Донна Валентино - Рыцарь прерий

– Останься ради них. Они плохо вооружены и мало обучены. Капитан Чейни сказал мне, что на подготовку времени больше нет, так что их необходимо наполнить уверенностью в своих силах. Если ты сейчас уйдешь, они огорчатся, и это уменьшит их радость по поводу собственных достижений. Им всегда хочется произвести на тебя хорошее впечатление.

– А тебе, Джеффри? Чего хочется тебе?

Он выдал свое самое затаенное желание, взмахом руки обведя свой замок из дерна, свою землю, мужчин, которых он мог бы назвать друзьями, и женщину, стоявшую перед ним. Он выдал себя, но, милостью Божьей, не настолько, чтобы Джульетта догадалась, что он мог бы искать целую вечность и не найти ничего, что подходило бы ему больше. Но признаться в этом значило 6bi забыть свою клятву и потерять гордость, а этого рыцарь сделать не мог.

Он повернулся, чтобы взмах его руки можно было истолковать как сигнал людям, ожидавшим их внимания.

– Я всего секунду назад сказал, что для меня важнее всего. Пропасть.

– Джеффри…

Он перебил ее, не в силах слышать боль, звучавшую в ее голосе. Неожиданно он придумал еще один укол, который должен был помочь ей ожесточить свое сердце против него.

– Возможно, это не случайно, что ты не хочешь поверить в то, как мне важно найти пропасть. Похоже, мне необходимо броситься обратно в то время, где множество женщин могут поверить всему, что я им скажу, не стараясь, чтобы посторонние люди предоставили им какие-то дополнительные доказательства моей правдивости.

– Laissez aller!

Джульетта не поняла слов, которые выкрикнул Джеффри, голос которого гулко разнесся над прерией, словно выстрел пушки. Его мощная фигура вырисовывалась на фоне красного заката: голова была гордо поднята вверх, длинные волосы развевались на ветру.

Джульетта мгновенно поняла, что как только он исчезнет, ей больше никогда не удастся наслаждаться зрелищем ярких красок заката. Каждый раз, глядя, как солнце опускается к горизонту, она будет чувствовать, что чего-то не хватает.

– Laissez aller!

Казалось, сам воздух вибрирует от его клича.

– Что это значит? – спросила Джульетта у Алмы, смутно удивившись тому, что может говорить совершенно нормально – как будто ее мир только что не раскололся.

– Кажется, «Пусть начнется». По крайней мере так решили мужчины.

«Пусть начнется». Странно, что именно эти слова отмечают конец ее короткого… флирта.

А в том, что он закончился, сомневаться не приходилось. Когда-то Джульетта считала, что целая жизнь, полная практичности и ответственности, изгнала из ее сердца все фантазии. Но она преодолела собственное внутреннее сопротивление и начала верить в Джеффри – только для того, чтобы он теперь набросился на нее, ясно дав понять, что она ему совершенно безразлична. Он назвал их отношения развлечением, когда она была готова ради него отвернуться от всего, что считала важным!

– Всем так весело! – воскликнула полная энтузиазма Алма. – Когда я ехала в Брод Уолберна, я такого и представить не могла.

– Готова биться об заклад, что никто не мог. Джульетта постаралась прогнать тяжелые мысли.

Она ловила на себе брошенные украдкой взгляды и по нервно вспыхивавшим лицам своих соседей поняла, что Джеффри сказал правду: ее поддержка действительно важна горожанам. Поэтому она восхищалась умением мужчин, колотивших друг друга, и судила наспех сшитые женщинами туники. Под одобрительные крики она назвала лучшим изделие Верди Катлер. Она хлопала в ладоши и притворялась, будто от души веселится, хотя ей больше всего хотелось бы вернуться в свою одинокую постель, свернуться калачиком и вдосталь наплакаться.

Джульетта не знала, сможет ли снова смотреть на широкие пространства прерии, не слыша эха от ударов копий из тополя об изготовленные из ведер шлемы, озорные вопли ее друзей и соседей, изображавших боевые кличи, энергичные подбадривания и радостные крики, которые создали новую, нерушимую основу Брода Уолберна.

Джеффри не участвовал в соревнованиях, оставаясь, как и она, зрителем. Джульетта поймала себя на том, что смотрит в его сторону чаще, чем ей хотелось бы. Она не могла понять, что на нее нашло. Женщина, которую только что отвергли, которая обменялась гневными словами с мужчиной, не должна была бы украдкой разглядывать его мускулы и сравнивать его подтянутую мощь с силой остальных мужчин. Однако она не могла заставить себя не смотреть – и не сожалеть о том, что Джеффри не принял участия в играх. Ужаснувшись, Джульетта поняла, что была бы в восторге от возможности посмотреть на него в действии.

– Вам, уважаемые леди, пора уходить! – внушительно объявил Робби, когда состязания окончились и все наелись досыта. – А нам, мужчинам, предстоит рыцарское бдение.

Это известие было встречено громкими протестами, хотя Джульетта обрадовалась возможности уйти.

– Вам было бы скучно, если бы вы здесь остались, – сказал Джеффри. Его взгляд на секунду остановился на Джульетте, и она подумала, что в его присутствии ей никогда не было бы скучно. Однако чувствовалось, что Джеффри намерен убедить их всех уйти. – Мы должны омыться в ручье, поскольку ров еще не наполнен. А потом мы наденем наши доспехи и всю ночь будем молиться, стараясь достигнуть состояния благодати, которая подготовит нас к рыцарству.

Этими словами Джеффри без труда превратил крики протеста в возгласы одобрения. И никто из измученных заботами поселенцев не засмеялся и не назвал это пустой потерей времени: казалось, все охотно готовы потакать замысловатым причудам человека, считающего себя перенесшимся во времени рыцарем.

– Мне ужасно любопытно все это – конечно, как учительнице, – прошептала Алма, когда женщины направились по домам. – Что вы скажете, мисс Джей, хотите попозже тайком пробраться обратно и посмотреть?

Джульетта не могла понять, с чего это Алма вообразила, будто вдова Уолберн может захотеть участвовать в выходке, которая приличествовала бы хихикающим школьницам. Сама Джульетта не могла бы объяснить себе, с чего это ей вдруг идти обратно: ведь Джеффри так ясно дал ей понять, что не желает иметь с ней никаких дел…

– Да, я с вами пойду, – ответила Джульетта. – В… в образовательных целях, конечно.

Они встретились у конюшни и пробрались обратно по все еще темной прерии.

– Мы, наверное, нарушаем какое-нибудь неписаное правило из рыцарского кодекса чести, – прошептала Джульетта.

– Ну и что? – отозвалась Алма. – Все равно никто в это по-настоящему не верит.

Джульетта должна была бы обрадоваться, услышав, что в своем скептическом отношении она не одинока, а вместо этого оскорбилась за Джеффри, словно его предали.

– Тогда почему все на это пошли?

– Ну, это не менее нелепо, чем когда капитан Чейни заставляет их маршировать и объявляет, что они – настоящее ополчение. Во всем, что не относится к фермерству, наши мужчины так же несведущи, как слепые котята, а некоторые и в фермерстве не очень-то разбираются. По-моему, они слушались бы каждого, кто бы побеспокоился хоть немного научить их драться.

Они остановились на приличном расстоянии от дома Джеффри. Поскольку двери в нем не поставили, то им хорошо было видно все, что происходило внутри. Свечи – десятки свечей – мерцали во вбитых в стену держаках. Мужчины Брода Уолберна стояли на коленях спиной к ним, и было ясно, что они провели в этой позе всю ночь. Некоторых покачивало от усталости, другие ссутулили плечи, невольно приняв позу пахаря, склонившегося к плугу. Джеффри стоял на коленях впереди всех, и его широкие плечи были гордо расправлены, а голова поднята вверх, так что завязанные в хвост длинные волосы каштановой волной спадали ему на спину.

– О Боже! – Шепот Алмы выдал ее смущение. – Выглядит как-то свято, правда, мисс Джей?

Джульетта не смогла ей ответить.

Сквозь дверь ворвался косой луч солнца. Можно было подумать, что мужчины дожидались первого признака нового дня. В воздухе послышался негромкий мужской голос, заставивший Алму с Джульеттой немного приблизиться. Еще не различая слов, Джульетта поняла, что говорит Джеффри: никакой другой голос не мог так ее взволновать.

– Мы молим тебя, Господь наш: благослови этих мужчин десницей величия твоего. Пусть они смогут защищать церковь твою, вдов, сирот и всех слуг твоих от нашествия варваров и паскудных разбойников. Пусть эти мужчины внушают страх и ужас всем другим вершителям беззаконий и зла, и пусть они всегда будут справедливы и в нападении, и в защите.

Конец этой молитвы был отмечен нестройными возгласами «Аминь!».

Джеффри встал, и в нем не чувствовалось усталости после ночного бдения. Джульетта отпрянула, опасаясь, как бы он ее не заметил, но все его внимание было устремлено на мужчин, стоящих на коленях в торжественном молчании.

– Если бы у нас нашлось достаточное количество шпор, то теперь они были бы прикреплены к вашим пяткам. А будь у нас достаточное количество мечей, мы сейчас трижды взмахнули бы ими, прежде чем привязать к поясу. Но не имея этих важнейших элементов, нам придется обойтись моими шпорами и мечом.

Мужчины встали с колен и выстроились в ряд. Только благодаря огромному росту Джеффри женщины по-прежнему могли его видеть. Джульетта заметила, как в свете свечей блеснул металл: Джеффри поднял меч и ловко коснулся им правого плеча Бина Тайлера.

– Будь рыцарем, сэр Бин, – произнес Джеффри. – И клянись защищать и оберегать Брод Уолберна до своего последнего вздоха.

– Э-э… клянусь!

Гордый ответ Бина разнесся по прерии.

– О Боже! – еще раз пискнула Алма. Каждый мужчина, заслуживший удар мечом, словно становился выше и отходил от Джеффри с суровой решительностью, которая сулила мало хорошего тем приграничным разбойникам, которые осмелились бы напасть на город. Сердце Джульетты переполняли гордость, глубокая благодарность и горькие сожаления. Она испытывала благоговение перед полным достоинства и древнего величия обрядом, в котором священные слова так переплелись с понятными всем словами современности.