— Не оттирается? Ты бы мылом… — предложил Марк.

— Не-е, это наоборот.

— Что?

— Щас. — Девочка сняла с плеча квадратик бумаги, и под ней обнаружилась картинка — разноцветная бабочка. — Классно? — гордо оглядывая результат, спросила Настя.

— Ничего, — осторожно ответил доктор.

— Теперь еще браслет.

— Браслет?

— Ну да. Только не клеить, а нарисовать надо. — Она пошла в комнату, мужчина потянулся следом. — Мне Танька дала такие специальные фломастеры здоровские. Вот мама выберется из своей командировки, попрошу такие же. Смотрите, берешь картинку, прикладываешь и в дырочках закрашиваешь. Отпад?

Настя ловко налепила на другую руку трафарет узорчатого браслета и принялась ловко орудовать светло-коричневым фломастером. Но вскоре дырочки оказались вне пределов ее досягаемости, и, подняв на доктора лукавые серые глаза, девочка спросила:

— Поможете?

Несколько секунд Марк думал, педагогично ли раскрашивать ребенка. Потом решил, что лучше пусть хоть с ног до головы облепит себя этой чушью (тем более что она смывается), чем плачет в подушку, и взял фломастер. Вскоре второе предплечье тоже было украшено татуировкой. Настя повертелась перед зеркалом и осталась вполне довольна результатом. Потом уставилась на гостя. В больших детских глазах вполне очевидно читался вопрос: а ты, мужик, какого черта тут делаешь? Марк не очень представлял, о чем с ней разговаривать, поэтому решил начать с очевидного.

— Э-э, тебе тут нравится?

— Да.

— Ты с кем-нибудь подружилась?

Она пожала плечами:

— Ну, Танька ничего… И Макс такой смешной. А Лиля — задавака.

— Да?

— Подумаешь, у папаши ее завод, где пиво делают! Вот если бы мороженое… А выпендривается — «у меня свой шофер, у меня свой пони». Противная такая… Но Танька ее хорошо уделала: эта кучка жира начала рассказывать, что ее мама уволила гувернантку, потому что та пыталась научить Лильку убирать постель и неаккуратно делала Лилечке маникюр. А Танька и говорит: «Раз тебя шофер, а не отец везде возит, а мама даже ногти постричь брезгует, наверное, они тебя терпеть не могут и им просто неохота с тобой возиться». Представляешь? Она чуть не лопнула!

— И что она ответила?

— А ничего. Тут аники набежали и зачирикали. Танька говорит, им не разрешают нас одних оставлять, чтобы мы не ссорились, а тут они бегали на актера смотреть… К нам настоящий артист приехал, ну, такой блондин, черт, забыла, как его…

Настя плюхнулась на кровать, шевеля губами. Марк взял в руки журнал с динозаврами, и, как выяснилось, совершенно напрасно. Начисто позабыв про артиста, Настя вспомнила, что ей надо прочесть статью и по картинкам определить, какие динозавры хищники, а какие — травоядные. Пока доктор увлеченно изучал картинки и вписывал в клеточки ответы, она устроилась рядом и время от времени издавала какие-то звуки, участвуя в процессе распознавания динозавров. Но через некоторое время Марк обернулся и выяснил, что она преспокойно читает журнал «Кул герл». Это же надо! Ей девять лет! И она уже сумела обмануть взрослого мужика — заставила его трудиться, а сама спокойненько занималась своими делами. Обалдев от такой наглости подрастающего поколения, доктор выхватил журнал и, естественно, посмотрел на то, что читала девочка. Текста там было мало, но то, что было… Рот у него открылся, как ворота Кремля, широко и быстро. А картинки! Причем самое ужасное состояло в том, что вся эта низкопробная писанина предназначалась именно для детей. Правда, скорее, подростков. Но все равно. Словечки «отстой», «круто», «фигня», «бабло», «мурня», «долбак» составляли большую часть текста. И в то же время даже для неискушенного было очевидно, что это писал взрослый, подделываясь под молодежный жаргон, под речь, которая не является для него естественной.

Так неловко говорит человек, тщательно изучавший иностранный язык, но не имевший никакой практики.

Марк был настолько деморализован, что, когда Настя отобрала журнал со словами «Это только для девочек!» — он кивнул и пополз к двери. Уже у выхода робко спросил:

— Я пойду?

— Пока-пока. — Настя уткнулась в журнал.

Марк пошел в бар и попросил кофе. Будем считать, что общение состоялось и он внес свой вклад в душевное равновесие ребенка. Потом опять звонил Лане на мобильник — отключен, в офис — в командировке. Так и промаялся до вечернего Настиного спектакля.

Малая сцена располагалась в милом зальчике, где шторы и портьеры были темно-вишневые, а кресла обиты темно-красным плюшем — прямо как в каком-нибудь старом театре. Когда прозвенел третий звонок — все ну просто очень по-настоящему, — на сцену вышла та самая дама — завуч — и произнесла несколько подобающих случаю слов: молодые дарования… встречайте… Все дружно захлопали, и спектакль начался.

Марк не был большим любителем и знатоком детской самодеятельности, но его поразило, как разновозрастных детей можно было за два дня натаскать для исполнения ролей. Да, это небольшие роли, но все очень старались. Опять же это был не сюжетный спектакль, а, скорее, несколько сценок из русской и всемирной истории. Такое построение спектакля давало еще одно преимущество: почти все играли главные роли, родители щелкали фотоаппаратами, припадали к камерам (он видел, что завуч тоже снимает — либо для отчетности, либо не все дети были с родственниками) и подолгу аплодировали после каждой сцены.

Доктор в некотором обалдении наблюдал этот драматургический компот. Началом послужил диалог Клеопатры с Цезарем, где Клеопатрой была крошечная девочка, завернутая в белую столу. В черном парике, с накрашенными глазами, она и впрямь выглядела египтянкой. Руки унизаны множеством браслетов, босые ножки осторожно ступали по сцене. На взгляд Марка, девочке было лет семь, и он жутко поразился, услышав довольно громкий и уверенный голос, которым юное создание призывало всяческие несчастья на голову римлян. Тетя Рая, услышав заданный вполголоса вопрос, покачала головой и тихонько сказала:

— Приглядись — она старше Насти.

Цезарем был подросток лет пятнадцати. Марк и не думал, что в этом возрасте человека можно выгнать на сцену в некоем подобии тоги и заставить подыгрывать малявке. Но ломающийся голос, в котором звучал сарказм, и слегка ленивый вид неожиданно создали нужный контраст искренности юной царицы.

Потом на сцене оказалась княгиня Ольга, которая, проводив в поход мужа и получив вести о его гибели, инструктировала послов, как им совершить диверсию против древлян. Марк внимательно разглядывал наряд: нечто вроде сарафана, расшитого бисером и имитирующего — с его непрофессиональной точки зрения, довольно удачно — русскую одежду. По плечам княгини змеились русые косы, перевитые серебряными лентами, по сторонам маленького личика покачивались длинные серьги. Когда указующий перст княгини вытянулся в сторону полутемного зала и она принялась обещать древлянам много интересных моментов в жизни, тетя Рая наклонилась к племяннику и прошептала:

— Настенька прелестна, правда? Жаль, у нас нет фотоаппарата, но Эмма Леонидовна сказала, что она непременно сделает несколько снимков.

Настенька? Только тут до Марка дошло, что на сцене царила Анастасия. Он очнулся очень вовремя и смог поучаствовать в бурных аплодисментах. Честно, сам бы ее ни за что не узнал! И как она смогла выучить за такое короткое время такой текст? Помнится, Лана жаловалась, что любые стихи, не говоря уж о прозе, размером больше четырех строк девочка учит с большим трудом.

В следующей сцене девочка появилась еще раз в свите императрицы Екатерины. Марк ее снова не узнал: парик с буклями, платье с кринолином, или это фижмы? Короче, такая широкая юбка.

Вообще, спектакль произвел на него большое впечатление. Не столько игрой актеров, сколько талантом организаторов и продуманностью деталей. Небольшой зал, уютные кресла, камерного размера сцена, а костюмы!.. Более того, когда зажгли свет, тетя Рая показала программку, с большим мастерством выполненную на цветном принтере. Там все было совершенно по-настоящему: название, роли, фамилии. Пробежав глазами список участников, доктор с удивлением понял, что в спектакле было занято всего шесть человек. Ему показалось, что их в два раза больше.

Переполненный впечатлениями, он отправился на поиски Эммы Леонидовны. Марку искренне хотелось выразить свое восхищение. И потом, может, у них есть что-то вроде книги отзывов и если туда написать что-нибудь хорошее, то этим, как их, аниматорам премию дадут. Хочется думать, они тут хорошо получают. За общение с детьми, особенно типа той Лили, о которой рассказывала Настя, надо еще надбавку за вредность давать.

Перед сценой было особенно оживленно, водоворот из детей и родителей крутился вокруг симпатичного мужика с качественно осветленными волосами. Марк без труда узнал популярного актера. Только всегда полагал, что он молод, а теперь понял, что либо ровесник, либо даже старше. Мужик сиял превосходно сделанной улыбкой и подписывал программки юным дарованиям. Эмма Леонидовна тусовалась рядом и в нужный момент произносила имя ребенка, которое артист вписывал в разноцветную бумажку, сопровождая словами восхищения. Через некоторое время завуч твердым голосом объявила:

— Господа актеры и уважаемые гости! Вас ждет вкусный ужин и небольшой сюрприз от нашего повара в честь премьеры. Прошу в ресторан!

Все, оживленно переговариваясь, потянулись к выходу. Эмма обратила на задержавшегося гостя вопросительный взгляд и спросила:

— Чем могу служить?

— Я просто хотел сказать спасибо — такая огромная работа… Настя только недавно приехала, но я и не представлял, что из нее можно сделать вполне приличную актрису за столь короткий срок. И самое удивительное, ей здесь все интересно и она ни разу не пожаловалась на скуку. Я, правда, не большой спец и не представляю, как вы все это делаете. У вас талант не только педагога, но и организатора.