- Что я такого сделала?

- Бог мой, конфуз-то какой! - Ирина Михайловна покраснела.

- Ты же занимаешься сексом. - Кристина впервые посмотрела матери в глаза.

- ... Я?!!

- Почему же меня никто не хочет?

- Доча-доча! Для начала, ты несовершеннолетняя.

- Мне шестнадцать.

- До совершеннолетия тебе жить два года.

- Два года?! Я скорее сдохну. Ты что!

- Кристина! Мне не терпится узнать, кто тебя научил предлагать... это каждому встречному?

- Девид Рейбен.

- Не поняла… А кто-кто?

- Вон лежит. - Кристина кивнула на подоконник. – Все, что мы хотим узнать о сексе, но стесняемся спросить. Я прочитала, можешь взять, не стесняйся.

Мама подошла к окну, подняла книгу двумя пальцами, будто дохлого мышонка:

- Ах, вот оно что... Господи, срам-то какой! - Теперь понятно, почему Лев... Ха-ха! Лев Алексеевич на ушах стоял. - Полистав страницы, она опустила книжку на место. - Кристинка, запомни: даже совершеннолетние не занимаются этим с каждым встречным. Мы же не мухи, в конце концов! Для того чтобы это делать, следует полюбить. - По чопорному тону, с которым Ирина Михайловна произносила «это делать», можно было догадаться, что с «этим» у нее глухо.

- Я люблю, - вздохнула Кристина.

- Льва Алексеевича?

- Нет, конечно. Лев Алексеевич прикольный. И, мама, он меня хотел!

- Откуда ты знаешь? – насторожилась Ирина Михайловна.

- Когда он меня трогает, меня трясти начинает, - оргазм по всем статьям.

- Просто ты излишне чувствительная, у тебя всегда была повышенная чувствительность.

- И что теперь, мне нельзя заниматься сексом?

- Если со временем вы хорошо узнаете друг друга, если у вас появятся общие интересы, вы будете проводить вместе много времени…

- Ты говоришь как синий чулок.

- Но у людей не принято…

- А где ты видишь людей? Мама, мне шестнадцать, я выросла, я люблю…

- Доча, послушай меня!

- Мне ни фига нельзя. У меня ноги как у куклы. Я ни черта не умею. Я говорю не так, все делаю не так, хожу не так, смеюсь не так! На что я похожа?!

- Доченька! - испугалась Ирина Михайловна.

- Люди ходят на двух ногах, целуются стоя, занимаются сексом, людей хотят. А тут появился вдруг первый человек, который меня хочет…

- Успокойся, умоляю тебя! - Крепко обвив дочурку рукой, мать прижала ее к себе. - Поплачь, Кристинка! Ну, пожалуйста, поплачь.

Кристину только тряхнуло изнутри, и ни одной живой слезинки.

- Я не умею. Ничего не умею. Я не хочу быть как люди, не потому что не хочу, а потому что я не как люди! Вот и все! Все!! - Она стала задыхаться. - Не хочу и все! Я русалка!

- Русалка, а как же, - с тихим ужасом согласилась Ирина Михайловна.

- Я хочу домой, - пробубнила Кристина в материнский живот.

- Домой, конечно...

- Или я задохнусь. - Ее плечи подпрыгнули, словно кто-то ударил ее по спине. - Мне холодно. Я хочу любить!

- Любить, а как же, конечно, любить...



Кристина успокоилась так же внезапно, как сорвалась. Словно ничего не было. Уже через пятнадцать минут они с матерью сидели на кухне и пили чай с шведскими шоколадными конфетами.

- Никак, Вова объявился? - догадалась Ирина Михайловна.

Кристина кивнула.

- Ты принесла ему мои извинения?

- Да. Но он все равно боится.

- Меня? - Мама улыбнулась.

- Черт его знает. Зашуганный какой-то. Не знаю.

- После него ты стала такой?

- Какой?

- Агрессивной. Он тебя не обидел?

- С чего он меня будет обижать? Скорее, это я его разочаровала, блин.

- Ты и ему предлагала... это. - Мать уже ничему не удивлялась.

- Мы успели только поцеловаться. Потом он сбежал.

- Слава Богу. - Ты знаешь его положение? Знаешь, что у него серьезные проблемы с крышей, например?

- У меня тоже с крышей проблемы.

- Над нами-то как раз крыша не течет.

Кристина постучала пальцем по голове.

- С этой крышей у тебя всё у тебя в порядке. Я о другой крыше. Жить ему негде, вот что значит крыша.

- Вовке? Где же он спит?

- Насколько мне известно, в своем театре. Где играет, там и спит.

- Откуда, ты знаешь?

- Я много что знаю. Поэтому я хочу сказать... Но это только между нами, давай договоримся?

- Давай. - Кристину вдруг наэлектризовало, даже ноги приподнялись от напряжения. Она поняла, что матушка решила сообщить ей нечто потрясающее.

- Не говори ему того, что я тебе сейчас скажу, не попадай лишний раз впросак.

- О'кей.

- Если б Вова какое-то время пожил у нас, я бы не имела ничего против.



...Озираясь по сторонам, Вова поднялся на второй этаж, нерешительно потоптался возле двери, опустил вазу с цветами на каменный пол лестничного пролета, привел букет в порядок и, нажав кнопку звонка, стрелой помчался вниз.

Тяжело дыша, он прислонился под лестницей к стене, как лазутчик в тылу противника.

Наверху щелкнул замок. Открылась дверь.

- Кто здесь? - спросил голос Ирины Михайловны.

Тишина. Вова не обронил ни звука. Вопросов больше не прозвучало. А спустя несколько секунд, дверь захлопнулась.

Покинув укрытие, Вова на цыпочках вышел из подъезда дома на Гагаринскую улицу и быстрыми шагами отправился, куда глаза глядят. Глаза глядели под ноги. Он ни разу не обернулся.



... Мать удивленно поставила букет на стол.

- Что это? - Кристина потрогала пальцем бутон.

- Цветы.

- Вижу, что цветы. Кто принес?

- Понятия не имею. Надо же, розы! Такого еще не бывало: стоят перед дверью…

Ирина Михайловна выглядела растерянной. Но ей было приятно. Повеяло ароматом французских фильмов шестидесятых годов, романтикой, поэзией... Кристина жадно и самозабвенно вдыхала новый запах, пока от избытка кислорода не закружилась голова:

- После роз трудно дышать обычным воздухом, да? По-моему, у меня опять плавятся предохранители. Тебе не трудно?

- Я привыкла, - ответила мама. - Я люблю розы.

- Мне казалось, цветы вообще не пахнут, когда им хорошо. - Подвинув вазу поближе, Кристина губами коснулась лепестков. Однако тут же одернулась: - Они не хотят, чтобы их трогали?

- Цветы этого не любят, - кивнула мать.

- Слышишь? - Кристина обратилась в само внимание.

- Что?

- Они говорят.

- Кристинка!

- Тсс! Они говорят о смерти. Неужели, не слышишь?

- Ох, доча... - Мать тревожно покачала головой. - Нельзя же, в самом деле...

- Тише! Они плачут. Они не говорят - они плачут, мам! Что с ними сделали?

Ирина Михайловна перевела очумевший взгляд с дочери на бледно-розовые бутоны: цветы как цветы.

- Я буду за ними ухаживать. - Дочь едва дышала: - Они говорят, что скоро умрут… Я не хочу, чтобы они умирали. А где их корни? У цветов должны быть корни.

- Некоторые цветы срезают с куста, чтобы...

- Срезают?! Зачем?

Кристина посмотрела на онемевшую мать, потом на обрубки цветов, и снова на мать:

- Кто срезает?

- Ну, чтобы…

Воцарилась страшная пауза.

- Их принесли мне, - прошептала Кристина, холодея, - Оттуда…

Забыв, о чем идет речь, Ирина Михайловна приподнялась, да так и замерла между встать и сесть. Два ледяных хрусталика, два лотоса из далекой глубины неведомого мира, заморозили ее сильную волю. С приоткрытым ртом мама медленно осела на стул.

- Оттуда, - с ужасом повторила Кристина, выпустив вазу из рук.

Она забралась на костыли и, оставив остекленевшую родительницу сидеть один на один с букетом, поплыла в коридор. Причалив между гостиной и своей комнатой, Кристина навалилась на стену. Согнулась и опустила голову на грудь. Она слышала, как заплакала мать, потом как она подошла к ней и остановилась в двух шагах, не решаясь сократить дистанцию.

- Не помню, когда в последний раз ревела, - призналась Ирина Михайловна.

- Это я виновата.

- Ты тут не при чем. Тебя можно... можно хотя бы обнять?

- Обними.

- Ну вот, - Мать неуверенно привлекла дочку к себе. - Так же нельзя. Только что ты смотрела таким взглядом... Так нельзя.

- А как?

- Я уже ничего не понимаю. Ты хоть раз плакала, после того, как с тобой это случилось?

- Нет… Наверно, я забыла. Да и не хочу.

- А мне кажется, хочешь.

- Посмотри на себя.

- Страшная?

- Ну. Лучше б не ревела. Можно тебя кое о чем попросить? - Кристина зашевелилась в заботливых объятиях мамы.

- Конечно.

- Не обидишься?

- Нет.

- Если ты не отпустишь мою голову, я грохнусь.

Ирина Михайловна разжала крепкие материнские объятия.

Кристина с облегчением перевела дух и отправилась в свою комнату:

- Идем, я тебе что-то покажу.

Они подошли к столу, на котором лежал нарисованный мраморный мальчик.

- Нравится?

- Надо же! - На щеках матери еще блестели слезы, а глаза уже засияли от восторга. - Это ты нарисовала?!

- Ага.

- Насколько я разбираюсь, это здорово! - Она с изумлением уставилась на дочь. - Когда ты научилась рисовать?

- Сегодня. Мраморный мальчик. Классно? Грустный и задумчивый. Смотри: морские цветы, океан... Знаешь сколько лет этим цветам?

Ирина Михайловна пожала плечами.

- Четыреста лет!

- Да что ты!

- Да, да, да! Потому что у них есть корни. Морские розы никогда не умирают - одни бутоны засыпают, другие просыпаются. И никому не приходит в голову их срезать.

- Да у тебя талант! - продолжала восхищаться мама.