Джуд Деверо - Рыцарь в сверкающих доспехах

– Пирожное, – пробормотала она, чувствуя себя последней дурой. Кого она обманывает? Да, он несколько раз ее поцеловал, но только когда она сама на него вешалась. И кстати, он вернулся с охоты в неправильно застегнутой рубашке. – Еда, – пояснила Даглесс. Похоже, она способна угодить ему только едой в пластиковой упаковке.

Ей так хотелось коснуться Николаса, что ныли пальцы. Но он, похоже, не питает к ней нежных чувств.

– Полагаю, нам пора, – сухо заметила она. – Скоро вернется Арабелла и захочет тебя видеть.

Она хотела встать, но Николас схватил ее за руку:

– Я лучше бы провел час с тобой, чем жизнь с Арабеллой.

Даглесс сглотнула неизвестно откуда взявшийся в горле ком, но снова села. Он правду говорит или просто ее утешает?

– Спой мне, пока я буду есть… это… – попросил он.

– Я не умею петь и не знаю песен. Как насчет истории?

– М-м… – промычал он, набив рот шоколадом.

Даглесс вдруг осознала, сколько историй было для него внове, историй, ставших частью ее культуры, историй, о которых он ничего не знал.

Она стала рассказывать о докторе Джекиле и мистере Хайде.

– У меня был такой кузен, – кивнул он и, прикончив последнее пирожное, к полному удивлению Даглесс, положил голову ей на колени.

– Если будешь продолжать так объедаться, скоро растолстеешь.

– Ты считаешь меня толстым? – удивился он, повернув голову и глядя на нее так нежно, что сердце девушки сильно забилось. Он, кажется, точно знал, какое производит на нее действие, и посмеивался над ней, но сам оставался совершенно равнодушен. Правда, стоило другому мужчине оказаться рядом с ней, как его интерес мигом пробуждался.

– Закрой глаза и веди себя прилично, – велела она, гладя густую, мягкую вьющуюся гриву его волос, и продолжала рассказывать историю за историей, пока Николас не заснул.

Солнце уже садилось, когда он открыл глаза и, не шевелясь, долго смотрел на нее.

– Нам пора.

– Да, – тихо согласилась она. – Сегодня вечером я попытаюсь узнать у Ли, кто тебя оклеветал.

Он неожиданно встал на колени перед Даглесс и прижал ладонь к ее щеке. Даглесс затаила дыхание при мысли о том, что он снова захочет ее поцеловать.

– Вернувшись в свое время, я буду думать о тебе, – пообещал он.

– И я тоже, – заверила она, кладя руку на его ладонь.

Отодвинувшись, он вынул из корзины кольцо с изумрудом, отдал девушке и сжал ее пальцы в кулачок.

– Николас, я не могу его взять. Ты и без того слишком много мне дал.

Их отсутствующие, полные грусти взгляды на миг скрестились.

– Я бы отдал это и все на свете, чтобы…

– Чтобы… – поторопила она.

– Чтобы взять тебя с собой.

Даглесс тихо ахнула.

Николас проклял себя. Ему не стоило это говорить. Не стоило вселять в нее надежду. Он не хотел ранить девушку, но при мысли о том, чтобы уйти одному, без нее, сердце пронзала невыносимая боль. Вскоре он узнает правду, и тогда придется возвращаться. Еще одна ночь. Самое большее, что у них осталось, – одна-единственная ночь.

Возможно, сегодня он уложит ее в свою постель. Их последняя ночь, проведенная в любви и экстазе.

«Нет!» – сказал он себе, глядя в ее глаза. Утонув в них. Он не может так с ней поступить! Не может оставить ее в слезах и тоске. Черт, да он не может поступить так с собой! Вернуться к бесчувственной, холодной жене. К пустышкам вроде Арабеллы… Но что поделать? Нет, лучше оставить ее нетронутой.

– Да, – ухмыльнулся он, – чтобы было кому мне готовить.

– Готовить? Ты хочешь, чтобы я стала твоей кухаркой? Ах ты, чванливый, тщеславный, несносный…

– Pillicock? – докончил он.

– Именно. Именно павлин[11], – не расслышав, выпалила Даглесс. – Если воображаешь, что я отправлюсь в Средневековье, где нет водопровода, докторов и цирюльники рвут зубы, выламывая их из челюсти, только чтобы стряпать для тебя, я…

Он подался вперед, зарылся лицом в ее волосы и лизнул мочку уха.

– Я позволю тебе делить со мной постель.

Даглесс, оттолкнув его, разразилась тирадой о мужском самомнении, но тут же передумала. Ничего, она тоже умеет играть в подобные игры.

– Договорились. Я вернусь с тобой, чтобы стряпать, а по воскресеньям мы можем оставаться в постели. Или на столах. Как пожелаешь.

Николас отшатнулся. С лица мгновенно сбежала краска. Он молча принялся собирать остатки еды в корзину. Будь она его любовницей, Леттис разорвала бы ее в клочья.

– Николас, – робко пролепетала Даглесс, – я просто шутила.

Но он не взглянул на нее.

– Хорошо, я возьму кольцо, если ты так хочешь.

Он оставил свое занятие и наконец поднял голову:

– Ты не знаешь, что говоришь. Не проси Бога о том, чего не может быть. Дома меня ожидала казнь. Если я вернусь вместе с тобой, ты останешься одна. Мой век не похож на твой. И одиноким женщинам туго приходится. Если меня не будет рядом, чтобы тебя защитить, ты…

Она положила руку ему на плечо:

– Я просто пошутила. Конечно, я не хочу оказаться в прошлом. У меня нет тайн, которые следует раскрыть. В отличие от тебя.

– Ты права, – вздохнул он, целуя ей руку и вставая. Даглесс поняла, что он собирается оставить корзину под деревом. И убрал остатки обеда только потому, что очень расстроился. Но что могло его расстроить?

Она понесла корзину в дом, медленно шагая следом за Николасом. Оба молчали.

Когда они добрались до дома, Николас, едва кивнув ей, поднялся к себе. Даглесс, совершенно сбитая с толку, отправилась в свою комнатенку. На кровати лежала большая коробка с ярлыком компании экспресс-доставки. Даглесс набросилась на нее, повсюду раскидывая куски скотча и картона.

Внутри оказались два лучших вечерних платья матери, с лейблами известных дизайнеров.

– Спасибо, спасибо, Элизабет, – выдохнула Даглесс, прикладывая к себе платье. Может, сегодня вечером Николас заметит кого-то кроме шикарной Арабеллы!

Даглесс широко улыбнулась.

Войдя в гостиную, где подавали коктейли, Даглесс сразу поняла, что два с половиной часа, посвященные приготовлениям к ужину, не пропали даром. Ли замер с поднесенным ко рту стаканом, а леди Арабелла впервые отвела взгляд от Николаса. Даже лорд Хейрвуд прервал нескончаемые речи о своих ружьях, собаках и розах. Но Николас… реакция Николаса превзошла все ожидания. Глаза его сначала загорелись, а потом полыхнули жарким пламенем. Он даже шагнул к ней, но тут же застыл и мрачно нахмурился.

Белое платье было сшито из льнущей к телу ткани с одним длинным рукавом и оставляло открытыми вторую руку и плечо. Кроме того, оно было расшито крошечными бусинками, переливавшимися при каждом движении и выгодно оттенявшими все изгибы ее фигуры. На левом запястье Даглесс красовался бриллиантовый браслет Глории.

– Добрый вечер, – сказала она.

– Вот это да! – прошептал Ли, оглядывая ее. – Вот это да!

Даглесс величественно улыбнулась ему.

– Вижу, здесь пьют? Не могли бы вы раздобыть мне джина с тоником?

Ли послушно, как примерный школьник, бросился выполнять просьбу.

Поразительно, что может сделать одежда с женщиной! Прошлой ночью в присутствии Арабеллы ей хотелось забраться под стол, но сегодня красное, с глубоким вырезом платье англичанки выглядело безвкусной дешевкой.

– Что это ты вытворяешь? – прошипел Николас, нависнув над ней.

– Понятия не имею, о чем ты, – пожала плечами Даглесс, наивно хлопнув глазами.

– Ты совсем голая, – возмутился шокированный таким неприличием Николас.

– Ну, далеко не совсем. Куда меньше, чем твоя Арабелла, – отрезала она, но тут же улыбнулась: – Нравится мое платье? Я попросила сестру переслать его мне.

Спина Николаса была еще прямее обычного.

– Намереваешься после ужина встретиться с этим врачом?

– Разумеется, – мило улыбнулась она. – Неужели не помнишь? Ты сам просил меня узнать у него, что ему известно.

– Николас! – позвала Арабелла. – Ужин.

– Ты не должна носить такие платья.

– Прости, но я буду носить все, что пожелаю, а тебе лучше идти. Арабелла уже трясет ножки твоего стула.

– Ты…

– Вот ваш джин, – объявил Ли, вручая Даглесс стакан. – Добрый вечер, ваше сиятельство.

Ужин, по мнению Даглесс, прошел просто идеально. Николас, к нескрываемой ярости прелестной Арабеллы, не сводил с нее глаз. Ли придвинулся так близко, что в какой-то момент рукав его пиджака окунулся в суповую тарелку Даглесс.

После ужина все собрались в гостиной, где, словно в сцене из романа Джейн Остен, Николас играл на фортепьяно и пел. У него оказался прекрасный, бархатный баритон, завороживший Даглесс. Николас попросил ее спеть с ним, но Даглесс, зная, что голоса у нее нет, решительно отказалась. К сожалению, ей пришлось сидеть на жестком стульчике и, сгорая от ревности, наблюдать, как Арабелла и Николас поют дуэтом. Голоса красиво сплетали мелодию, поющие, интимно сблизив головы, казалось, забыли обо всем.

В десять часов Даглесс извинилась и отправилась к себе. У нее не было ни малейшего желания оставаться наедине с Ли в его комнате. Тайна имени доносчика подождет до завтра.

Но в полночь Даглесс поняла, что не уснет. Перед глазами стоял Николас. Вот он поет с Арабеллой, возвращается с охоты в плохо застегнутой рубашке…

Она встала с постели, накинула халат, взбила волосы и прокралась через весь дом в комнату Николаса. Из-под его двери не пробивался свет. Зато из соседней комнаты доносились звон бокалов и призывный смех Арабеллы.

Даглесс, ни на секунду не задумавшись, громко стукнула в дверь, сразу же повернула дверную ручку и ворвалась в комнату Арабеллы.

– Привет, я тут хотела спросить, не одолжите ли мне булавку. Похоже, я порвала бретельку. Очень-очень важную бретельку, если понимаете, о чем я.

Она мгновенно увидела Николаса, растянувшегося на кровати Арабеллы. Кажется, он много выпил: лицо раскраснелось, рубашка выбилась из брюк и неряшливо свисала через край кровати. На Арабелле был прозрачный черный, почти ничего не скрывавший пеньюар.