Куда они её увели? Что сейчас с ней? Она жива? В моей голове неслась бесконечная череда вопросов. Сейчас мне было действительно страшно. Первый раз за всё это время. Я беспомощно метался из угла в угол, ощущая себя совершенно не способным что-то сделать.

Я не распознавал скорость, с которой длилось время. Иногда мне казалось, что секунды ползут мучительно медленно, растягивая мою боль. А порой меня удивляло, как много уже прошло времени с той минуты, когда я видел её в последний раз.

Я часто останавливался и прислушивался в надежде услышать где-то её голос, поняв, что она жива. Но слышал я лишь тишину или иногда шум посуды за стеной.

Когда через некоторое время я увидел серую тень, принёсшую мне еду, меня охватила такая дикая злость. Они издеваются надо мной? Они забрали моё сердце, мою душу, забрали то единственное, что у меня было, а теперь решили накормить меня? Как благородно!

Я со всей силы пнул миску, поставленную серой женщиной между прутьев, и та отлетела в стену, оставляя на ней растекающиеся грязные пятна. Серая женщина взвизгнула от неожиданности и страха и убежала, даже не подняв её.

Я стоял и смотрел на остатки еды, медленно стекающие по стене на пол, и меня охватило такое отчаяние, что я завыл. Вся моя боль, всё моё негодование вырывались из груди с чудовищным звуком, обжигая моё горло и лёгкие.

Я рыдал… Первый раз с того времени, как хоронил своих родителей…

***

Почему она ничего не видит? Почему не может двигаться? Где она? Сердце Евы бешено застучало, разгоняя адреналин по телу.

Она попыталась снова пошевелить рукой, но её конечности были невозможно тяжелыми и не поддались велениям её мозга. Под спиной она почувствовала твёрдую холодную поверхность. На лице ощущалась повязка, закрывающая глаза, такая же непрозрачная, как и в первый раз.

Память медленно возвращалась, прокручивая кадры произошедшего. Ева вспоминала, как открывалась тяжелая решетка двери. Как она даже не успела испугаться, когда грубые руки вырвали её с матраса и потащили. Вспоминала, как оседал бессильно по стене Макс после удара, и его почерневшие от боли и бессилия глаза.

Где-то за её спиной пищал какой-то медицинский аппарат, звуки которого становились быстрее, набирая темп синхронно с её сердцебиением.

Когда Ева попыталась абстрагироваться от этого писклявого звука, откуда-то издалека донёсся шум. Глухие звуки ударов сопровождались яростными криками. Она не могла разобрать слов, но голос был знакомым до боли. Макс.

Он кричал так отчаянно и сильно, что у Евы сжалось сердце от жалости к нему. Ей хотелось закричать ему в ответ, сказать, что она жива, она рядом, но, несмотря на все попытки, ей не удалось издать ни звука. Голос будто бы не слушался её.

— Девчонка очнулась… Дай ей ещё снотворного, - это был уже другой, не знакомый Еве голос, хрипловатый, неприятный, совсем рядом с ней.

Она услышала приближающиеся шаги. Кто-то обхватил её снизу под локоть, и Ева почувствовала, как в вену проникает игла. Через несколько секунд сильное головокружение понесло её в водоворот беспамятства, и она отключилась.

***

Студент опустился на стул, придвинулся ближе к компьютерному столу. Перед ним лежали бумаги с формулой препарата. Он смотрел на исписанные неровным почерком листы, но ничего не видел. Перед глазами всё плыло. Ему было страшно до тошноты. Как его угораздило попасть в такую западню? Какого чёрта он согласился работать на этого маньяка Хасана?

Первым желанием было сбежать отсюда как можно дальше, но Студент знал, что скрыться будет не так просто. Хасан достанет его из-под земли, особенно сейчас, когда Студент знает слишком много.

Он нервно дернул рукой, отбрасывая от себя листы, и случайно задел мышку. Экран компьютера мелькнул в сумерках непривычно ярким светом и пискнул, пробуждаясь от спящего режима. Парень вздрогнул от неожиданности и оглянулся – дверь закрыта, в кабинете он один. Интересно, что отвлекло Хасана, что, уходя, он забыл выключить свой компьютер?

Студент осторожно взял мышку и, затаив дыхание, открыл последнюю просмотренную страницу. На экране выскочил список файлов с видеозаписями. Студент кликнул последний файл. Запись медленно прокручивалась, отсчитывая секунды. В кадре студент видел мужчину – худого, бледного. Он беспокойно метался по клетке, глядя в камеру отчаянным взглядом. Обросший, истощённый, с голым торсом в синяках и царапинах он был схож с Тарзаном. Это тот самый пленник – Макс, догадался студент. Он слышал о нём не раз, знал, что здесь совсем рядом у Хасана есть живая игрушка, но видеть его вот так воочию, пусть и на видеозаписи, видеть его глаза, полные боли... Ему стало жутко и почему-то…стыдно.

Студент включил ещё один файл. На тонком грязном матрасе, лежащем на полу, бок о бок сидели двое: тот же мужчина и девушка, которая сейчас лежала в лаборатории. Они ели, доставая куски чего-то непохожего на еду прямо из чашки руками, пачкаясь при этом находившейся в миске жижей. Следующий файл демонстрировал утренний сон пленников: они всё так же были рядом, сплетясь руками и зябко прижавшись телами друг к другу на том же матрасе, замёрзшие, измученные. Но были словно две половины единого целого. Всегда вместе, всегда рядом… Изо дня в день… А дней этих было немало, судя по количеству файлов.

Он всё просматривал и просматривал многочисленные записи, становясь невольным свидетелем чьих-то вынужденных страданий. Вид пленников был жалок, но Студент видел явное отличие в их взглядах – в них не было отчаяния, когда они были вместе.

Он никогда не верил в любовь, в искренние чувства, всегда лишь извлекая из отношений выгоду и личный интерес, и даже никогда не пытаясь открыть кому-то свою душу, своё сердце. Но наблюдая сейчас за отношениями пленников, такими бескорыстными и нежными среди чудовищных условий, он начал понимать, что ошибался. И в этот момент, в сухом его сердце что-то больно встрепенулось. Жалость и вина делили его, разрывая на части.

Всё происходящее было слишком отвратительным и пугающим своей неоправданной жестокостью. И на фоне увиденного и прочувствованного своя собственная жизнь показалась Студенту слишком никчёмной и постыдной. Ему вдруг остро захотелось открыть двери и выпустить этих двоих подобно тому, как выпускают в воздух попавших в силки птиц, но Студент осознавал невозможность осуществления данного порыва. Даже если ему какими-то неправдами и удастся вытащить ключи от подвала, от клетки, то сбежать пленники всё равно не смогут. Слишком слабые, слишком беспомощные. А охрана Хасана работала на редкость хорошо.

Парень обхватил руками голову, мысленно приказывая себе думать. Сложнейшие химические формулы, витиеватые и многим не понятные, сейчас казались ему простейшими детскими задачками по сравнению с решением сложившейся проблемы. Что может сделать он – такой же пленник, пусть и не в клетке?

Студент понимал, что спасти девушку ему не удастся. Своими собственными руками он создал орудие её убийства, поэтому прекрасно знал, как оно действует. Препарат уже у Хасана и он будет использовать его. Повлиять на ситуации он уже не сможет. Ева не умрёт сразу. Дней пять у неё точно есть. Но если перестать колоть ей это снотворное, то она будет в сознании перед смертью. И возможно…

***

Хасан вальяжно подошёл к столу и дотронулся до тонкой бледной руки, на сгибе локтя которой виднелся неприятного вида кровоподтек. Девчонка была без сознания. Её грудь, едва прикрытая тонкой тканью рубашки, чуть заметно поднималась и опускалась, совершая размеренные неторопливые движения. Растрёпанные белокурые волосы были хаотично раскинуты по кушетке, к которой она была пристёгнута кожаными ремнями за запястья. Аппарат за ней издавал характерные звуки, показывая её размеренный пульс.

— Тебе страшно? – Хасан наклонился к Еве, его губы почти касались её, – Знаю, что страшно… Но ты молодец… Ты сильная девочка. – он убрал светлую прядь волос с её лица. - И ты очень красивая. Особенно, когда спишь… Жалко будет с тобой расставаться.

Дверь скрипнула, и в лабораторию вошёл Студент. Он испуганно дёрнулся, увидев Хасана, стоящего рядом с Евой, и застыл в дверном проёме.

— Уже?

Хасану показалось, что голос Студента дрогнул. Он вообще был какой-то странный все последние дни. Почти ни с кем не разговаривал, ходил хмурый и задумчивый. Хасану даже пришлось несколько дней назад напомнить ему о его долге, чтобы Студент не пошёл на попятную.

— Нет, сейчас рано! Подождём немножко. Он ещё не достаточно соскучился, - Хасан усмехнулся и отпустил руку Евы.

— Ты видел, что с ним происходит? Он не ест, не спит, он все руки разбил о решётку.

— Видел. И это хорошо… Мне нравится, когда он страдает.

Студент стоял, опустив глаза и нервно ковыряя пол носком ботинка.

- Хасан, можно вопрос задать? Зачем тебе всё это?

— Хороший вопрос! – Хасан ехидно улыбнулся. – Ты знаешь, это своего рода эксперимент. Не подумай, что я просто садист… Нет. Мне просто всегда было интересно, что делает людей сильнее, и что ломает их. Где находится та грань, за которой человек из сильного становится безвольным, или, наоборот, из труса превращается в смельчака. И почему одни ломаются сразу, когда как другие продолжают сопротивляться.

— И ты пытаешься это выяснить с помощью Макса?

— Макс очень интересная личность. Его оказалось тяжело сломить. Мне пришлось искать много подходов. Из троих он оказался самым стойким.

— Из троих? – Студент произнёс эту фразу испуганным шёпотом, и это позабавило Хасана, - А что было с другими двумя?

— Первый сдался уже через две недели, когда захотел есть. А второй и десяти дней не продержался. Когда они начинали плакать как бабы у моих ног и умолять, они мне становились больше не интересны. А Макс держится. Что бы я не делал, он горд как лев. Он как будто смеётся надо мной. – Хасан вдруг занервничал. И от воспоминаний, нахлынувших на него и от того, что слишком откровенен со Студентом. Никогда он ещё никому не позволял быть настолько близким к его мыслям, к его внутреннему миру.