— Тише, девочки, тише. — Они снова явно услышали успокаивающий голос Амиции Фокс. Призрак матери взглянул на Сибиллу. — А ты держалась молодцом, как и всегда. — Как ни странно, но ее голос отдавался эхом в спальне леди де Лаэрн, словно был чем-то вполне материальным. Теперь Амиция смотрела не только на Сибиллу, но и на всех сестер сразу. — Берегите друг друга!

Сверкнув в последний раз, образ Амиции Фокс бесшумно исчез в никуда, едва дверь в спальню неожиданно приоткрылась и снова захлопнулась, громко стукнув.

Сестры посмотрели друг на друга, осознав, что никто из них, войдя в комнату, не запирал дверь за собой, и даже услышав щелчок замка и скрип старых петель, Элис и Сесилия осознали, что все они сейчас очень далеки от озорства и розыгрышей. Звук захлопнувшейся двери заставил их подпрыгнуть на месте, и всем был виден совершенно пустой дверной проем.

Старая женщина на кровати напоминала теперь тряпичную куклу без набивки. На покрывале рядом с безжизненным телом Сибил де Лаэрн, в том самом месте, где совсем недавно переливался туманным серебром призрак Амиции, теперь лежал миниатюрный портрет.

Глава 29

Несмотря на ночное время, он выехал из Лондона в одиночку и остановился лишь один раз, чтобы очень быстро перекусить и сменить лошадь.

Теперь же он против собственной воли, находясь недалеко от подъемного моста Фолстоу, стал несколько сдерживать проворное животное: с одной стороны, он давал ему перевести дыхание, с другой — ему просто хотелось полюбоваться красотой каменного замка, разглядывая его новыми глазами. За этими величественными стенами его ждала Люси — отрада и счастье всей жизни.

И каждый находящийся в замке ждал Сибиллу. В какой-то миг Джулиану показалось, что и сам замок застыл в предвкушении появления хозяйки, а его камни засверкают в солнечных лучах радостным блеском при появлении Сибиллы на лондонской дороге. Гриффин почти физически ощущал собственным телом, как Фолстоу притягивает его волшебным магнитом. Он осознавал, разумеется, что, несмотря на то что управление этим огромным хозяйством ляжет на его плечи, несмотря на то что свернутый под плащом пергамент, подписанный королем, греет сердце, замок ему все же не принадлежит.

Это он, Джулиан, принадлежал теперь замку. Он понял это только сейчас, разглядывая трепещущие башенные флаги, хлопки которых достигали его ушей, чувствуя первые весенние запахи, исходящие от земли невидимым паром, и наблюдая, как легкие облака окружали высокие башни замка, словно дымчатая корона. Нет, Фолстоу не был просто замком, пускай и самым незаурядным. Замок представлял собой ни с чем не сравнимую обитель, сотканную из истории и чувств, опасностей и многочисленных распрей, магии и любви. Фолстоу стал манить Джулиана два года назад, когда он только начал расследование по делу семьи Фокс, и эти зубчатые стены, казалось, вцепились в его душу, чтобы больше никогда не отпустить обратно.

Теперь же замок взял под свою защиту самое ценное, что у него было в жизни, — Люси. Джулиан вдруг осознал, что и его дочь теперь тоже принадлежит Фолстоу с того самого момента, когда он впервые вообразил ее маленькой девочкой в длинных юбках, бегающей по окрестным холмам или играющей на лесной опушке, представил легкий стук миниатюрных каблучков по каменным ступеням, когда она подбегает к отцу, чтобы уютно расположиться у него на коленях. Теперь она всегда будет воспринимать Фолстоу как родной дом, как место, где можно обрести безопасность и покой и где она будет находиться в окружении тех, кто любит ее больше всех на свете.

— Спасибо тебе, Кейтлин, — прошептал Джулиан. Оторвав взгляд от замка, он посмотрел в весеннее небо. — Я клянусь, что Люси будет знать про свою настоящую мать, и у тебя найдется повод, чтобы гордиться мной.

Гриффин взглянул на шею лошади, а когда снова поднял голову, увидел перед собой вооруженного солдата, скачущего навстречу. Он пришпорил лошадь, радуясь встрече с живым человеком, пусть даже почти в самом конце путешествия.


Воссоединение с Люси стало для Джулиана одним из самых ярких воспоминаний на всю оставшуюся жизнь. Вглядываясь в маленькое личико дочери, он обнаружил, к своему изумлению, что за четыре дня его отсутствия — самый длительный срок их разлуки — Люси стала выглядеть старше. Широкая беззубая улыбка, радостный визг и довольный смех, который она издала, находясь еще на руках старого Грейвза, вызвали столь сильный укол любви и нежности, что Джулиан, казалось, почувствовал физическую боль.

Наступил вечер, преддверие которого оба — отец и дочь — провели в так необходимой им безмятежной дремоте. Джулиан, сидя за хозяйским столом, не отличающимся обилием еды, усадил на колени Люси, разглядывая временно пустующий инкрустированный стул Сибиллы, стоящий справа. Подумав, Гриффин не без помощи Грейвза укутал малышку в толстое одеяло и усадил на стул хозяйки. Почувствовав свободу, малышка тут же принялась стучать пустой деревянной плошкой по столу, словно требовала чего-то, и к ней немедленно кинулись несколько старых служанок, видимо, успевших полюбить ее до безумия, и начали что-то тихо ворковать ласковыми голосами. Иногда Джулиан поглядывал на входную дверь зала, надеясь, что вот-вот раздастся стук шагов готовой присоединиться к ним Сибиллы, но все остальное время не сводил с дочери влюбленного взгляда.

Скромный ужин подходил к концу, когда вместо Сибиллы перед Джулианом возник королевский гонец, держащий в руках послание. Грейвз, внутренне собравшись, немедленно занял место позади стула Люси. Не в силах скрыть тревогу, Гриффин нахмурился, сломал печать и, развернув небольшой прямоугольник пергамента, прочитал:

«Лорд Гриффин!

Леди де Лаэрн умерла. Я вынуждена немного задержаться в Лондоне, пока ее тело будет готовиться для перевозки в Фолстоу. Предупреди Грейвза, которому хорошо известны все тонкости ритуала погребения. Наши планы откладываются на неопределенный срок.

С.».

Джулиан нахмурился еще сильнее. Мысль о том, что встреча с Сибиллой откладывается, вызвала в нем прилив необычайной грусти, да и последняя фраза об изменении ближайших планов не могла стать причиной радости. Само собой, «ближайшие планы» — прямой намек на замужество, но как тогда понять «откладываются на неопределенный срок»? Джулиан через плечо оглянулся туда, где должен был находиться Грейвз, однако старик уже неслышно исчез. Обидно! Гриффин был бы совсем не прочь услышать мнение старого слуги по поводу содержания письма.

Дважды прочитав коротенькое послание, Джулиан спрятал его под плащом и, встав, жестом приказал служанкам удалиться, после чего распеленал Люси из одеяла и, взяв ее на руки, покинул зал. Гриффин полагал, что порядок в его башенной комнате остался прежним.

Этой ночью Сибилла так и не вернулась.


За последние годы ей не приходилось удаляться от Фолстоу так далеко и так надолго. Сибиллу охватывало странное чувство. Прежде всего это было связано с тем, что, взглянув из зарешеченного окна кареты на удаляющийся замок, она была совершенно уверена, что никогда не увидит его снова. Люди, мимо которых она проезжала в своей тюрьме на колесах, равно и те, которые безразлично проезжали мимо нее, не знали и не могли знать, кто там находится внутри. Даже если бы по странному стечению обстоятельств она и столкнулась бы вдруг с кем-то из них лицом к лицу, вероятность того, что они признали бы пленницу, была ничтожно мала. По пути в Лондон Сибилла была никем и ничем, просто безымянным и бездомным существом в женском обличье.

Покрытый брезентом деревянный гроб с леди де Лаэрн ехал на телеге вслед за нанятым Сибиллой экипажем. Несмотря на бурные протесты сестер, она все же уговорила Сесилию и Элис отправиться без нее, доказав им, что лучше сейчас для них находиться рядом с мужьями. Правда, средняя сестра настойчиво отказывалась, находя в предстоящем путешествии в Фолстоу некое разнообразие в собственной жизни. Но Сибилла категорически настояла, что хочет побыть одна и не нуждается в их компании, невзирая на то что любит и дорожит ими. В самом деле, погруженная в собственные мысли, она совсем не желала сопровождающих, будь то любимые сестры либо кто-то еще. Въедливые замечания Сесилии и нескончаемые вопросы обеспокоенной Элис, присутствие Пирса и Оливера были бы только помехой, мешая сосредоточиться и подумать. А именно это ей было нужно сейчас больше всего! Кроме того, ей не хотелось бы разочароваться в ком-то из них.

Пусть уж Си и Элис разъедутся по домам — в Белмонт и Гиллвик соответственно. Хотя что им стоит появиться в Фолстоу следом? Она ведь при них предупреждала возниц, чтобы те не вздумали гнать лошадей с риском растрясти гроб и рассчитывали на переход от Лондона до замка с двумя ночевками в придорожных гостиницах. Кроме того, неторопливость путешествия давала ей дополнительное время для раздумий.

Вопросы, крутящиеся в голове Сибиллы, пока так и оставались нерешенными. Большинство из них возникло на основе запутанных фактов и неясных намеков, которые неожиданно проявились в отрезок времени между окончанием суда и исчезновением призрака Амиции-Сибил де Лаэрн из королевской гостевой комнаты. Безусловно, и Си, и Элис тоже терялись в догадках, однако у Сибиллы было свое мнение на этот счет. Беда заключаюсь в том, что собственное мнение и правильный ответ — вещи разные. По меньшей мере лично для нее, как для женщины, собирающейся замуж за Джулиана Гриффина.

Призрак матери, возникший над кроватью Сибил де Лаэрн, преследовал Сибиллу. Этот вид простого, почти крестьянского шерстяного платья, эти неубранные волосы, обрамляющие все еще цветущее лицо, взгляд, исполненный любви и готовности встать на защиту, не давали ей покоя. И кроме того, эти слова: «Миледи наконец заснула», — о Боже праведный…

Ведь с первой же минуты Сибилле стало совершенно ясно, что леди де Лаэрн лжет, оговаривая себя перед королем Англии. Ясно, как и то, что сама она, Сибилла, — внебрачная дочь, рожденная Амицией, которая также появилась на свет вне закона.