Моё отчаяние достигло предела, оно приобрело самые страшные формы, неправильные, смертоносные. В моём кармане всё ещё лежал шприц, наполненный препаратом Хасана. Я просто забыл его выбросить, уносясь от здания больницы, одурманенный встречей с ним. И сейчас он упирался в мой бок, напоминая о себе. Всего один укол… И я буду далеко… Там, где нет боли…Там, где есть Ева.

Мои пальцы потянулись к карману. Я достал шприц и снял колпачок с иглы, неприятно блестевшей среди сумерек, закатал рукав… Но когда холодный металл прикоснулся к коже, я почувствовал, что в мою спину ударил ветер. Поток воздуха был совсем тёплым и совершенно не похожим на тот, что минуту назад пробирал меня холодом насквозь. Он был лёгким и согревающим, мягким бризом, дующим где-то между лопаток. Он был похож на счастье. Он был похож на дыхание Евы!

— Ты здесь? Рядом? – мои пальцы сжимающие шприц дрожали.

Я не понимал, что это было. Она не даёт мне убить себя? Она со мной? Или мне всё просто кажется, я сошёл с ума? Я разжал пальцы, и шприц покатился по мёрзлой земле.

— Ты не даёшь мне сделать это? Помогаешь мне жить, как и раньше… Помоги же мне найти причины жить дальше! Только ты сможешь сделать это… Только ты…

С неба летел снег. Его хлопья медленно опускались на зелёные ветки передо мною, покрывая их мягким пушистым одеялом. Мне уже не было холодно, потому что на своей спине я по-прежнему ощущал дуновение тёплого ветерка. Он расслаблял меня, убаюкивал, унося в тишину и бесконечность. Меня накрывало пустотой, дарящей долгожданное успокоение.

Эпилог

Солнце светило мягко и приветливо, так, как и положено светить солнцу в мартовские дни. Оно грело и радовало, даря природе первые по-настоящему тёплые лучи после тоскливого зимнего холода.

Я ждал его… Мне казалось, если я переживу эту зиму, этот постоянный холод тела и души, то идти будет легче. Я даже делал неуверенные шаги в свою новую жизнь, чтобы скоротать время. Вернувшись на работу, мне даже удалось более-менее наладить почти разрушенный бизнес. Пустота в сердце, притупившиеся чувства помогали быть хладнокровным и беспристрастным. А эти качества шли только на пользу делу. На совещаниях мне докладывали о приросте прибыли, коллеги удовлетворённо улыбались, радуясь положительным прогнозам и предчувствуя достаток. А мне было всё равно… Что такое деньги? Деньги не решают всех задач. Деньги не воскрешают умерших. Они лишь способны чуть замаскировать проблемы в жизни живых. И сейчас я понимал это, как никогда. Они мне стали не нужны…

Раз в месяц я делал денежный перевод в адрес дома, одно из окон которого было по-прежнему закрыто занавеской цвета апельсина. Я знал это, часто вечерами наблюдая издали за этим окном и так и не решившись придти туда ещё раз. Я не смогу вернуть родителям дочь, но избавить их от нужды было моим маленьким долгом перед ними.

В своих попытках жить я продвинулся настолько, что ночью перебрался в кровать, оставив своё пристанище на полу. Лишь только радужная подушка была моим неизменным спутником, способным бесконечно поглощать ночами мои слова, боль и слёзы.

Ночами я продолжал видеть её во снах. Когда мне выпадали счастливые дни, я видел её счастливой, улыбающейся, с бесконечно синими глазами. Такой, как на фотографиях в её комнате. В худшие же свои дни, мне снилась её боль, её слёзы, мне снился Хасан. И тогда я в поту просыпался среди ночи и уже до утра не мог уснуть, слушая дикий стук своего сердца.

Солнце припекало мою щеку, проникая в проём опущенного бокового автомобильного стекла. Я не заглушил двигатель, и машина мирно вибрировала подо мной. Обманчивый холодный ветер задувал внутрь, но поднимать стекло я не стал – в салоне должен быть свежий воздух.

Мой взгляд был направлен прямо на дверь родильного дома в тот момент, когда она открылась. Я вышел и открыл заднюю дверь, придерживая её. Кристина прошмыгнула в салон, мимолетно встретившись со мной взглядом. Маленький свёрток в её руках был тих и молчалив. Я аккуратно захлопнул дверь, стараясь не шуметь и сел за руль.

Руки мои уверенно держали руль, но ладони вспотели. Я испытывал странные неведомые чувства – в моей машине новая жизнь… Новая жизнь – это хорошо. Новая жизнь гораздо лучше, чем смерть…

— Макс, - услышал я тихий почти виноватый голос из-за спины,- спасибо тебе! Спасибо, что помогаешь нам…

Я не ответил, только лишь встретился с взглядом Кристины в зеркале заднего обзора. К чему слова?

— Это девочка, - так же тихо сказала Кристина.

Я кивнул, снова глядя в салонное зеркало. Как она изменилась с того времени, когда мы были вместе. Уставший взгляд, обреченность на лице. Мне даже показалось, что я вижу морщину на её лбу – худший её кошмар.

Мы почти не разговаривали всё это время. Я засиживался на работе допоздна, приходя домой почти ночью. А в выходные ни она, ни я не выходили из комнат, лишь изредка случайно сталкиваясь на кухне или около ванной. Всё наше общение сводилось к кивкам головой. Не скажу, что я был в восторге от нашего вынужденного соседства, но выкинуть на улицу женщину, ждущую ребёнка, пусть и предавшую меня, я не смог.

Войдя в квартиру, Кристина тихо прошмыгнула в комнату, закрыв за собой дверь. Я не стал мешать ей, скрывшись в своей.

Следующие дни, возвращаясь поздно с работы, я слышал детский плач. Я не слышал голоса Кристины, не слышал её шагов, только младенца.

Той ночью я, вымотавшись на работе, отключился почти сразу, как только моя голова коснулась подушки. Не знаю, сколько я проспал, только вскоре меня разбудил шум из-за стены. Ребёнок снова плакал, надрывно и горько. Я устало поднялся и пошёл в соседнюю комнату.

Я ожидал увидеть заботливую мать, укачивающую своё кричащее дитя, но меня встретила другая картина. Кристина сидела на кровати, поджав к груди ноги, со скорбным выражением на лице. Ладони её закрывали уши. Глаза плотно зажмурены. Пол вокруг кровати был усыпан использованными салфетками и детской одеждой. Было что-то отвратительное в том, что совсем ещё маленькие кофточки и штанишки, такие нежные и красивые, небрежно свалены на пол, прямо под ноги. Я стоял и не мог оторвать взгляда от них, белыми пятнами лежащими в темноте. В это время ребенок продолжал истошно кричать, находясь в своей кровати.

— Что тут у вас происходит?

— Я не знаю, Макс… Она орёт постоянно. Я с ума скоро сойду!

— Ты кормить её пробовала?

— Да сытая она! Я её накормила, я ей всё поменяла, все её пелёнки. Ей тепло, мягко! – Кристина истерично вскидывала руки. – Я уже не знаю, что её ещё нужно! Девчонка просто издевается надо мной. Использует меня. Так же, как и её папаша!

— Девчонка? - я устало потёр лоб, голова наполнялась пульсирующей болью от недосыпа, а детский плач лишь усугублял её, врываясь в мозг пронзительной трелью. – Ты даже не дала ей имени?

— Я не могу, Макс… Я не готова к этому всему… Это не моё! Почему я должна в одиночку тащить на себе ребёнка? Мне даже представить трудно, что теперь всю оставшуюся жизнь, я буду подтирать чужие сопли, слюни…

— А может быть, ты для начала просто укачаешь её? Песенку споёшь, ну или … не знаю, что там матери делают …

— Песенку????!!! – Кристина смотрела на меня с таким видом, будто только что я предложил станцевать ей канкан голышом на людной площади. – Я не хочу такой вот жизни, Макс! Я думала, что будет всё по-другому. Что он будет помогать мне, будет всегда рядом, а он просто сбежал.

— Когда-то и я думал, что ты всегда будешь рядом, – усмехнулся я. – Но, знаешь, иногда планы меняются. И поверь мне, перемены в твоей жизни не самые худшие!

— Вот только не надо давить на жалость! – она вскочила с кровати, убрав с лица растрепавшиеся волосы. – Может ты у нас и герой – прошёл через многое, помогаешь всем… Я не такая! Я просто человек! И я пока не готова жертвовать своей жизнью.

Я тяжело опустился на диван. Как же мне хотелось быть далеко от всего происходящего кошмара, не слышать криков, истерик, не видеть людей. Людей, которые живут, но не понимают до конца, что в этом их счастье. Если бы была возможность, я бы выбрал просто лежать сейчас на полу, на грязном тонком матрасе, окружённом серыми стенами, и слушать при этом тихое ровное дыхание на своей груди. Вот просто лежать так всю оставшуюся мне жизнь. Больше ничего не надо… Ничего!

Громкий хлопок двери вырвал меня из мыслей. Она ушла… Я выругался.

Писк из кроватки раздался с новой силой. Он уже не был возмущенным и призывным. Ребёнок плакал тоскливо и обречённо. Я подошёл к кроватке.

Она была настолько маленькая, что небольшая детская кровать казалась футбольным полем под ней. Совсем маленькая девочка, одинокая, на неуютном пустом матрасе. Я раньше никогда так близко не сталкивался с младенцами. Конечно, у моих знакомых были дети. Но моё общение с ними ограничивалось лишь подарками, отданными для них их родителям, и пожеланиями долгой здоровой жизни. Я никогда не держал на руках младенцев – слишком хрупкими и незнакомыми они мне казались. И вот сейчас, подняв её на руки, я был поражен тем, какая она: лёгкая, как пушинка, с невероятно маленькими пальчиками, сжимающимися в такие же маленькие кулачки. На её маленьких щеках были слёзы – настоящие человеческие слёзы на таком невинном детском личике.

В окно непривычно ярко светила луна, освещая мне ребёнка. Она уже не кричала, но слёзы всё ещё стояли в её глазах, больших… синих. Она смотрела прямо на меня, и лунный свет играл бликами на её тонких светлых волосах. Как у таких темных родителей, как Роберт и Кристина, мог родиться такой светлый ребёнок? У меня задрожали колени…

Я никогда не верил в переселение душ, потусторонние силы, но сейчас глядя в глаза ребёнка, я видел ЕЁ глаза. Тот же взгляд, тот же свет, то же тепло. Я прижал её к себе, носом уткнувшись в светлую макушку. Он неё шёл невероятный запах – нежный, уютный, едва уловимый, ни с чем не сравнимый аромат. Наверное, так могут пахнуть только младенцы. Так могут пахнуть лишь чистые души.