что такое «ковбой»? Что такое «паспорт»? А «Гранд-каньон»? И не отодвигайся так далеко.

– Это такой овраг, – пояснила она, возвращаясь в его объятия, и принялась рассказывать об Америке, о своей семье и дяде, который женился на принцессе и стал королем Ланконии.

Когда в окно проникли первые робкие лучи рассвета, они начали строить планы. Даглесс позвонит своему дяде, Джею Ти, и попросит паспорт для Николаса, чтобы он смог поехать с ней в Америку.

– Зная дядюшку, можно поклясться, что он потребует от тебя приехать в Ланконию, где и подвергнет самому тщательному допросу. Но ты ему понравишься.

– А его королева?

– Тетя Ариа? Ну… временами она бывала чересчур властной, зато часто играла в бейсбол с нами, детьми. У них шестеро ребятишек. Кроме того, у нее имеется чокнутая подружка Долли, которая бегает по замку в голубых джинсах и короне.

Глядя на Николаса, его черные волосы и синие глаза, она вдруг подумала о его походке и манере иногда смотреть на людей так, что они съеживались.

– В Ланконии ты будешь своим, – решительно заключила она.

Они попросили завтрак в номер, и, уже сидя за столом, Николас неожиданно сказал:

– Я бы лучше съел клубничное мороженое.

Не успел он договорить, как они очутились на полу, сплетенные в объятиях, и, катаясь по полу, срывали друг с друга одежду. Потом они наполнили ванну водой и сели на противоположных концах, продолжая строить планы на совместное будущее.

– Мы поедем в Шотландию, – решила Даглесс. – И останемся там, пока не получим паспорт. Это чудесная страна.

Николас старательно разминал ступней ее живот.

– А ты снова наденешь высокие каблуки, чтобы кататься на велосипеде? – выпалил он.

Даглесс рассмеялась:

– Не издевайся! Эти туфли помогли получить все, что я хотела.

– И мне тоже, – согласился он, глядя на нее сквозь ресницы.

После ванны они оделись, и Даглесс объявила, что немедленно позвонит дяде.

Николас поспешно отвернулся.

– Я должен в последний раз вернуться в церковь, – тихо выдавил он.

Даглесс оцепенела.

– Нет, – прошептала она, прежде чем метнуться к нему и схватить за руки.

– Я должен, – грустно улыбнулся Николас. – Пойми, я каждый день там бываю, и ничего не произошло. Даглесс, взгляни на меня.

Она послушно подняла голову.

– Ты снова льешь слезы?

– Я просто боюсь, – призналась Даглесс.

– Я должен молиться. Пусть Господь простит меня за то, что я не желаю вернуться ради спасения жизни и чести. Ты понимаешь?

Даглесс задумчиво кивнула:

– Но я тоже иду и не отпущу тебя ни на минуту! Ясно? На этот раз я не стану ждать у церкви!

– Я больше не оставлю тебя, – прошептал Николас, целуя ее. – Сначала мы пойдем в церковь, а потом ты позвонишь дяде. А в Шотландии есть поезда?

– Конечно.

– Значит, и там все изменилось. В мое время это была дикая, глухая местность, где жили одни разбойники, – заметил Николас и, обняв ее за плечи, повел к выходу.

Даже в церкви Даглесс не отходила от Николаса. Он встал на колени, и она встала рядом с ним, крепко сжав его плечи. Она боялась, что он ее оттолкнет, но, когда этого не случилось, поняла, что, несмотря на деланую веселость, Николас перепуган не меньше ее.

Они больше часа стояли на холодном полу. Колени Даглесс болели, руки, вцепившиеся в плечи Николаса, затекли, но она и не подумала ослабить хватку. Дважды заходил викарий, молча стоял, наблюдая за ними, и так же безмолвно удалялся.

И как бы усердно Николас ни молил о прощении, Даглесс молилась еще истовее, чтобы Господь не отнимал его у нее. Чтобы позволил остаться с ней навсегда.

Наконец Николас открыл глаза и повернулся к ней.

– Я остаюсь, – объявил он с улыбкой и встал. Даглесс, совершенно окаменевшая, тоже попыталась встать, по-прежнему обнимая его. – Мои руки совсем онемели, – мягко упрекнул он.

– Я не отпущу тебя, пока мы не выберемся из этого места.

– Все кончено, – засмеялся он. – Разве не видишь? Я все еще здесь. И не превратился в мрамор.

– Николас, перестань шутить, и давай уйдем отсюда. Я не желаю никогда больше видеть твою могилу.

Все еще улыбаясь, он попытался сделать шаг, но тело ему не повиновалось. Николас, растерявшись, взглянул вниз. Прямо от его колен начиналась пустота. Там, где должны были стоять его ноги, был только пол.

Поняв все, он поспешно притянул Даглесс к себе и обнял с такой силой, словно хотел раздавить.

– Я люблю тебя, – прошептал он. – Всем сердцем и душой люблю тебя. И буду любить сквозь время и пространство.

– Николас! – испуганно воскликнула она. – Идем отсюда.