При этих словах на красивом лице леди Маргарет появилось смятение.

– Скажи мне, что ты знаешь об этой женщине! – потребовала она.

– Ничего! – ответил Николас. – Во всяком случае ничего плохого! И, верь мне, женщина эта хочет нам всем лишь добра! Нет у нее никаких злокозненных намерений!

– Тогда почему она стремится помешать твоей свадьбе?

– Она и не стремится! – ответил Николас и отвернулся от матери. Когда он впервые повстречался с Дуглесс, она наговорила немало чудовищных вещей о Летиции, но больше это не повторялось! Слова матери заставили его несколько усомниться в искренности Дуглесс.

Приблизясь к нему, леди Маргарет тихо спросила:

– Скажи, а эта женщина из рода Монтгомери тебя любит?

– Да, – ответил он.

– В таком случае она должна хотеть лучшего для тебя! А наилучшее – это Летиция Калпин. Женщина из рода Монтгомери должна понимать, что никакого приданого она принести не может. Насчет дяди-короля она наврала, так что теперь я сомневаюсь, есть ли у нее хоть какие-то достойные родственники! Кто же она такая? Дочь лавочника, что ли?

– Учителя.

– Ах вот оно что! – воскликнула леди Маргарет. – Наконец-то я слышу правду! Ну и что же она может предложить семейству Стэффорд? У нее же ничего нет! – И, вновь положив ладонь на его руку, она сказала:

– Я вовсе не прошу тебя совсем отказаться от нее: пусть остается с тобой в нашем доме или же уезжает вместе с тобой и твоей женой. Взрослей себе рядом с этой женщиной! Люби ее! Веди себя с ней вольно! – Тут лицо леди Маргарет вновь приняло жесткое выражение, и она решительно проговорила:

– Но ты не можешь сделать ее своей женой! Ты меня понял?! Стэффорды не женятся на дочках учителей без пенса в кармане!

– Да, сударыня, я вполне понял вас! – ответил Николас, и глаза его потемнели от гнева. – И это я, более, чем кто-либо, ощущаю на своих плечах бремя нашего семейного имени! Хорошо, я исполню свой долг и женюсь на бессердечной красотке Летиции!

– И прекрасно! – воскликнула леди Маргарет, но понизив голос, добавила:

– Мне ненавистна мысль, что что-то может случиться с этой женщиной Монтгомери! Я к ней привязалась!

Николас некоторое время остолбенело глядел на мать, потом повернулся и вышел из комнаты. В ярости он бросился в свою спальню и без сил прислонился к двери, прикрыв глаза. Последние слова матери были более чем ясны для него: либо исполни свой долг и женись на Летиции Калпин, либо «что-то случится» с Дуглесс! Он хорошо понимал, как отнесется Дуглесс к его женитьбе: разумеется, она не останется с ним в одном доме и не согласится прислуживать его жене!

Значит, он потеряет Дуглесс и приобретет Летицию! Обменять любящие глаза Дуглесс на расчетливый холодный взор Летиции! Когда он впервые встретил Летицию, она поразила его своей красотой: темно-карие глаза, темные кудри, полные яркие губы. Но он, Николас, немало покрутился среди красивых женщин и быстро научился видеть и понимать, что скрыто за внешней красотой. По дому Стэффордов Летиция ходила, устремляя алчные взоры на золотую посуду, как бы мысленно оценивая ее стоимость – мозг ее явно работал как весы, прикидывая, сколько у Стэффордов в наличии золота, а сколько серебра!

Пытался он и соблазнить Летицию, но не преуспел в этом. И не потому, что она так уж противилась ему, просто она не выказала к этому никакого интереса: целовать Летицию было все равно что целовать теплую мраморную статую!

Стало быть, долг! – подумал он. Да, таков его долг: жениться на женщине, у которой больше денег и кровь – самая голубая!

– О Дуглесс! – прошептал он, прикрывая глаза. Придется сегодня сказать о неизбежно надвигающейся свадьбе! Он больше не может откладывать этот разговор!


***

– Ты не можешь жениться на ней! – едва слышно проговорила Дуглесс.

– Любовь моя! – воскликнул Николас, протягивая к ней руки.

Они сейчас были в центре лабиринта из зеленых изгородей – он специально привел ее сюда, чтобы поведать эту печальную весть. Дуглесс не знает, как выбираться из лабиринта, и поэтому вряд ли она убежит от него.

– Я должен на ней жениться! – сказал Николас, – В этом мой долг перед семьей!

Дуглесс пыталась изо всех сил сохранять спокойствие. Говорила себе, что ей предстоит осуществить вполне конкретное дело, что она обязана объяснить Николасу, почему он не может жениться на Летиции. Но когда любимый мужчина сообщает о браке с другой, логика, отступает!

– Долг, значит?! – процедила она сквозь зубы. – Разумеется! Не приходится сомневаться в том, какое это великое испытание для тебя – жениться на красивой куколке вроде Летиции! Мне, вероятно, на спор следовало бы утверждать, как ты страшишься этого события! К тому же, как я догадываюсь, ты и меня тоже хочешь, не правда ли?! Сразу – и жену и любовницу! Да только я не могу быть твоей любовницей – или могу? – И, поглядев на него, она сказала:

– Может, даже и могла бы! Скажи, а если б я согласилась улечься с тобой в постель, это удержало бы тебя от женитьбы на этой злокозненной женщине?!

– Злокозненной? – переспросил Николас. Он уже шагнул к ней и раскрыл объятия, но остановился. – Нет! Летиция, конечно, жадна, но чтобы быть злокозненной?!

– Да что ты понимаешь в злых кознях? – воскликнула Дуглесс, прижимая к груди сжатые в кулаки руки. – Все вы, мужчины, совершенна одинаковы – независимо от того, в какое время вы родились! Вы ничего не видите кроме внешности! Красотка может заполучить любого мужчину, какого только пожелает, и не важно, насколько безобразна ее душа! И если женщина уродлива, все остальное не имеет значения!

Николас опустил протянутые к ней руки, и в глазах его появились искорки гнева.

– Ну да! – сердито воскликнул он. – Да, только это одно и прельщает меня! Меня не заботит ни долг, ни семейная честь, ни женщина, которую я люблю! Все, что меня интересует, это как бы поскорее содрать одежды с божественного тела Летиции!

У Дуглесс даже сердце замерло, и возникло чувство, будто он ударил ее по щеке. Она резко повернулась и пошла прочь от него, но сразу поняла, что не знает, как выбраться из лабиринта! И она вновь повернулась к нему лицом, ее всю буквально трясло от гнева и вдруг, совершенно неожиданно, чувство гнева покинуло ее. Рухнув на скамью, Дуглесс закрыла лицо руками.

– Боже ты мой! – только и смогла прошептать она. Николас сел нею рядом, крепко обнял и не выпускал, пока она рыдала у него на груди.

– Это – нечто такое, что я обязан сделать! – говорил он. – Все это было договорено уже давно. И я этого не хочу, во вся ком случае, теперь не хочу, с тех пор, как у меня появилась ты! Но я должен это сделать! Случись что-нибудь с Китом, я стану графом, и мой долг – произвести наследника!

– Но Летиция не может иметь детей! – пробормотала Дуглесс, однако разобрать слова было трудно, поскольку она спрятала лицо на груди у Николаса.

Вытащив из кармана и протянув ей носовой платок, он переспросил:

– Что-что?!

Высморкавшись, Дуглесс повторила отчетливо:

– Летиция не может иметь детей!

– Откуда тебе это известно? – воскликнул он.

– Это Летиция подстроила твою казнь! О Николас, Бога ради, пожалуйста, не женись на ней! Ты не можешь сделать ее своей женой: она же убьет тебя! – Теперь Дуглесс начинала понемногу успокаиваться и вспоминать, что же такое она должна была сказать ему. – Я давно собиралась сообщить это тебе, но думала, что пока еще рано. Что ты должен научиться доверять мне. Я знаю, как сильно ты любишь Летицию, и…

– Люблю?! Люблю Летицию Калпин? Да кто тебе это сказал?

– Ты и сказал! Сказал, что из-за великой любви к ней ты должен вернуться в свой шестнадцатый век. Вскочив со скамьи, он вскричал:

– Так я что: все-таки полюбил ее, что ли?! Дуглесс шмыгнула носом и опять высморкалась. Потом сказала:

– Когда ты явился ко мне, то был уже в течение четырех лет женат на ней.

– Но мне потребовалось бы куда более четырех лет, чтобы заставить себя полюбить эту женщину! – пробормотал Николас.

– Что? Что ты говоришь?!

– Ну, расскажи мне побольше об этой любви, которую я якобы питал к своей жене! – попросил Николас.

В горле у Дуглесс стоял комок, и ей было трудно говорить, но она все же нашла в себе силы и пересказала ему то, что он некогда говорил ей. Он очень внимательно расспрашивал ее о подробностях их последних дней, проведенных вместе. И Дуглесс, держа его большую руку двумя своими, отвечала на все его вопросы.

Потом он тихонько поднял ее голову, взяв кончиками пальцев за подбородок, и сказал:

– Когда мы были вместе, я знал, что должен вернуться. И, вероятно, не желал, чтобы ты страдала после моего ухода. Поэтому я делал все, чтобы ты разлюбила меня!

Глаза Дуглесс расширились, в них искорками посверкивали слезинки.

– Да, ты так и говорил! – прошептала она. – В ту нашу последнюю ночь ты сказал, что не прикоснешься ко мне, потому что должен уйти!

Убрав у нее с лица мокрую от слез прядь волос, он с улыбкой проговорил:

– Конечно! Проживи я хоть тысячу лет с Летицией, все равно не смог бы ее полюбить!

– О Николас! – воскликнула Дуглесс и, обняв его за шею, принялась осыпать поцелуями. – Я знала, знала, что ты сделаешь все как надо! Знала, что ты не станешь жениться на ней!

А теперь все будет хорошо: тебя не казнят, у Летиции не останется. оснований для того, чтобы пытаться убить тебя или Кита, и она не спутается с Робертом Сидни, потому что ты не сделал Арабелле ребенка! О Николас, я так и знала, что ты на ней не женишься!

Высвободившись из ее объятий и взяв ее за руки, Николас проговорил, пристально глядя ей в глаза:

– Я поклялся жениться на Летиции и через три дня уеду, чтобы вступить с ней в брак. – Дуглесс попыталась вырваться от него, но он, не отпуская ее рук, договорил:

– Мой путь – не твой путь. И мы живем в разных эпохах' Я не столь свободен, как ты, и не волен вступать в брак лишь в соответствии с одними своими желаниями! – И, приблизив губы к ее лицу, он сказал: