Через месяц Юстас вновь уехал в Нормандию. На этот раз он был уверен в успехе. Ибо французский монарх теперь сам нуждался в союзе с Юстасом. Во-первых, случилось то, чего все давно ожидали: Папа дал развод Людовику Французскому и Элеоноре Аквитанской. А во-вторых, почти сразу же после развода Элеонора обвенчалась с Генрихом Плантагенетом. И теперь Людовик, намереваясь воевать, готов был сойтись с кем угодно, только бы нанести Плантагенету урон. Ведь заключив брачный союз с бывшей французской королевой, Генрих стал владельцем земель от Нормандского побережья до самых Пиренеев. Теперь он был сильнее самого короля Франции!

Новости о союзе Генриха и Элеоноры обсуждались повсеместно. Поговаривали, что они условились пожениться еще до ее окончательного разрыва с Людовиком. Но когда разведенная королева возвращалась в свои владения, ее пытался похитить младший брат Плантагенета Жоффруа Анжуйский. Однако Генрих отбил у брата свою красавицу, и они сразу же поспешили обвенчаться в Бордо, составив самую странную и неожиданную для всех супружескую чету. Зато Жоффруа, раздосадованный неудачей, с готовностью переметнулся на сторону короля Людовика, и они собирались начать военные действия, как только обозленный Луи обвенчается со спешно сосватанной за него Констанцией Кастильской. Так Людовик хотел доказать, что не горюет о непокорной Элеоноре, а озабочен дать роду Капетингов законного наследника, раз уж его предыдущий брак не был благословлен Небом. Но при этом он не забыл и Юстаса, прислав ему вежливое послание и пообещав всяческие преимущества и поддержку в Нормандии.

Для Милдрэд это означало лишь одно — Юстаса не будет рядом! Вновь можно начать жить, шить великолепные наряды, читать книги, благоустраивать свое жилище. Хотя… Развлекать себя такими простыми житейскими радостями, когда душа опустела, все равно что предлагать пряник человеку с обожженной кожей — забавно, но облегчения не приносит.

А вот чего никак не ожидала саксонка, так это то, что Юстас, едва обосновавшись в Нормандии, сразу пришлет за ней.

Милдрэд понадобилась вся ее воля, чтобы не впасть в отчаяние. Ладно, она найдет утешение в том, что ей предстоит посетить новые места, — это всегда отвлекало ее. Вот и на сей раз она отбыла на хорошо оснащенном корабле, без происшествий пересекла Ла-Манш и высадилась в Кале. Здесь Милдрэд встретил большой отряд, и ей сообщили, что Юстас ожидает ее в Жизорском замке и что им следует поторопиться, поскольку путь туда небезопасен… Но пока Милдрэд просто наслаждалась дорогой. Она нашла Нормандию привлекательной: казалось, что тут разливается некий особый свет, а цвет неба то и дело меняется от ярко-голубого до сумрачно-серого. Еще она отметила, что здесь куда реже, чем в Англии, можно увидеть простые деревянные усадьбы: по большей части дома в Нормандии строили из камня, и они походили на крепости или маленькие замки с башенками.

На третий день пути сопровождавший ее рыцарь сказал, что уже завтра они будут в пределах Вексенского графства, где могут ничего не опасаться. Милдрэд обреченно вздохнула. А небо-то какое синее… И птицы щебечут…

— Что это за замок? — спросила она, указывая рукой на маячивший в долине силуэт с мощной зубчатой башней.

— Это Гурне, мадам. Нам лучше не приближаться к замку, так как местный сеньор поддерживает Плантагенета, и мы не знаем… О, Творец небесный! Что же это такое? — воскликнул рыцарь, привстав в стременах. А через миг уже кричал: — Вперед! Гоните, если вам дорогá жизнь!

И тут же схватил под уздцы повод белой лошадки оберегаемой им дамы и стал увлекать ее за собой по петлявшей среди рощ дороге. На повороте Милдрэд успела оглянуться и заметила, как от замка Гурне в их сторону несется большой отряд вооруженных всадников.

Она даже не успела толком испугаться. Просто скакала, сжав коленями бока лошади. Сзади слышались резкие выкрики, конский топот, потом в воздухе засвистели стрелы, кто-то закричал.

Нелегко было уйти от преследователей, срезавших расстояние от замка по зеленому лугу, где с испуганным мычанием разбегались мирно пасшиеся коровы. Спутники Милдрэд вскоре поняли, что им, уже проделавшим немалый путь, не спастись на усталых лошадях от преследователей. Поэтому они сначала бросили вьючных мулов с багажом, потом стали останавливаться и поднимать руки. Только авангард отряда, состоявший из французских рыцарей, все еще продолжал скакать, с ярым остервенением нахлестывая своих измотавшихся коней. А тут еще лошадь, на которой мчался увлекавший Милдрэд рыцарь, споткнулась, всадник едва удержался в седле, но при этом выпустил повод лошади саксонки, и животное, рванувшись в сторону, налетело на заросли орешника и заржало, не зная, куда скакать. Милдрэд натянула повод, стала оглаживать лошадь, успокаивая. Оказавшись среди зарослей, Милдрэд замерла и смотрела, как преследователи окружают ее спутников, как те спешат сдаться, пока на них не набросились с оружием.

Лишь небольшая группа продолжала преследовать ускакавших вперед рыцарей, которые скрылись за поворотом дороги, и вскоре оттуда донесся лязг металла, громкие выкрики боли и ярости. И тут к Милдрэд подъехали трое вооруженных всадников. Они были в островерхих нормандских шлемах, их лица закрывали длинные металлические наносники, плечи были покрыты кольчужными хауберками [71].

Встреча с вооруженными людьми в краю, где идет война, не сулит ничего хорошего. И в первый миг Милдрэд испугалась, смотрела на них, не в силах вымолвить и слова. Они тоже молчали, разглядывая ее. Один что-то сказал, обращаясь к своим приятелям, после чего жестом приказал ей следовать за ними. Но хоть не напал, не поволок.

Молодая женщина заставила себя держаться с отстраненным высокомерием. Выехала с ними на дорогу, успокаивала свою лошадку, взволнованную таким обилием незнакомых храпящих коней и запахом крови. Несколько человек и впрямь лежали без движения на дороге, но большинство послушно спешились, позволяя вести себя под конвоем. А многие из нападавших смотрели на пленницу в нарядном голубом плаще и алой легкой вуали, удерживаемой вкруг чела украшенной жемчугом короной.

— Похоже, наш улов и впрямь неплох, — заметил кто-то из них. — Кто вы, мадам?

Милдрэд не ответила, смерив обратившегося к ней бородача холодным взглядом. Его это не обескуражило, он даже заулыбался.

Пока напавшие строили вереницей пленных, пока переговаривались с ними, они выяснили, кто оказавшаяся у них в плену дама. И уже не улыбались ей, были суровы. Но тут со стороны, куда умчалась погоня, послышался шум возвращающихся всадников. Впереди на мощном гнедом жеребце скакал рыцарь в закрытом шлеме; звенел его длинный пластинчатый доспех, всадник вытирал о гриву коня окровавленное лезвие меча. Он что-то сказал одному из следовавших за ним воинов, и Милдрэд увидела, что тот тащит по земле на веревке тело сопровождавшего ее ранее охранника.

Милдрэд смотрела на приближающегося рыцаря. Она не видела его лица, но не могла оторвать глаз от пучка дрока, украшавшего навершие шлема. Пучок дрока! Рlanta genista по-латыни. Плантагенет! Генрих Плантагенет!

Он тоже смотрел на нее сквозь прорези шлема. Потом медленно отстегнул под подбородком ремень, снял шлем, обнажив голову в кольчужном капюшоне хауберка. Все тот же Генрих Плантагенет — сероглазый, широколицый, с мощным подбородком и полными чувственными губами. И все же он изменился, лицо его стало более мужественным, более зрелым. Он всегда выглядел старше своего возраста, сейчас же, когда его щеки покрывала рыжеватая щетина, он никак не походил на юношу, которому еще не исполнилось двадцати. Тем не менее он был герцогом, владельцем обширных земель и множества людей, полководцем, ведущим непрестанные войны. А вот улыбка у него осталась прежняя — легкая, светлая, мальчишеская.

— Клянусь венцом терновым! — воскликнул он, не сводя глаз с саксонки. — А ведь нам, моя нежная дама, не впервые встречаться на дорогах! Не так ли? Ибо таких красоток я не забываю.

Но Милдрэд чувствовала, что не может ответить на его улыбку. Она была его пленницей и не знала, какая участь ее ждет.

Ее холодный взгляд постепенно погасил улыбку Генриха. А потом к нему подъехал ранее захвативший ее бородач, стал что-то негромко говорить. Даже среди стоявшего вокруг гула саксонка различила имя Юстас, сказанное на местный лад — Эсташ Блуа.

Генрих нахмурился, потер переносицу, а когда взглянул на нее, его серые глаза стали тверже гранита.

— Так, так, леди Милдрэд. Далеко же вы ушли от той милой бродяжки, какая некогда перевязывала мне раны и, как птичка, щебетала обо всем на свете. Достойная карьера для саксонки — стать невенчанной женой королевского сына. И, как поговаривают, вы даже метите в королевы. А ведь помнится, некогда у вас был иной рыцарь. И славный рыцарь, замечу, готовый ради вас небо и землю перевернуть. Но вы выбрали более высокородного воздыхателя, нашли иной способ возвыситься. Что ж, очень ловко для саксонской девушки. Вернее, не девушки. Девки!

Так вот какая о ней идет молва! И Генрих поверил в это? Неужели он забыл, как некогда сам помог ей укрыться от Юстаса, ибо знал, что она его избегает и боится. И все же сейчас он видит в ней только корыстную куртизанку. Унижает ее прилюдно.

Милдрэд вдруг перестала его бояться. Ее охватил гнев. Ведь раньше у них с Генрихом были легкие, добрые отношения, а теперь он даже выяснить ничего не пожелал, поспешив с обвинениями и оскорблениями. И прежде чем Милдрэд поняла, что делает, она резко перегнулась в седле и с силой ударила его по щеке.

Прозвучал громкий хлопок. Генрих тут же перехватил ее руку, сжал. Вокруг настала тишина, потом зазвучали громкие возмущенные крики.

Генрих так сильно сжимал запястье Милдрэд, что ей стало больно. Но она молчала, не сводя с него отчаянных синих глаз. Их лошади топтались на месте, Генрих тянул ее на себя, и Милдрэд пришлось упереться в луку седла, чтобы не выпасть. И тогда он резко отпустил ее руку, будто отбросил. И обратился к своим людям: