– Нет, если ты не начнешь выказывать немного больше любви и великодушия по отношению ко мне и к моей дочери! – процедил он, окидывая ее холодным взглядом. – Знаешь, я думал, ты другая, а оказывается, ты так же равнодушна и бесчувственна, как моя бывшая жена. Извини, мне нужно утешить дочь. Бедняжка, должно быть, выплакала свои глазки после того, как ты с ней обошлась! – С этими словами он повернулся и вошел в номер.

Даглесс устало прислонилась к стене.

– Изумрудные серьги мигом осушат ее слезы, – прошептала она в пустоту.

И вот теперь она сидела в машине, заваленная чемоданами Глории, и отчетливо понимала, что не дождется ни предложения, ни обручального кольца. Вместо этого ей предстоит путешествие длиной в целый месяц. И в этом путешествии ей придется играть роль секретаря и штурмана Роберта и терпеть издевки его дочери.

В этот момент Даглесс не была уверена в своих дальнейших действиях, но уж очень привлекала мысль о том, чтобы улететь домой первым же рейсом.

В этот момент она случайно поглядела в затылок Роберту, и сердце куда-то покатилось. Если она поддастся приступу ярости и вернется домой, придется немедленно выбираться из дома Роберта. Следует найти квартиру, а потом…

Что потом? Снова встречаться с кем-то? В школе так редко появляются мужчины! Правда, она может приехать к родным и… признать очередную неудачу?

– Даглесс! – окликнул Роберт. – По-моему, мы заблудились. Где эта церковь? Я думал, ты сверяешься с картой! Не могу же я вести машину и быть штурманом!

В голосе звучало раздражение, и Даглесс поняла, что он все еще злится на нее за вчерашнее.

Она поспешно развернула карту и, вытянув шею, взглянула в лобовое стекло, хотя ей ужасно мешала голова Глории.

– Здесь! – сообщила она, рассмотрев дорожный знак. – Сворачивай вправо.

Роберт свернул на одну из бесчисленных узких дорог Англии. Росшие по обе стороны кусты почти перекрывали дорожное полотно, но машина упорно катилась к забытой богом деревушке Ашбертон.

– В здешней церкви тринадцатого века находится могила графа, жившего во времена королевы Елизаветы, – объявила Даглесс, сверившись с записной книжкой. – Лорд Николас Стаффорд скончался в 1564 году.

– Опять церковь? – громко заныла Глория. – Меня уже тошнит от церквей! Неужели она не может найти что-то получше?

– Меня просили ограничиться историческими достопримечательностями, – отрезала Даглесс, не позаботившись смягчить тон.

Роберт остановил машину и оглянулся на Даглесс.

– Замечание Глории вполне резонно, и я не вижу причин срывать на ней дурное настроение. Даглесс, я начинаю жалеть, что взял тебя с собой, – бросил он, прежде чем выбраться из машины.

– Взял меня?! – ахнула Даглесс, но он, обнимая Глорию за плечи, уже был на полпути к церкви. – Но я сама заплатила за себя, – едва успела прошептать она.

Даглесс не вошла в церковь вслед за Робертом и Глорией. Вместо этого она долго бродила по усеянному камнями и рытвинами кладбищу, рассеянно разглядывая древние надгробия. Ей нужно было принять серьезное решение, а для этого требовалось время, чтобы все спокойно обдумать. Остаться и терпеть все это или уехать? Если улететь сейчас, Роберт никогда не простит ее, и все время и усилия, потраченные на него, пропадут зря.

– Привет!

Даглесс подскочила от неожиданности и, повернувшись, увидела стоявшую за спиной Глорию. Может, воображение сыграло с девушкой злую шутку, но ей казалось, что браслет Глории вспыхивает на солнце.

– Что тебе нужно? – с подозрением осведомилась Даглесс.

Глория выпятила пухлую нижнюю губу.

– Ты ненавидишь меня, верно?

Даглесс вздохнула:

– Нет, вовсе нет. Я просто… детям этого не понять. Это взрослые дела, – нетерпеливо пробормотала она. Ей ужасно хотелось остаться одной и хорошенько поразмыслить. – Почему ты не осматриваешь церковь?

– Там скучно. Хорошенькая у тебя блузка, – заметила Глория, опустив глаза с привычно хитрой гримаской, которую Даглесс столько раз наблюдала раньше. – И выглядит дорого. Это твои богатенькие родители тебе купили?

Но Даглесс не собиралась попадаться на удочку. Окинув Глорию насмешливым взглядом, она повернулась и отошла.

– Погоди! – крикнула Глория. – Ой, больно!

Снова обернувшись, Даглесс увидела, как девчонка распростерлась у большого, грубо обработанного надгробия. Сомнительно, чтобы Глория ушиблась: уж очень она любит театральные эффекты. Все же Даглесс со вздохом нагнулась, чтобы помочь ей, но, едва поднявшись на ноги, Глория разразилась слезами. Даглесс неловко погладила ее по плечу. И даже состроила сочувственную гримасу, потому что Глория в самом деле ударилась о камень. Глория осмотрела ранку и заплакала еще громче.

– Ну, не так уж тебе и больно, – заметила Даглесс, пытаясь утешить девочку, – почему бы тебе не надеть новый браслет на эту руку? Сразу все пройдет!

– Дело не в этом, – шмыгнула носом Глория. – Я расстроилась, потому что ты меня ненавидишь. Папочка сказал, ты вообразила, что он купил не браслет для меня, а обручальное кольцо тебе!

Даглесс отдернула ладонь, словно обжегшись.

– Какая глупость! Что заставило его так посчитать?

Глория искоса взглянула на оцепеневшую Даглесс.

– О, папочка все о тебе знает! – злобно прошипела она. – Знает, что ты думала, будто сюрпризом станет предложение выйти за него замуж! Знает, что ты размечталась, увидев чек от ювелира. Хотела получить обручальное колечко, да не вышло! Мы с папочкой все время смеемся над тобой и над тем, как ты рвешься за него замуж. Он говорит, ты сделаешь все, пойдешь на все, лишь бы он попросил тебя стать его женой!

Даглесс затрясло. Улыбочка Глории сияла откровенным злорадством.

– Папочка говорит, что, если бы не твое наследство, он бы давно от тебя избавился.

И тут Даглесс, словно ожив, ударила по самодовольной толстой физиономии.

Как на грех, в этот момент из церкви вышел Роберт, и Глория с воплем ринулась в объятия отца:

– Она избила меня и оцарапала руку! Смотри, папочка, у меня кровь идет! Это она наделала!

– Боже мой, Даглесс! – в ужасе ахнул Роберт, широко раскрыв глаза. – Поверить не могу! Избить ребенка…

– Ребенка? Хватит с меня этого ребенка! Я по горло сыта твоим постоянным сюсюканьем с ней! И твоим обращением со мной!

Роберт окинул ее ледяным взглядом:

– Всю эту поездку мы были добры к тебе, несмотря на то что ты злилась и ревновала. Мы из кожи вон лезли, чтобы тебе угодить!

– Боюсь, ты преувеличиваешь! Вы и пальцем о палец не ударили, чтобы мне угодить! Все для Глории, все ради Глории!

На глазах Даглесс выступили слезы, горло перехватило так, что стало трудно дышать. В ушах звенели ехидные слова Глории.

– Вы смеялись надо мной за моей же спиной!

– У тебя разыгралось воображение, – бросил Роберт, по-прежнему обхватив руками Глорию, словно боялся, что Даглесс набросится на нее. – Но поскольку мы так тебе неприятны, может, обойдешься без нашего общества?

Повернувшись, он повел Глорию к машине.

– Согласна, – кивнула Даглесс. – Я готова вернуться домой.

Нагнувшись, она потянулась к сумочке, оставленной у надгробия. Но рука ушла в пустоту. Даглесс поспешно заглянула за ближайшие могильные плиты, но сумочки не было.

Шум мотора заставил ее поднять глаза. Сначала она даже не поняла, что происходит. Роберт уезжает, бросив ее здесь, в этой глуши!

Даглесс кинулась к воротам, но машина уже выехала на дорогу. И тут, к своему ужасу, Даглесс увидела вытянутую в окно руку Глории. С пальцев свисала ее сумочка!

В бесплодной попытке догнать их Даглесс побежала следом, но машина вскоре исчезла из виду. Ошеломленная, отупевшая, не понимающая, что случилось, девушка побрела к церкви. Она в чужой стране без денег, кредитных карточек и паспорта. Однако ужаснее всего то, что человек, которого она любила, безжалостно ее бросил.

Тяжелая дубовая дверь церкви осталась открытой, поэтому Даглесс вошла внутрь. Тут царил полумрак, было холодно и пахло сыростью, но от высоких стен веяло спокойствием и благоговением.

Придется поразмыслить о ситуации, в которой она оказалась, и решить, что делать. Роберт, конечно, вернется за ней. Может, он уже поворачивает машину, чтобы добраться до церкви. Еще минута, и он вбежит в дверь, схватит Даглесс в объятия, скажет, что жалеет о случившемся и надеется на ее прощение.

Но в глубине души Даглесс в это не верила. Роберт был слишком зол, а Глория лгала не краснея. Она, разумеется, уже успела сочинить сказку о том, как Даглесс повредила ей руку, и еще больше подогреет гнев отца.

Будет лучше, если Даглесс придумает, как выбраться из этого переплета. Нужно позвонить отцу за его счет и попросить прислать денег. Хотя при этом придется признаться, что его младшая дочь потерпела очередную неудачу.

Слезы невольно брызнули из глаз, стоило представить, как старшая сестра Элизабет пренебрежительно пожимает плечами: «Что опять натворила наша маленькая легкомысленная сестричка?»

Роберт был попыткой Даглесс заставить родных гордиться ею. Он был разительно не похож на тех парней, с которыми время от времени встречалась Даглесс. Он был таким респектабельным, таким солидным. Может, если бы она сдержала свой нрав и немного потерпела Глорию… Может быть… Слезы слепили глаза Даглесс, но она упрямо оглядывала церковь. Солнечные лучи струились в старые окна, прорезанные высоко над ее головой, и падали на белую мраморную гробницу в часовне слева. Даглесс шагнула вперед. На гробнице застыла беломраморная скульптура мужчины, в панцире и странных на вид коротких штанах. Ноги скрещены в щиколотках, под мышкой зажат шлем.

– Николас Стаффорд, – прочла она вслух. – Граф Торнуик.

Даглесс хотела поздравить себя с тем, что так мужественно держалась в печальных обстоятельствах, но вдруг все случившееся нахлынуло на нее девятым валом, и колени подогнулись. Она упала на пол, схватившись за надгробие и прислонившись лбом к холодному мрамору. И заплакала, громко, надрывно: рыдания словно рвались из самой глубины души. Сейчас она чувствовала себя неудачницей, полной и абсолютной неудачницей. И плакала не из-за того, что произошло сегодня. Казалось, все, к чему она прикасалась, немедленно рушилось. С тех пор как она стала взрослой, отец то и дело вытаскивал ее из различных историй, по большей части не слишком приятных.