Катя выбежала в коридор и метнулась к телефону. В офисе не брали трубку. Домашний телефон тоже молчал. Катя оделась и выбежала на улицу. Она не знала, что будет делать, но сидеть и ждать больше не могла. Ей быстро удалось поймать такси, и на вопрос водителя, куда ехать, назвала адрес Шатрова, хотя собиралась отправиться прямиком в лечебный центр. Ехали быстро, но Кате показалось — прошла целая вечность, прежде чем она оказалась на лестничной площадке в доме Марата. Ей открыла его дочка. Девочка посторонилась, пропуская ее в прихожую, и по-хозяйски предложила раздеться.

— Папа поехал за вами, — спокойно сообщила она и добавила: — А вам нужно было спокойно ждать. Если папа обещал, он обязательно сделает.

И девочка достала из шкафчика две пары тапочек — свои, маленькие, и большие — отцовы. Затем она в раздумье уставилась на эти тапочки, выбирая, какую же пару лучше предложить гостье. Невозмутимость девочки подействовала на Катю благотворно. Оптимизм постепенно возвращался. Она засунула ноги в большие шлепанцы Марата и тут же удивилась, как минуту назад могла сомневаться в незыблемости мира, открытого ей Шатровым.

— Хотите чаю? — Мелодичный голос девочки совершенно ее успокоил.

Катя кивнула и прошла за Ингой на кухню. На столе были разложены краски и бумага — девочка рисовала.

— Что ты рисуешь?

— Жирафа, — отозвалась девочка, включая чайник.

Катя взяла в руки рисунок. На листе прослеживалась длинная оранжевая шея среди голубых пышных облаков.

— А живого жирафа ты видела? — спросила Катя. Когда-то она видела этих удивительных животных в переездном зоопарке и уже собиралась поделиться с девочкой воспоминаниями.

— Да, — кивнула Инга, доставая чашки и хлеб. — Я видела, когда мы с папой были в саванне.

— Где?

— В саванне. Это такое место — не пустыня, но и не лес. Там очень интересно: жирафы ходят и львы гуляют. А человеку можно только на машине.

— А еще где ты была с папой?

Девочка взглянула на Катю, как бы примеряя степень интереса постороннего человека к своей персоне, и, заметив в глазах женщины искреннюю заинтересованность, поднялась со стула.

— Идемте ко мне в комнату, я покажу фотографии.

Катя выключила чайник и проследовала за Ингой в детскую.

— Вот это мы с папой в Италии. Это Ватикан. Здесь мы голубей кормили. А это в Венеции — там кругом вода, и люди ездят не на автобусах, а на лодках.

Катя перебирала яркие снимки и чувствовала, как что-то непрошеное медленно, но неотвратимо проникает к ней в душу.

— Это мы в Греции. Это наш отель. Это я пиццу ем. В последний день взяла свою любимую пиццу, но так и не съела. А папа все время ел какие-то ужасные креветки, на них даже смотреть страшно.

— А где тебе больше понравилось? — поинтересовалась Катя.

— В Греции, — не задумываясь ответила девочка, — там в отеле большой бассейн.

Когда Катя закрыла альбом, девочка неожиданно сказала:

— А вы красивая.

Катя на секунду растерялась даже, а потом улыбнулась и ответила:

— Ты тоже.

Девочка опустила глаза и пробормотала «спасибо».

— А как дела у тебя в школе? — спросила Катя, чтобы сменить тему.

— Хорошо, — без энтузиазма откликнулась девочка.

Катя знала, что дочь Марата учится в закрытой частной школе, и ждала от девочки восторгов.

Но та остановилась на «хорошо» и дальше не распространялась.

— Наверное, у вас в школе есть бассейн, теннисный корт…

— И зимний сад, и живой уголок, — без восторгов продолжила девочка, — но я всю неделю хочу домой.

— Скучаешь по папе?

— Конечно. И еще скучаю по своей комнате, по своим куклам и компьютеру.

— Понятно…

— Папа не может забрать меня оттуда. Это самая лучшая школа — там учителя хорошие и охрана. Зато он обещал, что мы все выходные и каникулы будем проводить вместе. Поэтому он даже на Новый год гостей не приглашает. Только мы вдвоем.

И Катя поймала на себе испытующий взгляд Инги. «Она боится, что я отдалю от нее отца…» — подумала Катя и ничего не сказала. Напрасные опасения. Что она, Катя, знает о нем? Ничего, кроме того, что он в одиночку вырастил дочь. Разбился в лепешку, чтобы девочка ни в чем не нуждалась. Воспитал ее так, что она напоминает барышню из XIX века. Это говорит только об одном: он мог посочувствовать ей, Кате, матери-одиночке. Он откликнулся на ее беду, пожалел. А у нее голова закружилась. Нельзя воспринимать весь их странный роман всерьез, нельзя строить планов, это же ясно! Он даже о матери Инги ей ничего не сказал…

В прихожей тренькнул звонок.

— Это папа! — обрадовалась Инга, и не ошиблась. Шатров ворвался в квартиру как внезапный ветер — распахнул все двери, заполнил шумом прихожую, внес в комнату гамму своих ароматов и блеск черных глаз.

— Не ожидал, что ты окажешься такой беспокойной! — обжег он взглядом Катю. — Сказано тебе: сиди и жди!

Он сгреб их с Ингой в охапку и закружил по комнате:

— Собирайтесь, девчонки, карета подана!

От него исходили уверенность и сила. И все же Катя не смогла унять терзавшее ее волнение — она опасалась случайностей.

Девочка убежала одеваться, а Шатров притянул к себе Катю и взял в ладони ее лицо.

— Все будет хорошо, — проговорил он медленно. — Помни: у тебя есть я. И ничего не бойся.

Инга уже ждала их в прихожей. Она стояла в белой кроличьей шубке и держала в руках мохнатую игрушечную собаку.

— Тетя Катя, можно, я ее вашему сыну подарю?

Катя молча обняла девочку. До самого лечебного центра она больше не смогла выдавить из себя ни слова. Дальше все происходило как во сне: у ворот их встретила главный врач, провела в свой кабинет и передала Кате папку с документами.

— Ирина Львовна на больничном, поэтому вашим вопросом занимаюсь я, — пояснила она между делом.

Катя кивала. Она добросовестно пыталась вникнуть в то, что ей говорила врач, но соображала с трудом.

— Вес рекомендации я написала в карточке, — втолковывала ей врач. — Сразу, как приедете, станьте на учет в кардиологический центр. Если возникнут вопросы — телефон наш вы знаете.

Катя все еще не верила. Ей казалось — в последний момент что-то произойдет. Не хватит какой-нибудь бумажки или вернется заведующая и объявит, что передумала отдавать ей сына. Катя едва владела собой. Врач повела ее в игровую. Там, на диванчике, уже одетый в шубу и шапочку, сложив ручки в варежках на коленках, сидел ее мальчик. Рядом стоял пакет с его вещичками. Все остальное для Кати расплылось в единое пестрое пятно. В ракурсе ее зрения был он один. Она не видела, как за стеклянной дверью игровой столпились нянечки и уже шмыгают носами, как рядом с ней маячит медсестра, протягивая стакан с корвалолом, не видела она и Марата с Ингой, стоящих в дверях. Заметив Катю, мальчик поднялся и сделал несколько шагов к ней. Катя подошла и опустилась рядом с ним на корточки.

— Вот я и приехала за тобой, Шурик. — Мальчик кивнул. — Поедешь со мной?

Он закивал часто, потом оглянулся на свой пакет. Пакет пришлось подтащить к себе, потому что тот оказался слишком велик.

— А почему ты плачешь? — удивленно спросил мальчик, наблюдая, как слезы одна за другой сползают у Кати по лицу.

— Потому что я очень скучала без тебя.

— Не плачь, я же здесь, — успокоил мальчик и вытер варежкой ее щеки.

— Ну, идите, а то он вспотеет, — шепнула медсестра.

Катя поднялась, взяла у мальчика пакет и спрятала в руке его крошечную ладошку.

Провожать Шурика вышел весь персонал лечебного центра. Мальчика целовали, совали в карман конфеты, а он не мог понять одного: почему вокруг столько слез?

Шурика усадили на заднем сиденье между Катей и девочкой.

Инга протянула ему собачку, и он послушно взял, искоса глянув на девочку. Машина мчалась по заснеженной трассе, мимо проносились деревья, дома, люди. Шатров вдруг поймал себя на мысли, что смотрит на все глазами ребенка, впервые путешествующего в машине. Проносящиеся за окном сюжеты приобрели новый смысл. Шатров взглянул в зеркальце на мальчика, и сердце сжалось от непонятной тоски: мальчик сидел смирно, словно боясь сделать лишнее движение, и смотрел прямо перед собой. Лицо его не выражало никаких эмоций. Дорого Шатров заплатил бы, чтобы узнать, о чем он думает сейчас…

Не доезжая до города, Шатров повернул машину к турбазе «Рассвет».

— Куда мы едем? — поинтересовалась Катя. — Я бы хотела, чтобы ты отвез нас в общежитие. Пока мы поживем там.

— Ты что же, родителям так ничего и не сказала?

— Мы обсудим это потом, — отозвалась женщина.

Марат вздохнул:

— Ясненько… Значит, так: сейчас мы едем на дачу, там разработаем планы на будущее.

— Марат! Мы так не договаривались! — возразила Катя, но поняла, что все ее возражения напрасны: Шатров что-то задумал. Тогда она прибегла к запасному аргументу: — Я тебе не говорила, что сторож на турбазе — мой отец? Кстати, он ничего не знает ни о тебе, ни о Шурике.

Шатров посмотрел на Катю в зеркальце. Взгляд был слишком красноречив, и Катя промолчала. Сейчас лучше не возражать. В «Рассвет» так в «Рассвет».


— Ты видела его лицо в машине? — кипятился Марат, меряя шагами кухню. Разговор был не из легких. Хорошо хоть дети, утомленные дорогой, уснули. А Катя и Шатров курили в задымленной кухне и пытались найти компромисс. — Это лицо ребенка, лишенного детства! Такие лица у детей во время войны бывают. Теперь он должен получить все, а ты одна не можешь дать ему это. А вместе мы можем…

— Не дави на меня! — Катя вскочила. — Еще вчера ты речи не вел ни о чем подобном! Ты собирался подарить нам квартиру и исчезнуть из нашей жизни! А сегодня ты заявляешь, что мы должны жить вместе. И почему? Потому что ребенку не хватает эмоций?!

— Кать, а разве этого мало? Разве тебе незнакомы подобные потрясения? Да, его поведение потрясло меня настолько, что я захотел его усыновить. Что в этом предосудительного?