Но что же мешало Ире раньше намекнуть Володе о своих чувствах? Пусть даже таким способом, к которому она прибегла теперь? Почему ей понадобился для этого целый год? Может быть, девушка была не уверена в собственных чувствах и хотела убедиться, что это не какой-нибудь порыв сиюминутный, а нечто настоящее, глубокое, подлинное? Нет, дело тут было совсем в другом…

Ну прежде всего болезненная неуверенность в себе. Чего только не делала Наумлинская, чтобы увеличить, хотя бы зрительно, свои восточные глаза. Сколько книг и косметических пособий проштудировала бедная девушка, но результат, к сожалению, ее ни в коей мере не устроил. Ну не желали ее глаза превращаться в нормальные. Хоть ты тресни! В конце концов Наумлинская решила для себя, что если уж Володя не сможет ее полюбить (во всяком случае, до того момента, как она сделает пластическую операцию), то, может быть, он не станет отвергать ее дружбу? Хотя, если честно, то и в этом девушка сомневалась, потому что не находила в себе ничего такого, что могло бы его привлечь. Даже в качестве друга. Но что-то все-таки изменилось в ней за этот год. А может быть, Ира просто устала от безответной любви и надеялась в душе, что определенность, какой бы та ни оказалась, принесет ей облегчение и покой.

4

Около четырех часов пополудни в трехкомнатной квартире Наумлинских раздался телефонный звонок.

– Привет, Ир… – Не сразу узнала она голос одноклассницы: ведь за все годы совместной учебы Снегирева позвонила первый раз.

– Привет! – обрадовалась Ира, не зная, что говорить дальше.

Но Галина с ходу взяла инициативу в свои руки:

– Я тут набросала кое-что… Хочешь прочитаю? Или, может, забежишь ко мне, чтобы не по телефону? И потом, мне тут кой-какие детали уточнить нужно… – неуверенно предложила Снегирева.

Но Наумлинская схватилась за эту идею как за спасательный круг:

– Конечно! Я с радостью! Только я, кажется, не знаю, где ты живешь… Галь… А это удобно? – тут же попыталась залезть обратно в свою «ракушку» девушка.

Но Снегирева, видимо, почувствовав это, поспешила заверить Иру:

– О чем ты говоришь? Конечно, удобно! Заодно и посмотришь, как живут твои одноклассники. Слушай, Ир… – сменила вдруг тон Снегирева. – А ты вообще-то хоть у кого-нибудь была в гостях?

– Да… – виновато протянула Наумлинская. – Заходила к Люсе Черепахиной как-то… в классе четвертом, кажется…

Снегирева продиктовала Наумлинской адрес, подробно рассказала, как найти ее дом, после чего Ира, не помня себя от радости, кинулась переодеваться. Почему-то ей хотелось сейчас выглядеть эффектно и празднично. А недостатка в одежде девушка, надо сказать, никогда не ощущала. Евгения Павловна изо всех сил старалась помочь дочери обрести уверенность в себе. А для девушки, по мнению мамы, красивые вещи играют в этом деле отнюдь не последнюю роль.

Увидев на пороге Иру, разодетую в ярко-фиолетовый с блестками блузон и серебристые брюки клеш, Снегирева так и ахнула:

– Ну тебе в таком наряде хоть сейчас на эстраду…

– Плохо, да? – сникла Наумлинская, почувствовав, как близко подступили к глазам слезы.

– Да ты что! Наоборот! – поспешила успокоить ее Галя. – Почему ты в школу ни разу так не пришла? Знаешь, как тебе здорово? Совсем другой образ получился! – искренне восторгалась Снегирева. – Да Геранмае от зависти не знаю что бы с собой сделала!

Между Снегиревой и Лу Геранмае с самого первого класса возникло что-то вроде антипатии или даже активного отторжения друг друга. Это чувство (или состояние?) усилилось в этом году, после того как Галя в силу обстоятельств сблизилась с лучшей подругой Лу – Люсей Черепахиной. Теперь Лу позволяла себе откровенные и обидные подколки в адрес Снегиревой, но у той было достаточно здравого смысла не реагировать на них. Возможно, Галя, не отдавая себе в том отчета, отчасти поэтому и согласилась помочь Наумлинской, что втайне желала, чтобы у Геранмае не осталось ни одного воздыхателя. А то, что Володя Надыкто сохнет по Лу с первого класса, ни для кого не было секретом.

– Слушай… Я всегда говорила, что у тебя очень своеобразная внешность, – продолжала сыпать комплиментами Галя, – но даже представить себе не могла, что ты можешь быть такой красавицей!

– Чего смеяться-то? – смутилась и покраснела до кончиков ушей Наумлинская.

– Я тебе точно говорю, – не унималась Снегирева. – Да если ты завтра в таком прикиде в школу явишься, то никаких стихов не потребуется! Тебе бы еще подстричься, – сказала Галя, критическим взглядом оценивая «хвостик» Наумлинской. До недавнего времени Снегирева и сама носила точно такой же «хвостик». Но, познакомившись с Игорем, девушка словно заново на свет родилась. Все в ней изменилось, начиная с прически и заканчивая особым блеском в глазах. – Нет, правда-правда… Я бы на твоем месте сделала что-нибудь типа классического каре. Волосы у тебя классные, густые… А цвет вообще необыкновенный. Короче, каре, по-моему, тебе очень пойдет. Хочешь, вместе в парикмахерскую сходим?

– Не знаю, – неуверенно пожала плечами Наумлинская. – Я и сама думала, чтобы такое сделать, чтоб измениться. Но прическа… А вдруг я еще хуже стану?

– Что значит «еще хуже»? – искренне возмутилась Галя. – Ты мне эти разговоры брось! С такими мыслями мы с тобой далеко не уедем! И давай сразу договоримся: раз уж ты выбрала меня… – Тут девушка осеклась в поисках нужного слова, но, так и не подобрав его, махнула рукой: – Короче, если хочешь, чтобы я тебе в этом деле помогла, то постарайся прислушиваться к моим советам. И не только в смысле стихов, договорились?

Наумлинская покорно кивнула, а Снегирева, довольная собой, тряхнула головой. Галя знала за собой один недостаток – ее всегда тянуло… не то чтобы помыкать кем-то, нет… Скажем мягче: руководить, наставлять на путь истинный, советовать, поучать. Но поскольку никто из ее ближайшего окружения даже и не думал прислушиваться к ее мудрым советам и наставлениям, то сейчас девушка была весьма рада неожиданно представившейся возможности. Галя всегда стремилась быть наставницей. А лучшей кандидатуры на роль покорной ученицы, чем Наумлинская, и представить себе было трудно! Словом, для обеих девушек все складывалось на редкость удачно.

– Прежде всего вымой руки, – бросила Снегирева, заметив, что Наумлинская собирается усесться в кресло.

– Да, да… – поспешно кивнула та. – А где у вас ванная?

Когда все условности были соблюдены и девушки расположились в креслах напротив друг друга, Снегирева важно прокашлялась и попросила:

– А теперь расскажи мне, пожалуйста, все по порядку. С самого первого дня. И не думай только, что мною движет праздное любопытство… Просто я…

– Да я и не думаю, – перебила ее Ирина. – Я понимаю, что тебе, чтобы написать хорошее стихотворение, необходимо знать о нас как можно больше.

Произнеся это «о нас», девушка и сама, казалось, перепугалась. Снегирева тоже обратила внимание на оговорку Наумлинской.

– Так между вами что-то уже было? – строго вскинула она тонкие брови.

Вообще-то вместе они выглядели довольно забавно. Особенно когда стояли рядом – высоченная и уверенная в себе Снегирева и маленькая, щуплая, робко жмущаяся к стенке Наумлинская. И хотя Ира в лучах хрустальной люстры так и сверкала вся блестками на роскошном блузоне, а Снегирева была одета по-домашнему скромно – в спортивные брюки и видавший виды джемперок, держалась она с достоинством истинной королевы. Впрочем, и Снегирева далеко не всегда была такой. Не так давно она сама страдала от осознания собственной никчемности и уверенности в том, что не родился еще на свет человек, способный влюбиться в такую нелепую и никому не нужную девицу, какой она сама себя считала.

Залившись краской, Ира молчала, и Снегирева была вынуждена повторить вопрос:

– Так было между вами что-нибудь или нет? Это очень важно, пойми.

– Не знаю, как это назвать… – робко начала Наумлинская. – Если ты имеешь в виду поцелуи там всякие… то ничего такого между нами не было…

– Но что-то все-таки было? – напирала Снегирева, все глубже вживаясь в роль строгой, но справедливой наставницы.

– Что-то было… – сказала Ира, опуская глаза. – А можно я водички попью?

– Ну почему водички? – снисходительно улыбнулась Галя. – Хочешь чаю? У меня и тортик вафельный есть…

Ира с благодарностью кивнула, и они отправились на кухню ставить на плиту чайник.

– Да я бы и сама справилась, – сказала Снегирева, жестом показывая Наумлинской на табуретку.

– Ничего, – тихо отозвалась та. – На кухне как-то уютнее…

На какое-то время над столом повисла пауза. Снегирева мысленно ругала себя, что опять перегнула палку, да так, что бедная одноклассница, скорее всего, передумает и, выпив чаю, в ужасе убежит домой. А Ира просто пыталась решиться рассказать Гале о том памятном походе на выставку рептилий, с которого все и началось.

5

Наумлинская никак не ожидала, что ее рассказ произведет на Галю такое сильное впечатление. Но, увидев реакцию новой подруги, девушка нисколько не усомнилась в ее искренности:

– Да! – закатила глаза к потолку Снегирева. – Никогда бы не подумала, что тихоня Надыкто способен на такой героический поступок!

– Я тоже, – тихо откликнулась Ира.

– Это ж представить страшно, – сокрушалась Галя, – до какой степени нам дела друг до друга нет! Сидим каждый в своей раковине и ничего и никого вокруг не замечаем!

Эти мысли были настолько созвучны мыслям Наумлинской, что она не смогла сдержаться и, вскочив на ноги, выкрикнула:

– Вот и я о том же, Галь! Ужас, скажи?!

– Да что там далеко за примером ходить, – махнула рукой Снегирева. – Вот взять, к примеру, тебя… – на секунду девушка задумалась. – Вот если б ты ко мне не подошла вчера и не попросила стихотворение написать, так бы я и не узнала никогда, какая ты классная девчонка. И смотрела бы на тебя невидящим взглядом, как на пустое место!