— Интересно…

— А ты не знала? — оживился Кириллов. — А как же иначе? Они же несовершеннолетние. И у них, кроме матери, есть еще родной отец. Вот не соглашусь, чтобы дети эмигрировали, — и плакала твоя Америка!

Вывалив на Дашу свой главный козырь, Кириллов уставился на нее в ожидании. Он был доволен собой.

— А за квартиру, значит, дашь согласие? — уточнила Даша.

— Без проблем, — подтвердил Кириллов.

Даша удовлетворенно кивнула. Все в ней улеглось и затихло перед бурей. Она вышла из-за гладильной доски и выключила телевизор.

— Конечно, я увезу детей отсюда, если нас позовет Филипп. — Даша начала тихо, но в ее тоне скользнуло что-то угрожающее, и Кириллов с опаской присматривался к ней. — Сам посуди: тут женщине замуж выйти не за кого. Лучших парней моего поколения перебили в Афганистане. Остались полумерки вроде тебя, и на том спасибо.

Кириллов дернулся было, оскорбленный «полумер-ком», но Даша взглядом посадила его на место.

— Анькиных потенциальных женихов сейчас косит в Чечне как траву. Остаются наркоши да больные. Не сомневайся, Кириллов, если я захочу, я уеду. И ты мне не помешаешь. Попробуй только. Ты четыре года не платишь алиментов и не помогаешь мне растить детей. Ты считаешься у нас без вести пропавшим.

Даша передохнула.

— Я узнавала у юриста, — соврала она, — если ты заявишь свой протест, я вправе взыскать с тебя алименты за четыре года плюс моральный ущерб нам троим. Дорого тебе обойдется наша квартира. А теперь уматывай.

Даша держала в руках утюг. Это был старый утюг, советский, нагревался и остывал медленно и был гораздо тяжелее современных «тефалей». Кириллов шустро ретировался в прихожую.

— С ней по-хорошему, — бормотал он, пытаясь попасть рукой в рукав куртки. — А она как ненормальная. Приперся как дурак — с тортом, а она…

Кириллов, не прощаясь, выскользнул за дверь, щелкнув замком.

Даша включила свет в прихожей и сразу же в зеркале увидела себя — растрепанную, с пунцовыми щеками и с утюгом в руках. Она улыбнулась своему воинственному отражению и тут же в страхе замерла: дверь ванной звучно заскрипела, а поскольку в доме не было кошек, Дашу с головы до пят обварило внезапным страхом. Но через секунду гамма чувств принял; другой оттенок. Из ванной тихонько выскользнула Аня и остановилась перед матерью.

— Ты давно здесь? — поинтересовалась мать.

— Я все слышала.

Даша вздохнула. В конце концов, Анька становится взрослой, пусть делает собственные выводы. Но тут же усомнилась в этой мысли.

— Мам, а он что, нас совсем-совсем не любит? — несчастным голосом спросила Аня. Даша притянула ее к себе.

— Любит, Ань. Любит. Просто он на время забыл об этом. Как ослеп.

— И он об этом когда-нибудь вспомнит?

Даша закивала, хотя ее кивков дочь не могла видеть. Но Даша знала, что Анька должна почувствовать ее кивки. Сейчас они были как одно целое и предельно остро чувствовали друг друга.

— Жизнь, она ему напомнит. Жизнь, она, Ань, ни про кого не забудет. Все расставит по местам. Главное, чтобы ты не забыла тех, кого любишь.

Даше трудно давались слова. Анька шмыгнула носом.

— Я всех-всех люблю, мам. И бабушку с дедом, и Катю, и Витальку, и тебя. И папу.

— Вот и хорошо, вот и хорошо.

Даша раскачивалась вместе с Аней, словно стремилась укачать ее как маленькую.

— Мам, а мы правда уедем в Америку?

— Глупости. Конечно, нет.

— А если все же уедем… Мам, ты оставь папке квартиру. У него сынок маленький, Коля. Я его видела, он на обезьянку похож. Пусть он в моей комнате живет.

Глава 18

Он позвонил ей через неделю. Голос по телефону казался усталым.

— Катя, с твоим сыном все в порядке. Скоро ты сможешь забрать его совсем.

В ответ она не смогла произнести ни слова — у нее пересохло во рту.

— Ты слышишь меня? — спросил Шатров.

— Да, да! — крикнула она в трубку торопливо, и он понял, почему она молчала.

— Не надо так волноваться, Катя, все будет хорошо. Ей показалось, что он говорит с ней сухо и даже официально. Она испугалась, что он положит трубку.

— Марат! — крикнула она, хотя слышимость была прекрасная. — Марат, что я могу для тебя сделать?

В трубке молчание. Катя уже ожидала, что он скажет что-нибудь резкое. Ведь они так плохо расстались прошлый раз. Но она ошиблась.

— У моего друга день рождения. В связи с этим событием у меня небольшая проблема, и ты действительно можешь помочь. Ты могла бы поехать со мной к нему на дачу? Если, конечно, тебе это не…

— Я поеду! — не дослушав, ответила она. — Когда?

— Завтра. Я заеду за тобой в пять часов.

— Я буду ждать!

Но он уже не слышал — он положил трубку.

В пять ровно он был у нее в общежитии. На нем были яркая лыжная куртка и джинсы. Он деловито заглянул в ее сумку.

— Платье возьми, в котором была в ресторане.

— У меня и другое есть!

— Возьми именно это. И теплую одежду. Возможно, Илья организует лыжную пробежку — от него всего можно ожидать, бывший тренер.

— Лыжи брать?

— Лыжи там есть. И сними дубленку — в куртке удобнее.

Катя послушно сняла дубленку и набросила куртку.

Марат окинул ее оценивающим взглядом. Взял с полки голубой шарф и повязал ей на шею. Кате показалось — он намеренно не смотрит ей в глаза. Он протянул руку, расправляя ей шарф, словно художник, делая последний мазок, но как только встретился с ней взглядом, быстро убрал руки, подхватил ее сумку и вышел из комнаты.

В машине он сразу включил музыку, и они долго молчали.

— Катя, у меня к тебе просьба, — наконец сказал он.

Она отчего-то облегченно вздохнула.

— Конечно, говори. Я понимаю, что ты меня не просто так к своим друзьям позвал.

— Ты правильно поняла, — кивнул он, — мне нужна твоя помощь.

— Я вся — внимание.

— Там соберется теплая компания, все друг друга знают не первый год. Илья — мой друг и партнер по бизнесу. Так вот, там будет одна дама, которая питает в отношении меня ложные надежды. Понимаешь?

— Еще бы.

— Мы много лет дружим, у нее муж прекрасный, и мне бы не хотелось…

— Я все поняла, — перебила Катя, — я должна сыграть твою женщину. Чтобы кое у кого не осталось ложных надежд.

— Молодчина, уловила с полуслова.

— Но что я должна делать?

— Импровизировать. Я тебе подскажу. Только очень тебя прошу: не говори никому, как ты мне благодарна и тому подобное…

— Я это уже усвоила. Больше ни одного «спасибо» ты от меня не дождешься.

Шатров улыбнулся.

— А зачем серое платье?

— Ты в нем великолепна.


На дачу они приехали в сумерках. Сквозь кружево веток Катя разглядела большой деревянный дом в два этажа. Свет в окнах манил теплом. Вся компания оказалась в сборе. Едва они переступили порог — поднялся вопль, с которым, похоже, встречали каждого прибывшего. Марата тут же утащили наверх, а Катя оказалась на кухне с хозяйкой дома, Ларисой. Улыбчивая блондинка Лариса, подстриженная под цыпленка — перышками, сразу Кате понравилась.

— Мы с тобой в сценарии не участвуем, и слава Богу. Хоть одна помощница у меня появилась, — защебетала Лариса.

— Илья — твой муж?

Лариса весело закивала.

— Они для него что-то затеяли, теперь весь вечер будут репетировать. Это уж традиция. Вот тебе миксер, нужно взбить крем.

Катя с радостью принялась за дело. Лариса ни о чем не расспрашивала, и разговор у них шел самый непринужденный. Репетиция переместилась в гостиную, и теперь Кате было всех отлично видно.

— Я тебе всех сейчас представлю заочно. Это они решили на месте порепетировать, пока Илья готовит сауну.

— Вот тот высокий блондин — Андронов, узнаешь?

— Актер! — воскликнула Катя. — Я его в театре видела.

— Он самый. Брюнетка — кажется, Неля — это его дама сегодня. Он к нам каждый раз с новой дамой приезжает. Балагур ужасный. А женщина в зеленом — Вика. Бизнесвумен. Деловая женщина. Предприниматель. Ее муж — архитектор. Он сейчас в Москве.

Катя остановила внимание на Вике. Кажется, Марат именно ее имел в виду. Симпатичная. Модельная стрижка, безупречный макияж.

Кате становилось интересно. Лариса продолжала:

— Вот этот мужчина в очках — Антон. Профессор. В синем — его жена Марина.

— А кудрявый черненький?

— О, это наш музыкант Володя. А маленькая женщина — его жена Лена. Запомнила?

— Кажется, да.

Лариса подвинула гостье грецкие орехи.

— Раскроши это. Будем торт посыпать.

Когда пришел именинник и Катя с Ларисой вошли в гостиную с готовым тортом, на них обрушилась барабанная дробь, звуки какой-то трубы (должно быть, она пробовала имитировать горн) — и вся компания, облаченная в пионерские галстуки, строем двинулась по гостиной. Потом читали монтаж, в котором превозносились все достоинства именинника. Как оказалось, в пятом классе он за что-то был исключен из пионеров. В знак полной реабилитации ему повязали пионерский галстук. Так, в галстуке, он и уселся за праздничный стол.

За столом Катя оказалась между актером и профессором. Актер шутил, профессор ухаживал за ней — подкладывал на тарелку салаты и следил, чтобы Катина рюмка не пустовала. Шатров сидел по правую руку от именинника — исполнял роль тамады: говорил тосты, рассказывал забавные истории из жизни Ильи. Изредка он посылал длинные пронзительные взгляды Кате, и она торопливо отвечала улыбкой. Насколько она поняла, делалось это исключительно для Вики, которая действительно глаз не сводила с нее и с Шатрова. Причем сидела Вика прямо напротив Кати, и когда наблюдала за Катей, это было со стороны незаметно. Но на Шатрова ей приходилось разворачиваться всем корпусом, поэтому она вскоре просто повернула свой стул и уселась вполоборота, почти лицом к имениннику. Кто-то включил музыку, и начались танцы. Катю подхватил актер.